— Насколько я знаю, в столице графиня Оливия только одна, — ответил Родерик. — А что тебя так удивило?
— Госпожа Кассия… Графиня Сандью, — поправилась я. — Душевный практик в нашем приюте. В смысле, где я выросла.
— Надо же, как тесен мир, — протянул Родерик.
Показалось мне или это известие ему не понравилось? Но если его родители дружны с семьей Сандью, Родерик должен знать, что госпожа Кассия, в отличие от многих светских дам, занята не только домом и карьерой мужа. Впрочем, наш приют — не единственный в городе…
— А правда, что она — близкая подруга императрицы? — не удержалась я от любопытства.
— С чего ты решила, будто я могу об этом знать? — А теперь мне показалось, что в голосе Родерика промелькнула тревога. — Спроси у Оливии.
А с чего бы тебе уходить от прямого ответа? Так бы и сказал: «да», или «нет», или «не знаю». Неужели в уложении о наказаниях есть какой-то пункт, карающий за сплетни о дружеских связях императорской семьи? Так и об этом можно сказать прямо.
— Ты говорил, что твои родители — близкие друзья графа Сандью. Значит, и о его жене должны знать.
— Кажется, кто-то слишком много болтал, — с досадой произнес он. — А кто-то чересчур любопытен.
— Так это неправда? — Я снова сделала вид, будто не поняла намека.
— Что именно?
— Что ваши родители дружат?
— Правда. Но дела взрослых — это дела взрослых, с детьми их не обсуждают.
Хотела бы я посмотреть, как великовозрастное дитятко вроде Родерика отсылают прочь под предлогом «нос не дорос». Впрочем, смысл его фразы был понятен: у разных поколений разные интересы. И все же любопытство не давало мне покоя, и я не могла не спросить еще раз:
— А что графиня — подруга императрицы, правда? И, — меня осенило, — если правда, может, ты и с императорской четой знаком?
Голос взлетел чуть выше, чем нужно, и я зажала руками рот, как будто это могло остановить вылетевшие слова. Наверное, стоило бы зажать и уши, чтобы не слышать ответа.
Родерик усмехнулся.
— Как удобно носить в кармане артефакт с куполом тишины. — Он извлек из кармана голубой кристалл. — Никто не услышит, если собеседник нечаянно скажет не то. Подарить тебе такой?
Я покраснела. Наверное, я и в самом деле брякнула глупость. В самом деле, где мы, а где они. И знакомство с людьми, приближенными к императору, вовсе не означает знакомство с самим императором. И зря я заволновалась: и тех знакомств Родерика, о которых я уже знаю, достаточно, чтобы мне помнить свое место.
Но какое-то глупое упрямство снова дернуло за язык:
— Тогда чего ты так возмутился, что даже в драку полез?
Родерик пожал плечами.
— Как будто обязательно быть лично знакомым с женщиной, чтобы не хотеть слушать подобную мерзость. Или чтобы вступиться за нее.
— Никто не станет вступаться за первую встречную.
— В самом деле? — приподнял бровь он.
— А что, скажешь, нет? — В следующий миг до меня дошло. Лицо обожгло стыдом. — Прости, я… я вовсе не хотела быть неблагодарной. — Я прижала ладони к горящим щекам.
В самом деле, когда он вступился за меня перед стражником, я как раз была первой встречной. А до того… С чего бы это ловкий воришка вдруг растянулся на ровном месте?
— Погоди. Так тому парню ты помог упасть?
— Ну… — Родерик внезапно смутился. — Я. Уплотнил воздух под ногами, вор и споткнулся.
А я-то была уверена, что мне просто повезло — как везло нередко.
— Не слишком красиво было с моей стороны, учитывая разницу… да во всем. Но я подумал, что воровать все-таки нехорошо, и если уж выбирать между тем, кто из вас двоих останется вечером голодным…
«Голодным». Да это был бы конец света!
— А я вместо «спасибо» на тебя наорала, — охнула я. — Позорище-то какое!
Родерик рассмеялся.
— Я не обиделся, если ты заметила.
— Все равно. Прости меня, пожалуйста. И спасибо.
— Всегда к вашим услугам, — ухмыльнулся он. — Зато сегодня из-за меня ты осталась без завтрака, и я собираюсь компенсировать это приглашением на чай.
— Не из-за тебя, а из-за собственного любопытства. Никто не заставлял меня оставаться и глазеть, — повторила я его же собственные слова, прекрасно понимая, что увиливаю от ответа. Слишком уж хотелось поверить сердцу и согласиться. На чай и на все, что за этим последует. Ну, почти на все.
— Кажется, кое-кто в самом деле наговорил сегодня разных глупостей, — нахмурился Родерик. — И вовсе незачем их за мной повторять. Сказала бы, будто ты осталась, потому что переживала за исход поединка.
Да ладно! Как будто ты из тех, кто купится на вранье и лесть.
— Не прибедняйся, можно подумать, ты не видел, что я не переживаю! — возмутилась я.
Родерик рассмеялся, а я ойкнула, поняв, как это прозвучало.
— В смысле, и так понятно было, чья возьмет.
Хотя Карл, на мой неискушенный взгляд, тоже был хорош. Может, он и правда не слишком умен, но натаскивают на боевом здорово. Неужели я тоже когда-нибудь так смогу?
Родерик снова рассмеялся.
— Так и быть, поверю. Но я все еще жду ответа насчет вечера.
— Разве тебе не нужно торопиться на занятия? — неловко попыталась я сменить тему.
— Успею, — отмахнулся он. — Времени еще полно, чтобы проводить тебя и метнуться в мужское общежитие.
В самом деле, на дорожках университетского парка пока было совсем немного студентов. То ли еще не проснулись толком, то ли уже завтракали.
— Если и не успею, ничего страшного. Первые два года учебы ты работаешь на репутацию, потом она работает на тебя, — продолжал Родерик.
— Не хочу добавлять тебе неприятностей. Ты и так сегодня из-за меня ночевал невесть где.
— Что за намеки? — делано возмутился он.
Щеки зарделись. Да уж, прозвучало в самом деле двусмысленно.
— Я хотела сказать, что в общежитие тебя не пустили, и…
— Эту ночь я, как паинька, провел в собственной постели. Один.
— Да хоть с десятком одалисок, это не мое дело! — огрызнулась я. Как у него получается раз за разом вгонять меня в краску?
— Зачем бы мне в постели понадобился десяток служанок? — не унимался Родерик. — Что бы я с ними делал?
— А то сам не знаешь! Еще скажи, что не справился бы. «И была в нем сила десяти мужей, ибо чист был он сердцем», — процитировала я старинную балладу. Сдается мне, автор имел в виду немного не то, но язык мой в который раз опережал разум.
Родерик расхохотался.
— Нори, одалиска — это просто прислуга на женской половине дома, а не наложница. Не стоит верить всему, что пишут путешественники. И в любом случае, десять… — Он хмыкнул. — Замнем для ясности. Сегодня я ночевал в общежитии…
— Ты не мог туда успеть до того, как закрыли дверь!
— Но успел. И успею на занятие, даже если придется снова утащить тебя в какой-нибудь глухой переулок, чтобы добиться ответа. Почему-то в таких местах ты становишься куда сговорчивей.
— Попробуй только!
— И пробовать не стану. Просто…
Он вдруг подхватил меня за талию и прежде, чем я успела опомниться, шагнул в сторону, увлекая меня за густой ряд кустов. Запустил пальцы в волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову, и поцеловал — нежно, но настойчиво, и под этими нежными касаниями мои губы раскрылись навстречу, его язык вторгся ко мне в рот, а я позволила поцелую длиться дольше, чем казалось разумным. И только когда Родерик отстранился, я поняла, что не дышала все это время.
— Очень доходчивое «да», — шепнул он, и тепло его дыхания скользнуло по моему лицу. — Такое же доходчивое, как «нет» — палкой по хребту.
Я обнаружила, что прижимаюсь к нему всем телом, обнимая за шею, а трость валяется на земле у наших ног, и тут же забыла об этом, встретившись взглядом с Родериком. Вертикальный зрачок в золотых глазах укорачивался, превращаясь в обычный, круглый, а следом исчезло и золото.
Я схожу с ума?
* * *
Родерик
Он сходил с ума. Ничем другим Родерик не мог это объяснить.