Оливия, кивнув, сотворила зеркало, завозилась со шпильками, глядя в него. Какое-то время мы обе молчали, занятые каждая своим делом.

— Тебе идет, — сказала Оливия, наконец отвернувшись от зеркала.

— Тебе тоже. Все парни твои будут, — улыбнулась я, оглядывая ее.

Нежное серо-голубое платье подчеркивало холодную белизну ее кожи, делая ярче глаза. Свои буйные кудряшки Оливия приподняла на затылке, подчеркивая точеную шею и гордую посадку головы, и я залюбовалась ей.

— Я бы предпочла, чтобы они замечали мой ум, а не это. — Она чуть оттянула вырез, прикрывавший грудь, высокую и красивую. Достала из шкафа газовую косынку и снова повернулась к зеркалу, укутывая плечи и декольте.

— Нельзя требовать от парней слишком многого, — хихикнула я. Надела китель, приколола брошь, подаренную Родериком, и активировала артефакт.

Оливия ахнула.

— Как у тебя хватило терпения никому не показать такую красоту! Это… — Она обошла меня со всех сторон, разглядывая, словно диковинную статую. — Потрясающе. Выглядит так, словно его не меньше чем сама Бертэн шила.

«Она и шила», — едва не сказала я, но вовремя прикусила язык. Скажет еще Оливия, что это слишком дорогой артефакт, и испортит мне настроение.

— Это у твоих ног сегодня парни штабелями лягут, — закончила она.

— Вряд ли, — улыбнулась я, хотя комплимент, что там говорить, был приятен. — Побоятся получить.

— Да, репутация у тебя уже сложилась, — хихикнула она. — Меня несколько раз просили познакомить с тобой. Сами подходить опасаются, чтобы с разгону не попало тростью по интересному месту. — Она стала серьезной. — Это от того же кавалера?

— Да, — не стала скрывать я.

— Ты уверена, что он тебя не обманывает и делает это все сам? Сотворить иллюзию так, чтобы она не просто висела поверх, а взаимодействовала и с носителем и с окружающим, — она коснулась накидки на моих плечах, и ткань подалась, словно настоящая, — очень непросто.

— Уверена. Он старшекурсник и многое умеет.

Оливия кивнула, но было видно, что ее по-прежнему терзают сомнения.

— Такие артефакты редки. Я знаю, что император носит что-то подобное, скрывая лицо.

— Да? — изумилась я. — Я видела парадный портрет — неужели это не его лицо?

— Лицо императора не меняется вот уже половину тысячелетия, — сказала Оливия. — Это не титул, это служение, важна не личность, важен символ.

Ее слова прозвучали чуточку заученно, как будто она слышала или повторяла их много раз.

— Как выглядит император на самом деле, знают лишь самые близкие. На людях он всегда скрыт иллюзией. Правда, там меняется лицо, а не одежда, но принцип тот же. И если этот артефакт был заказан, я даже не представляю… — Она покачала головой.

— Зачем бы ему врать мне? Заполучить в свою… себе красивую девушку можно куда проще и дешевле.

Не знаю, кого я больше хотела убедить — Оливию или себя.

— Он сделал это сам. При мне господин Орвис очень хвалил его иллюзию.

— Господин Орвис — известный специалист, его мнение имеет вес. Все же познакомь меня с этим молодым человеком. — Она помолчала, добавила осторожно: — Извини, если кажусь тебе бесцеремонной. Я вижу, что ты сильно им увлеклась, и боюсь за тебя. То, за чем парни не осмелятся обратиться к девушке своего круга, они могут попытаться получить у тебя. Я не хочу оскорбить тебя или его, но… — Она смешалась.

— Понимаю. — Я тоже перестала улыбаться. — И чего ты боишься, тоже понимаю. Но я вытаскивала из петли Джейн, и… Если этого урока недостаточно, чтобы стать благоразумной, то я не знаю, чего будет достаточно.

Оливия кивнула, легко сжав мое запястье, и сменила тему.

— Но сразу видно, что иллюзию создавал мужчина. — Она сунулась в шкаф, извлекая оттуда шкатулку. — Ни одного украшения, ни колечка, ни цепочки. Давай-ка посмотрим…

— Ты что! — испугалась я. — Не надо!

— Надо. Хотя бы заколку, бархотку и браслет с карне. Вот. — Она собственноручно вколола в мою косу над виском шпильку — цветок с серебряными лепестками, украшенными розовым бисером. За ней последовала черная бархатная ленточка с еще одним нежным бисерным цветком. — Очень хорошая иллюзия, — сказала Оливия, пристраивая украшение мне на шею. — Я боялась, что она скроет бархотку, но нет. И последнее. — Она надела мне на запястье поверх иллюзорной перчатки такой же тканевый бархатный браслет, к которому цепочкой крепилась книжечка размером с половину моей ладони. Листки были из тонких костяных пластинок, а в переплет вставлялся свинцовый карандашик.

— Что это? Зачем?

— Это карне. Записывать кавалеров на танцы.

— Разве нельзя просто запомнить?

— Дюжина или больше танцев за вечер. Пообещать один и тот же танец сразу двоим — жесточайшее оскорбление, из-за этого даже дуэль может случиться.

Странно, что Рик не предупредил. Наверное, это показалось ему само собой разумеющимся. Вроде того, что нельзя прилюдно сморкаться или пускать ветры.

— Так что лучше не полагаться на память, — закончила Оливия. — Порядок танцев всегда одинаков, вот, смотри, они уже записаны…

Она открыла книжечку и показала мне несколько страниц.

— Но это очень дорогая вещь! Я не могу…

— С листков все легко стирается, потом вернешь мне карне. Это не самое мое любимое. Значит, если ты уже кому-то пообещала…

— Нет.

У меня никто и не спрашивал. В груди зашевелилась обида — как будто все заранее решили, что я не умела танцевать. Впрочем, так ведь оно и было, я не кричала на каждом углу о наших с Риком уроках.

— Тогда будешь записывать тех, кто к тебе подойдет на балу.

Если подойдет. Но вслух я этого говорить не стала.

— Не больше трех танцев с одним…

— И ни в коем случае не танцевать с одним и тем же два танца подряд, — закончила я за нее.

— Это ты знаешь. Хорошо, — кивнула Оливия. Снова оглядела меня с ног до головы. — Нужен еще ридикюль.

— Зачем?

— Положить хотя бы ключ от двери.

— Для этого у меня есть карманы.

— В бальном платье нет карманов. И не вздумай держать в них руки на людях. Даже если ты не на балу.

Я торопливо вытянула руки по швам — как раз хотела залезть в карманы, чтобы показать Оливии, что мне совершенно не нужны никакие ридикюли.

— Вот, этот простенький, но подойдет. В самый раз к бархотке. — Она протянула черный бархатный мешочек с серебристым замком на серебристой же цепочке. — Во время танца отдаешь его старшей родственнице или подруге, которая не танцует.

— Но…

— Но я слышала, что на вечере посвящения все проще. Как на простых приемах, столы с напитками и закусками вдоль стены, так что можешь оставить его на столе рядом с твоим бокалом.

Я покачала головой. Похоже, это невозможно понять, нужно просто запомнить. Зачем брать с собой сумочку, в которую все равно ничего не поместится, а потом оставлять там, где ее любой может стащить? Впрочем, говорить об этом вслух, наверное, не стоит — может, у знатнюков подобные подозрения считаются оскорбительными.

— Но я боюсь ее потерять… — в последний раз попыталась я протестовать.

— Не бойся, я не дала тебе ничего из того, что мне было бы жаль потерять, — оборвала меня Оливия. Снова оглядела меня с ног до головы. — Вот теперь хорошо. Пойдем.

Она натянула перчатки, взяла меня под руку и повлекла к двери.

По аллее парка от общежития к главному корпусу уже тянулись разряженные девушки, парами или группками. На меня глазели, кто с любопытством, кто с изумлением. И то сказать, рядом с кутающимися в накидки барышнями я в ничем не прикрытом платье выглядела голой. Но не объяснять же всем и каждому, что на самом деле на мне парадный китель из тонкой, но все же шерсти, в котором мне лишь слегка прохладно, а не так холодно, как барышням в шелковых платьях с открытыми плечами! Так что я старательно делала вид, что чужие взгляды меня никак не задевают. Жаль, что Рика нет. С ним рядом меня бы совсем не волновало чужое любопытство.

— Веселись от души, — напутствовал он меня сегодня, провожая из библиотеки до корпуса боевиков.