Эти размышления базировались только на словах поручика. И информацию о том, что Николай II отрекся, следовало перепроверить, а уже потом начинать действовать по плану номер три. Требовалось получить доступ к телеграфу и посмотреть телеграммы, посланные Кацем. Мой друг наверняка отслеживал весь ход событий. И кто, кроме того, может посоветовать, как действовать. Так что поручик уже выдал доступную ему информацию, больше он вряд ли что знает. Срочно нужно в Петроград, но предварительно, конечно, следует заехать в штаб Особой армии. Он вроде бы дислоцирован в Луцке, с ее командармом я общался на совещании, так что узнаю этого генерала от кавалерии. Конечно, при отбытии с фронта в Петроград следовало бы заехать в штаб Юго-Западного фронта и пообщаться с его командующим Брусиловым. Но это крюк и потеря времени, так что к черту. Да и вообще я теперь монарх – что хочу, то и ворочу. И как монарх, я, бесцеремонно перебив прапорщика, описывающего героический бросок воинов его XXXIX армейского корпуса, заявил:
– Полно, поручик! Я не сомневаюсь, что в вашем корпусе служат героические воины. И они помогут отбиться от врагов не менее героическим воинам, взявшим Ковель. А сейчас мне действительно нужно добраться до штаба Особой армии. Как это быстрее сделать?
– Ваше величество, тут недалеко проходит железнодорожная ветка, на ней у ближайшей станции стоит бронепоезд, присланный за вами, – он за пару часов домчит до Луцка.
– Так что же мы стоим? Садитесь рядом с поручиком Хватовым в его автомобиль и показывайте, как проехать к этой вашей станции.
Поручик козырнул, и они вместе с Хватовым направились к командирскому автомобилю поручика. А я, повернувшись к превратившемуся в одно большое ухо Максиму, пошутил в духе XXI века:
– Ну что, студент, гордись, императора возишь!
И сам заржал, в смехе выплескивая всю горечь, которая накатила после таких новостей. Максим испуганно на меня посмотрел и как-то сжался. Пришлось приводить его в чувство матерным выражением, а затем, как обычно, скомандовать:
– Давай, Макс держись за «Шкодой» командира мехгруппы. Едем в тыл, но расслабляться ни тебе, ни бойцам спецгруппы нельзя. От германского генштаба можно ожидать чего угодно, и организации покушения на русского царя в первую очередь. Австро-Венгрия уже сдувается, и у Германии остается единственный шанс остаться на плаву, вывести из игры Россию. А легче всего это сделать, устранив императора. Слишком много в нашей стране разных интересов и без всеми признанного лидера, сначала передерется элита, а затем народ. Особенно сейчас, когда люди освоили убийство себе подобных, и лишить жизни человека это как выкурить понюшку табака. Жизнь человека в глазах миллионов солдат ничего не стоит.
Я так разошелся, что пока мы добирались до станции, устроил для водителя и одновременно командира спецгруппы целую политинформацию с элементами сведений, известных только людям из XXI века. Максим, конечно, об этом не догадывался, парень думал, что ему доверяют информацию, известную только генералам. Добирались до станции мы больше часа, и это на автомобилях, при этом буксовали не очень-то часто. Так что всадники Ингушского полка довольно сильно отстали. Но я не беспокоился, что они не сразу найдут станцию, проводниками у них были казаки, входившие в команду прапорщика. Оказывается, эта команда была сформирована командованием специально, чтобы отыскать Михаила Александровича и проводить его до бронепоезда, подготовленного для эвакуации императора из зоны боев. Предполагалось, что как только Особая армия пробьется к Ковелю, Михаила срочно перевезут на бронепоезде в Луцк, а затем в Петербург. Я, можно сказать, поломал эти планы. Во-первых, был не в Ковеле, а во главе мобильной группы, сам вышел в боевые порядки XXXIX армейского корпуса. А во-вторых, добравшись до присланного за мной бронепоезда, не поспешил срочно покинуть на нем зону боев, а задержавшись, развил бурную деятельность.
Я не собирался появляться в Петрограде, как бедный родственник, которому повезло, что он сорвал банк в рулетку. Если я собирался внушить уважение говорливым политиканам, то должен был появиться во главе своих нукеров. Которые, если надо, по щелчку императора язык отрежут особо говорливым господам. А всадники Ингушского конного полка для этой роли подходили идеально. Брутальные горцы в бурках и лохматых папахах, обвешанные оружием, имели страшную репутацию для столичных обывателей и депутатов Госдумы. Конечно, она была раздута прессой, но для моих целей это было даже хорошо. Не будет таких уж охов да ахов, если эти дикие горцы порежут пару сотен каких-то там социалистов, писак и пропагандистов, выступающих за смену режима. Списки опасных для будущего России людей Кац должен был уже составить. В каторги, да и вообще в судебную систему ни я, ни Кац не верили. Больше доверяли словам Сталина – нет человека, нет проблемы. Возможно, это не гуманно, не демократично и не по-божески, но жесткость, проявленная сейчас к самым энергичным и говорливым противникам режима, спасет миллионы жизней обычных людей.
Так что когда мы добрались до бронепоезда, я не сел в специально прицепленный к нему бронированный пассажирский вагон, а приказал занимавшему должность начальника станции капитану с перебинтованной рукой изыскать три эшелона, чтобы можно было перевезти конный полк и десять автомобилей. Если их нет на станции, то телеграфировать в Луцк, чтобы эшелоны как можно быстрее прислали. Да, к моей радости, на станции был телеграф. И я направил телеграмму в Житомир, военному коменданту станции, чтобы срочно переслали сюда все телеграммы, приходившие на мое имя, которые я не получал. Служба связи в штабе корпуса была отлажена хорошо, и я надеялся, что скоро смогу прочитать все неполученные телеграммы Каца. На этой же станции, еще со времени отступления от Ковеля, дислоцировался и штаб XXXIX армейского корпуса, и через полчаса, после того как отправил телеграмму в Житомир, я познакомился и с его командиром генерал-лейтенантом Вербицким. И этот генерал подтвердил факт того, что Николай II отрекся от престола в пользу своего брата Михаила Александровича. Но окончательно я понял, что придется действовать по плану № 3, когда этот генерал дал мне прочитать имевшуюся у него размноженную на гектографе копию этого отречения, подписанного в присутствии генерала Алексеева и представителей Думы – Гучкова и Шульгина. Текст этого отречения я прочитал несколько раз, и один абзац буквально врезался в мою память, вот он: «…Мы передаем наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу».
Хорошо, что я читал это отречение, сидя в кресле в кабинете у командира корпуса, а то точно бы не устоял на ногах. Когда рушатся твои мечты о спокойной беззаботной жизни, трудно оставаться бесстрастным. По крайней мере, у меня после прочтения этого приговора моей аристократической свободе закололо сердце, и я перестал чувствовать свои ноги. Только кружка горячего чая вернула жизнь и энергию в тело русского самодержца. Да, именно так я иронически стал себя называть.
Вот после этого я и позволил себе некоторые действия как истинный император. А именно начал повышать в звании некоторых своих, так сказать, приближенных. В первую очередь, конечно, Первухина. Во-первых, он был самым приближенным, во-вторых, недавно он мне дал изумительно вкусные пирожки. Это шутка, конечно, но монарх я или как, а значит, имею право на слабости. Но конечно, не в пирожках дело, а в том, что я не хотел отдалять от себя Диму – а в ближайшем кругу императора ефрейторам не место. Вот и пришлось продиктовать вызванному в кабинет Вербицкому несколько распоряжений нового императора. Конечно, я еще официально не принял на себя этот сан и коронацию в первопрестольной. Но указы и распоряжения диктовать начал, при этом подписывался как Михаил II. Со званиями не мелочился – присвоил своему денщику сразу чин поручика, Максиму – капитана, а Хватов стал полковником. И многих наградил Георгием 4-й степени. По совету Вербицкого в указе было написано – за геройские действия при взятии Ковеля. Какие фамилии помнил по предыдущим боям, тех писарь и вписал в этот указ. Конечно, достойных быть награжденными было гораздо больше, но фамилии всех я физически не мог помнить. Решил, что их будут награждать по принятой процедуре. В общем-то, вопрос о награждениях и присвоениях новых званий всплыл из-за Хватова, Максима и Первухина. Без ощущения, что где-то рядом находится Дима, а также Максим, я уже не мог, а вот Хватову я хотел поручить очень важное дело. А полковнику все это будет гораздо легче осуществить. Конечно, генералу будет еще легче, но до такого самодурства я еще не дошел. Генерал-майоров я присвоил командирам Ингушского и Кабардинского полков, так как было за что, и они подросли всего на одно звание. А Хватов всего два месяца назад был прапорщиком, затем, перепрыгнув несколько званий, стал поручиком, а теперь я присваивал ему звание полковника. И опять парень в своей карьере скакнул через несколько ступеней. Может быть, это неправильно и самодурство монарха, но я доверял Хватову и знал его обязательность и честность. А ему я собирался поручить сделать то, что не успел сам. А именно направить несколько эшелонов с продовольствием в Петроград. А это я считал очень важным. Конечно, после того как монархия в России не самоликвидируется, история однозначно поменяет свой вектор. И революции вряд ли будут возможны, даже при сегодняшней полной деградации элит. Но все равно напряжение в обществе существовало, и вряд ли оно исчезнет после смены монарха. Значит, новый монарх должен хоть как-то задобрить народ. Слова, политические уступки, пропаганда в духе XXI века, фейковые партии и прочие изыски моего времени это, конечно, хорошо, но людям нужно дать нечто материальное. А раздача рабочим Петрограда и Москвы продуктовых наборов – это будет очень сильный ход нового царя. Продуктов в Ковеле много, наверняка хватит кормить рабочих обеих столиц месяца два, не меньше. И отобьет охоту у спекулянтов создавать дефицит товаров первой необходимости. А там, глядишь, и до организаторов сбоя работы транспорта и прочих фактов саботажа доберемся. А они есть даже сейчас, а в феврале 1917 года возрастут многократно. Так что нежданно-негаданно я оказался в очень непростой ситуации, утешало только одно, все-таки это лучше, чем оказаться в ссылке в Перми. Здесь можно хоть как-то побарахтаться, а там полный абзац и вслед за этим смерти многих миллионов моих соотечественников. Нет уж, как ни будет трудно, но барахтаться буду.
