Например, всю жизнь проживя в столице, я впервые узнала, что малюсенькая речушка Очш, протекающая по дворцовому парку, такая малюсенькая, что я приняла ее за оросительный канал, была названа в честь древнего ящера, прародителя драконов, который якобы вышел из ее вод. Хотя, если начистоту, я и про существование этой речушки впервые услышала – в городе ее спрятали в трубы под мостовые, чтобы не мешала, и только в парке позволили течь свободно.
– Тут цыпленку-то утопиться негде, не то что ящеру, – фыркнул Зак.
– Как существо магическое, предвечный ящер одновременно везде и нигде, – парировал преподаватель. – То же касается и размеров. В одной легенде он проглотил солнце, в другой – просочился в щель между половицами.
Впрочем, в дворцовом парке инициативу рассказчика перехватил Себастьян, оказавшийся поклонником всяческих растений. Через четверть часа у меня закружилась голова от мудреных названий, которыми он сыпал – а может, от запахов и буйства красок осеннего сада. Нет, наверное, все же от названий, потому что Дамиан, хихикая, спросил, почему тот не подался на бытовой, цветочки выращивать.
– А я собирался, – без тени смущения признался Себастьян. – Нашему саду все соседи завидовали. Но отца от этой идеи чуть удар не хватил. Ничего, если после боевого можно поступить на целительский, то чего на бытовой нельзя? Получу диплом с отличием, чтобы отец успокоился, подзаработаю на обучение и вернусь.
– Тем более на бытовом такой цветник, глаза разбегаются! – поддакнул Зак под общий хохот. – Не то что у нас один-единственный цветочек… – Он ойкнул, когда я пихнула его кулаком в бок и добавил: – Да и тот хищный!
– У нас не цветочек, у нас котенок, – поправил его Феликс. – Бойцовый.
В парк нас пропустили, не задерживая – преподаватель просто предъявил гвардейцам какую-то бумагу, а у парадных дверей дворца пришлось подождать.
Два гвардейца проверили наши документы, сверяя их со списком. Стояли мы недолго: казалось, будто охранникам хватало одного беглого взгляда, чтобы сличить описание, внешность и фамилию в списке. Наверняка эта небрежность была лишь видимостью, в конце концов, не мне одной могла прийти в голову идея пробраться во дворец, заменив кого-нибудь из студентов и накинув иллюзию. Конечно, я не собиралась ее реализовывать, но мне и до императорской семьи дела не было. А многим наверняка было.
Прежде чем провести процессию вглубь дворца, нам велели снять и сложить в шкатулку все артефакты, какие у кого имелись. Пришлось мне отцепить с изнанки лацкана брошь – подарок Родерика, которую я сейчас носила просто как напоминание о нем. От меня не укрылось, как взлетели брови господина Мелтона, но к моему облегчению, он не стал расспрашивать. А вот Феликс не удержался.
– Зачем носить брошку, если ее никто не видит? – полюбопытствовал он. – Вроде они не запрещены.
– Затем, что Нори так хочется, – ответил Зен прежде, чем я успела открыть рот.
– Еще бы к трусам… – проворчал Феликс, пригнулся, уклоняясь от оплеухи товарища, и замолчал.
Не знаю, весь ли дворец утопал в роскоши, или коридоры, по которым нас вели, были созданы как раз для того, чтобы производить впечатление на посетителей, но и безо всякой сокровищницы от увиденного захватывало дух. Узорный паркет, в который, кажется, можно было глядеться как в зеркало, расписные потолки, лепнина, позолота. Чем-то все это напоминало зал, что показал Родерик, когда учил меня танцевать. Но там роскошь не била в глаза, выглядела естественной: в конце концов, ведь бал – это праздник. Здесь же, в пустых коридорах, где даже гвардейцы у дверей казались предметами обстановки – подавляла, и парни из знатных семей на какое-то время перестали шептаться, глазея по сторонам.
Хорошо, что у меня нет ничего общего с обитателями этого места. Если в квартире Родерика, вовсе не предназначавшейся для того, чтобы производить впечатление, я чувствовала себя бедной сироткой, то здесь – окажись я не на экскурсии, а гостьей – вовсе бы не знала, под какой плинтус спрятаться.
Мысль была глупой и неуместной, и я сама рассмеялась над ней. «Гостьей» – подумается же тоже. Может быть, через полвека, когда – если – я сделаю карьеру, одной из многих, приглашенных по какому-нибудь событию, и то… Да и зачем мне это, на самом-то деле? Моя ближайшая цель – сдать первую сессию, потом – диплом, хорошо бы с отличием, но вряд ли это получится, учитывая мои пробелы в знаниях; потом – три обязательных года службы короне в какой-нибудь глухомани, в компенсацию за бесплатную учебу. В этой-то глухомани и станет понятно, чего я стою на самом деле.
– Не вздумай что-нибудь отколупнуть на память, – прошипел за моей спиной один из близнецов. По шепоту нельзя узнать голос, так что я могла лишь предположить, что это старший и более рассудительный.
– И не собирался, – огрызнулся второй и ворчливо добавил: – Отколупнешь тут… Наверняка все промагичено. Вылезет дракон и откусит самое дорогое.
– Он тут не поместится. Видел сегодня, какие они? – вмешался Феликс.
– А если дракон тоже магическое создание, которое одновременно нигде и везде? Нет уж, обойдусь без сувениров.
Императорская сокровищница поначалу показалась скромной и больше смахивала на ювелирную лавку. Стеклянные витрины, где на черном бархате лежали разнообразные украшения. Броши, перстни, ожерелья, серьги, браслеты… Какие-то были совсем простыми, уместными даже на мне. Какие-то – тяжелыми и роскошными. И все же после блеска и роскоши дворцовых коридоров сверкание драгоценных камней и золота казалось уже обыденным. Золото и золото, блестит себе и блестит. Гораздо интересней разглядывать магический ореол вокруг каждой вещи.
Господин Мелтон знал, о чем говорил, когда утверждал, будто сказки о непревзойденных артефактах древности – лишь сказки. Древние артефакты были ценны скорее своей древностью, как часть истории, чем как источник силы или предмет ювелирного искусства. Моя брошка, которую пришлось отдать на время, выглядела утонченней некоторых, даром что в ней была «лишь проволока, стекло и немного магии». Может быть, в некоторых из них действительно собралась сила многих поколений, но подобные вещи не выставляли на публику.
– А вот эту часть экспозиции советую вам изучить повнимательней, – сказал преподаватель, переводя нас к очередной витрине. – Мы будем вспоминать о ней, когда дойдем до защитных и атакующих артефактов. И господин декан, говоря об основах магии диверсионных групп, тоже непременно о ней вспомнит.
Дамские безделушки. Гребни в волосы и костяные шпильки. Кружевные перчатки, шитые жемчугом и бисером из драгоценных камней. Кружевная тесьма с золотой нитью. Веер. Бальная книжечка-карне наподобие той, что дала мне Оливия, только в драгоценном окладе.
Щит вязкий, щит отражающий, щит жгучий. Парализующее заклинание. Взрыв молний. Веер клинков. Взрыв огня.
– Да уж, к такой дамочке я бы и на лигу поостерегся подойти, – присвистнул Себастьян, изучив подписи к артефактам и оценив силу ауры. – Прямо-таки вижу очами души своей, плывет такая пава по полю боя в атласных туфельках, а мужчины к ее ногам рядами ложатся. Мертвыми.
– Выглядит так, будто императорские балы – опаснейшее место, – поддакнул Зак. – Словами не описать, как я рад, что туда не попаду!
– Думаю, императрице, точнее тогда лишь одной из участниц отбора, было бы полезно иметь при себе все эти вещи, – без тени улыбки ответил господин Мелтон. – Возможно, тогда бы ее не сумели похитить.
– Похитить? – переспросила я.
Феликс посмотрел на меня, точно на дикарку, потом, вспомнив, пояснил:
– Во время бала на императорском отборе, после которого должны были остаться шесть финалисток, над столицей прорвались изначальные твари.
О том прорыве я слышала, а о бале – нет.
– Во время начавшейся суматохи один безумец, давно влюбленный в будущую императрицу, похитил ее, а император, который уже знал, что нашел свою истинную пару, спас. – Парень покачал головой. – Да уж, будь на ней все эти штуки, я бы тому типу только посочувствовал. А так пришлось его императорскому величеству самому стараться.