- Отдыхать?! - брови мужа уползли на встречу с волосами. - Ты другое обещала…

- Ну-у-у, так ты же уже сухой…

- Да не вопрос!

Марья еще раз убедилась, что Кианг сумеет принять новые для себя реалии так же легко, как перенимает новый лексикон и манеру речи.

Гостей этим вечером не случилось, как и важных разговоров за ужином. Марья и Кианг первыми встали из-за стола, пожелали всем спокойной ночи и рванули к себе. Уже шагнув наружу, Марья услышала сочащуюся ядом реплику Ника.

- И когда этот сиропный месяц закончится?

Она остановилась, шагнула назад:

- Ло, у тебя есть пробирочка, такая, чтобы плотно закрывалась?

- Найду, - командир удивленно приподнял бровь.

- Дай ее Нику, пусть туда яд сцедит, - хмыкнула и пояснила, - чтобы у нас алиби было, что он сам от своего яда загнулся, а не мы его на ноль помножили… А может он его туда насобирает в товарных количествах и разбогабеет, редкий же яд, дорого поди стоит!

Развернулась и убежала вслед за мужем, который остановился у лестнички в фургон, вдруг обнаружив, что жена застряла в палатке. Она уже не слышала, как Гари устало спросил:

- Ник, ты когда прекратишь козлить?

А тот, не отвечая, осмотрел всех взглядом принца крови, встал и тоже ушел.

- Вот раскланивался я с ним на раутах издали, больше тридцати лет, - прищурил глаза Оле, - а теперь и вообще нафиг!

Эни и Дени переглянулись, синхронно вздохнули, не став озвучивать свои мысли по поводу дядюшки.

А тот, вылетев во двор, остановился, подставив лицо ленивому дождику. Он злился, злился на всех, и больше всего на Ло и Джонатана, возглавляющих эту шарашку. Если руководство ведет себя, как дети в лагере отдыха, то все остальные радостно бегут следом. Купания, ловля форели, дурацкие киносеансы, свадьбы, учения, перед индейцами распушили хвосты. Да ладно бы перед ними, но этот австриец… Они что, не понимают, что он опасен?! Слава всем богам Вселенной, что перестал ходить, почувствовал, что ему слегка не рады и задрал свой снобистский нос. А Марья со своим китайцем?! Улыбка шальная, глаза горят, только что не ходят, держась за ручки. Эмоциями фонтанирует, на муженька елей льет, мало того, от китайца тем же прет! А для него, Ника, только равнодушная брезгливость, даже раздражение исчезло. Откуда в ней столько стервозности появилось? Он совсем не хотел вспоминать, что его маменька одной из первых занялась «перевоспитанием» веселой девчонки в эту веселую стерву. Хотя, иногда очень злую стерву. Племянники? С ними никогда не были близки. Пока они были детьми, виделись очень редко, на людных мероприятиях, от которых старшая сестра уж никак не могла увернуться. Малышня ему была не интересна. То недолгое время, когда, поступив в академию, они жили в их доме, отношения оставались вежливо-деловыми. Тем более, что матушка с прямолинейностью тяжелого танка попыталась перекроить внуков по собственным стандартам. Задушив их «заботой» тотального контроля, не учитывая, что воспитывались они совсем в другой семейной атмосфере, самоуверенно считая семнадцатилетних «детей» податливым материалом для лепки. Всё закончилось очень неожиданно для матушки - скандалом и уходом строптивых внуков на житие в студенческий городок. В их комнате осталось все, что дарила, естественно, на свой вкус, бабушка, и не осталось ни одной вещи, принадлежащей им лично. Даже завалявшегося грязного носка. Матушка пришла в ярость и попробовала качать права, силком вернуть двойняшек. Но на ее требование выселить их из общежития, получила официальный отказ, в котором сухим канцеляритом объяснялось, что она не является опекуном данных курсантов. Вышеназванные курсанты проживают в оплачиваемом их родителями блоке, с родительского же письменного разрешения. И в случае дальнейших необоснованных требований администрация передаст дело в ювенальную опеку. И уже данный орган будет разбираться, насколько оправданна такая странная настойчивость. Скандал матушке был не нужен и она, чуть не лопнув от злости, отступила. Правда, попробовала надавить на дочь, но получила только смех в лицо и игнор по связи. После этого матушка разбушевалась так, что на следующий день вся прислуга, включая охранника и садовника, уволилась по собственному желанию. Как матушке аукнется отправка комплекта родни в этот заброс, еще неясно, но на волне контакта, может, и прокатит.

Из палатки расходились молча, настроение Ник сумел подпортить, хотя Невс порадовал завтрашним изменением погоды. Дождь заканчивался!

- И-унтересно, Федор переживет, когда уви-удит, что кусок аре-уны в дрова разбило?- спросил он у летяги, уютно сопящей у него под боком в коробке. - Нужно до-ука с утра преду-упредить.

Оле никак не мог заснуть. Перевернулся с боку на бок, потом лег на спину и закинул руки за голову, но и любимая поза не помогла. Хотя самая любимая, в обнимку с женой, сейчас была недоступна. Он встал, прошел к двери и завис в проеме, откинув занавеску. Прислушался, где-то, звонко шлепаясь, срывались капли. Дождя уже не было, туча уползала, сдергивая со звезд свой черный занавес. Небо вызвездило так, как будто и его хорошенько промыло ливнями.

- Невс, - тихо позвал швед по связи.

- Шо-у-у? - ответили ему, смачно при этом зевнув.

- Ник спит?

- Не-ут. До ветру ходи-ул, в лужу влез. Злой сидит…

- Спасибо, солнышко! - грустно улыбнулся в темноте Оле. Все уже слабо представляли, как будут обходиться без этого рыжего чудовища.

И никто не видел вытянутой морды Невса, с круглыми от изумления глазами и не слышал его бормотания:

- Солнышко? Это о-ун о ком? - Невс попер лапой щеку. - Это я-у, что ли, со-улнышко?!!! А о-ун точно здоров?! Надо до-уку сказать…

Оле, даже не подозревая, в какой ступор вогнал бедного кота своей благодарностью, спустился по ступенькам и пошел в гости. Хотя понимал, вряд ли ему будут рады. Стучаться не стал, просто пошаркал ногами о тряпку у входа, нашел рукой спинку стула и сел. Реакции Ника долго ждать не пришлось:

- Чего надо?

- Ничего. Нам от тебя ничего не надо, - вздохнул Оле. - Ник, вернемся домой, можешь в отчетах писать все, что хочешь и куда хочешь. Хоть начальству, хоть в Гаагу, хоть в лигу сексуальных меньшинств! Здесь и сейчас постарайся утихнуть и не отсвечивать. Если ты не понял, то я тебе прямо говорю - ты всех достал окончательно.

- А если нет? - с ехидством поинтересовался Ник.

- Тебе слово нейролептики знакомо? - голос шведа в темноте звучал сухо.- Будешь тихим и спокойным, как сытый удав после линьки… - он встал и шагнул к двери.

- Не посмеете! - прошипел проф.

- Хочешь проверить? - Оле вздохнул. - Лично придержу, чтобы не брыкался. Мы тут столько нанарушали, что это, по совокупности, пойдет махоньким таким довеском. Хотя… В правилах есть пункт, разрешающий подобное воздействие на члена команды при неадекватном поведении в забросе. Так что, твой случай оч даже подпадает. Уж неадекватней некуда!

Ник, как ни прислушивался, а шагов уходящего так и не услышал, зато увидел два горящих зеленью глаза.

- Ты, при-удурок, всех конкретно до-устал! - заявил хозяин глаз. - Некоторым по-улное западло, когда другие сча-устливы...

Заснул Ник очень нескоро.

***

Кто сказал, что утром птицы поют?! Они орут, как дури нанюхавшись! Или выкрикивают всё скопившееся за время дождя? Марья попыталась спрятаться под подушку, но поняла, что лицо у нее какое-то неприятно влажное. Открыла глаза и дернулась вскочить, в фургоне висела белая пелена и заползала она волнами из открытой двери и окна.

- Туман,- подсказал Кианг. - Я такого еще не видел…

- Птицы в тумане не орут, - не согласилась Марья, хотя и туман, и птичий ор наличествовали. Думать, что у нее так системы визуализации лагают, тоже причин не было.

-Ту-уман, низовой, - доложил Невс. - На кры-ушу вылезь, са-ума увидишь.

Кианг с Марьей переглянулись.

- Лезем! - хором решили они, рассмеялись и полезли. Зрелище было дивное, лагеря не было! Только волны густого тумана, в котором пара стояла по колени. Белая густая субстанция буквально текла куда-то, а наверху было солнце. Безоблачное небо сияло голубизной и радовало полным отсутствием облаков. С веток, звонко шлепая, срывались крупные капли. Одна упала Марье на шею и покатилась по позвоночнику. Киангу досталось по переносице, забрызгав глаза. Влага была холодной и очень бодрящей, но, несмотря на это, развеселила еще больше. Где-то в глубине тумана раздался возглас удивления, а потом голос Дени весело позвал: