— Так ты покажешь мне казнь?

Он поморщился.

— Сам сказал, я могу просить, о чём захочу, — напомнила она.

— Ну, я думал, ты что-нибудь из тряпок попросишь. Или поганое ведро другое.

Магда хотела возразить, но Яков примирительно хлопнул её по ягодице и сказал:

— Ладно, ладно. Пообещал, сделаю.

Она подавила торжествующую улыбку.

Затем он ушёл, остаив лампу и, заверив, что придёт за Магдой перед началом казни. Она осталась ждать. Сама толком не знала, зачем хочет туда пойти. Никогда прежде её не интересовали подобные зрелища. Но сейчас Магде было необходимо ещё раз увидеть того мокрозява. Просто увидеть и… если удастся, подать ему знак. Ведь это наверняка очень страшно идти на казнь. Может, если он будет знать, что кто-то в толпе думает о нём… каждый день думает, и по ночам, и когда с другим… Может, ему станет от этого легче?

Шло время, в лампе почти догорел фитиль; умирая, пламя дрожало и корчилось в агонии. Магде казалось, что сверху доносятся голоса, хоть она и понимала, что даже если там шумно, ей под землёй не может быть этого слышно. Особенно же её беспокоило отсутствие Якова. Где он? Неужели забыл?! Она поднималась, взволнованно ходила по камере, вновь садилась. Несколько раз ей казалось, будто за дверью раздаются его шаги, и Магда вскидывалась, но то оказывался слуховой обман…

Лампа давно погасла, камера погрузилась во мрак. Обхватив себя за плечи, Магда сидела на примятом пучке соломы и, раскачиваясь из стороны в сторону, повторяла:

— Обманул-обманул-обманул.

В груди жгло от ярости и невыплаканных слёз.

— Обманул-обманул-обманул…

За дверью раздались шаги. Магда перестала раскачиваться, прислушалась. Опять показалось? Кто-то вставил в скважину ключ, провернул. Быстро, уверенно. Она торопливо поднялась, наступила на подол собственного платья, тихо треснули рвущиеся нитки, но Магда не обратила на такую мелочь внимания. Дверь открылась, и в комнату ворвался Яков. От горящего в руке факела лицо его казалось красным, взгляд блуждающий, растерянный.

— Начинается? Идём? — неуверенно спросила Магда, видя: что-то здесь не так.

— Что начинается? — спросил он.

— Казнь.

— А… Идём, нужна твоя помощь.

Магда отступила:

— Моя помощь?!

Он подошёл, схватил её за руку, выволок в коридор, громко шепча на ходу:

— Некогда рассусоливать. Может быть поздно.

— Так казнь была или нет? — спросила Магда, безуспешно пытаясь идти с ним в ногу.

— Была, конечно. Что они же до завтра ждать будут?

Она остановилась, но Яков дёрнул за руку, так что Магда едва не упала. Пришлось идти дальше.

— Но ты обещал, что отведёшь меня посмотреть! — воскликнула она.

— Не получилось. Хранители весь двор оцепили, куда ещё тебя тащить? Я, Машуня, жить хочу, а не гореть вместе с этими у столбов.

Они прошли весь коридор, стали подниматься по высокой узкой лестнице. Магда не понимала: если всё закончилось, куда страж её ведёт?

— Кому нужна моя помощь? — спросила она, задыхаясь от быстрого шага. Дни голода не прошли даром.

Яков посмотрел на неё через плечо и торопливо заговорил:

— На казни анекдот случился. Только мокрозяв вывели, к столбам привязали, и вдруг во двор с Площади залетела белая птица. Сегодя же День Благодарения, на площади тоже казнь была. Но птица там никого не выбрала, чтобы помиловать. Прямиком к нам, во двор Башни прилетела и села на плечо к главарю бунтовщиков.

Магда споткнулась.

— Не падай, Машка. Слухай дальше: неразбериха началась полная. С одной стороны, нужно чтить выбор Праматери, с другой, мокрозявы не считаются азарцами! А значит, как его помиловать? Все, естессно, растерялись, стоят, как балбесы, не знают, что с мокрозявом делать. Великий Хранитель как раз руку поднял, чтобы дать палачу отмашку поджигать хворост. Да так с поднятой рукой и замер, — Яков визгливо рассмеялся. — А птичка сидит себе спокойно на плече у мокрозява и чистит перья.

— А мокрозяв что?

— Ничего. Его уже из Башни вытащили волоком полуживого. Он даже в себя не пришёл.

— Так его сожгли или нет? — спросила Магда срывающимся голосом. Сердце подсказывало, что речь идёт о том самом мокрозяве.

— Нет, — ответил Яков. — Великий Хранитель рассудил так: не исполнить выбор Праматери нельзя. А этот мокрозяв всё равно скоро умрет. Так что, отвязали его от столба и уволокли обратно в Башню.

— А остальных?

— Сожгли, конечно, они же бунтовщики.

Он замолчал.

— Так в чём моя помощь нужна? — напомнила Магда.

Он пугливо огляделся по сторонам и шёпотом сказал:

— Мне видение было. Ферштейн? Праматерь видел, совсем как тебя сейчас. Она сказала мне: «Яков, иди и помоги мокрозяву, которого я выбрала. Он не должен умереть, однажды он спасёт Азар». «Как я могу помочь?» — спросил я. «Иди за травницей Магдой и отведи её к мокрозяву. Пусть она его вылечит».

Магда молчала, поражённая. Сначала чудесное спасение мокрозява, теперь ещё невероятнее: видение, в котором Праматерь направила Якова к ней.

— Как выглядит Праматерь? — спросила она.

Он хмыкнул:

— Сложно сказать. Росточка небольшого — это точно. И голос молодой. А на лицо и фигуру я не разглядел: очень уж света от неё много. Как от прожектора, — он потащил Магду дальше по коридору.

— Ты уверен, что она сказала привести меня?! Может, речь шла о ком-то другом?

— Ты у нас тут одна травница Магда. Значит, тебя.

Её охватила неуверенность. Всё так внезапно и неожиданно… Вылечит… А если не сможет? Впрочем, раз Праматерь сказала…

Они свернули в небольшой закуток, где была только одна дверь. Увидев, что она приоткрыта, и в коридор падает дрожащий тусклый свет, Яков воскликнул:

— Твою мать! Неужели опоздали?

Выпустил руку Магды и рванул в камеру, на ходу отстёгивая палку. Магда следом. Забежав, огляделась: они оказались камере, меньше, чем её; у стены лежал человек, над ним стоял страж Хайп. Он занёс над несчастным молот с длинной ручкой, каким убивают животных на скотобойне. Ворвавшись, Яков налетел на Хайпа всем телом, и они вместе упали на пол. Молот откатился к ногам Магды. Не раздумывая, она пнула его за дверь.

— Ты что, ополоумел? — недоумённо спросил Хайп у Якова, сев на полу и потирая ушибленный при падении бок.

— Оставь его! — Яков кивнул на лежащего у стены человека.

Магда тоже посмотрела в ту сторону, но признать в зверски избитом скелете мокрозява, вступившегося за неё в коридоре, не смогла. Хоть и очень хотела.

— Чё происходит-то? — спросил Хайп, поднимаясь и переводя тяжёлый взгляд с Якова на Магду.

— Он должен жить, его выбрала сама Праматерь, — ответил Яков, встав между ним и мокрозявом.

— Брехня. Птица сошла с ума и всё попутала. Он не азарец, а обычный мокрозяв, и Птица не должна была выбрать его.

— Но выбрала. И все должны подчиниться её воле.

— Клал я на её волю! Он должен был сегодня сдохнуть, и он сдохнет.

Низко опустив голову, Хайп бросился на Якова. Внезапно из палки Якова вырвался пучок света. Такого яркого, что Магда отвернулась. Хайп издал нечеловеческий вопль, упал на колени, закрыв лицо руками. По его щекам потекла кровь.

— Ааа! Мои глаза! — орал он.

Яков выронил палку, с ужасом глядя на Хайпа. Тот катался по полу, вопя от боли. Когда он, наконец, отнял руки от лица, Магда схватилась за висящий на груди амулет Праматери: вместо глаз у Хайпа были две кровоточащие раны. Продолжая вопить, он поднялся на ноги и, натыкаясь на стены, побрёл сам не зная куда. Врезался в косяк, отступил, вышел из камеры и скрылся в коридоре.

— Помогите! — кричал он. — Господин Тиред! Кто-нибудь! А-а-а! Помогите!

Магда и Яков переглянулись, одновременно перевели взгляды на лежащую на полу палку. Совершенно обычную…

— Ты тоже это видела? — шёпотом спросил Яков.

Магда кивнула.

— Значит, не один я тут с ума сошёл, — он хрюкнул, что должно было означать смех.

— Похоже, Хайпа прислал господин Тиред, — тихо сказала Магда. — Как думаешь, он ещё кого-нибудь пришлёт?