Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– А если я, попав на австрийскую сторону, сбегу и не буду воевать с ними? На кой черт мне помогать самодержавию, которое присудило мне двадцать лет каторги? Умотаю с ближайшими людьми куда-нибудь в Вену, по пути взяв, конечно, какой-нибудь банк, и ищи меня, царская охранка, до скончания века.

– Такое может, конечно, случиться, но тогда ты станешь не только моим врагом, но и Бога. Не просто так высшие силы сохранили в безнадежной ситуации твою жизнь. Значит, хотят, чтобы ты помог своей родине в войне против супостата. А так как ты станешь и моим врагом тоже, то я уж постараюсь тебе отомстить. В Вене, конечно, не достану, но Гуляйполе недалеко и твои родственники станут заложниками всадников «Дикой» дивизии. Любой джигит чтит закон кровной мести, а ты своим поступком нанесешь кровную обиду их командиру. Тогда я очень не завидую твоим родственникам до седьмого колена. Ты, конечно, можешь просто не согласиться идти в тыл к австрийцам, я это пойму, а вот твоя душа вряд ли. Сам понимаешь, что тогда придется возвращаться в Бутырку. А если все-таки решишься пройтись рейдом по тылам австрийцев, и все удачно сложится, то ты будешь помилован. И после войны вполне сможешь сделать удачную карьеру. Уж я об этом позабочусь. Глядишь, губернатором на освобожденных землях Малороссии станешь. Или банкиром каким-нибудь – денег у тебя будет море, ведь трофеи, отбитые у австрийцев, никто отбирать у тебя не будет.

Как бы в подтверждении моих слов о свирепых джигитах «Дикой» дивизии, показались кабардинцы. Вид у скачущих на взмыленных лошадях кавказцах, действительно, был впечатляющий. Можно даже сказать, пугающий, особенно когда они, заметив стоявший «Форд», пришпорив своих лошадей, с каким-то визгом понеслись вперед, в атаку. По-видимому, подумали, что на меня напали, и нужно выручать командира корпуса. Визг прекратился, как только я встал, вышел на середину дороги и поднял руку. Скорость, правда, кабардинцы не снизили, и через несколько минут я уже смог разговаривать с Бековичем-Черкасским. Успокоил его и объяснил, что произошло. Командир Кабардинского полка буквально взорвался угрозами в адрес негодяев, посмевших так подло напасть на великого князя. Я еле его успокоил и то только тем, что показал пустырь с валяющимися там павшими лошадьми и трупами бандитов, посмевших напасть на великого князя. Картина была впечатляющая, и князь, спросив у меня разрешение, направился подсчитывать, скольких бандитов мы отправили жариться на сковородках в аду. А я вернулся к Махно, внимательно наблюдавшему сцену появления кабардинцев. Проследив за его взглядом, провожающим удаляющихся кабардинцев, я, как будто ничего не произошло, будничным тоном спросил:

– Так что, Нестор, ты мне скажешь? Будешь служить России, или ну ее, неумытую?

Махно без промедления ответил:

– Умеете вы, господин генерал, убеждать. Конечно, я согласен действовать в тылу у австрийцев. Вот только людей у меня мало и с оружием негусто. Самые лучшие бойцы сегодня погибли.

После этих слов мы начали с Махно обсуждать, во-первых, сам процесс проникновения в тыл австрийцев, задачи, которые желательно там выполнить, и потребности отряда Махно в материально-техническом снабжении. Я посчитал это важным, так что не стал особо отвлекаться даже для разговора с Бековичем-Черкасским, который, осмотрев поле боя на пустыре, вернулся и попытался по-восточному пылко восхититься победой великого князя. Я прервал его цветистые выражения словами:

– Полно, князь! На войне, как на войне – удача сегодня была на нашей стороне. Вам тоже придется поучаствовать в этой операции – мои бойцы загрузили раненых в кибитку, и вам нужно как можно быстрей отконвоировать собранных на поле боя раненых к госпиталю в Житомире. Врачам скажите, чтобы они повнимательнее отнеслись к раненым бандитам, они нам еще пригодятся. Всё, князь, разговоры потом. Нужно спешить, а то не дай бог помрет кто!

Бекович-Черкасский согласно гукнул, изобразил нечто похожее на отдание чести и крикнул своим джигитам что-то по-кабардински. После чего вскочил на свою лошадь, стоящую рядом, и сопровождаемый остальными кабардинцами направился выполнять мое поручение. Ну а я вернулся к разговору с Махно. Разговор был трудный, вязкий какой-то. Махно уже адаптировался в своем положении и теперь старался выдавить с генерал-лейтенанта как можно больше обещаний по снабжению его отряда. Мне это надоело и я заявил:

– Нестор Иванович, ты прекращай тут требовать каких-то преференций – живой остался и радуйся этому. Я вообще-то командир корпуса, а не хозяин лабаза. Сам добудешь у австрийцев все, что тебе нужно. Моя помощь заключается только в том, что предоставляю тебе коридор для прохода в тыл неприятеля. Да и то там будут стрелять и могут находиться не подавленные пулеметные точки австрийцев. Поэтому если хочешь жить, твой отряд должен быстро проскочить линию фронта. Кто из твоих людей не успеет это сделать, вини себя – значит, плохих и неуклюжих бойцов набрал. А что оружие тебе нужно, ты мне не свисти. Трофим, которого я допрашивал до тебя, признался, что в Васькино находятся четыре тачанки с пулеметами и стоят два сарая, набитые винтовками, патронами и другим воинским имуществом. Там даже гранаты и динамит есть. Так что хватит из себя жлоба корчить, ты о деле думай, а не о том, как из генерала выдоить побольше оружия.

После моего монолога Махно перестал ныть о нехватке оружия, и мы сосредоточились на проработке плана проникновения в тыл австрийцам. Махно хотел попасть в тыл противника в районе Луцка, где-нибудь между городами Горохов и Владимир-Волынский. Мне, в общем-то, было все равно, и я согласился с его предложением. Нестор Иванович хорошо знал те места, много имел там знакомых. К тому же в Ковеле, расположенном чуть в стороне, была крепкая ячейка анархистов. С ними раньше тесно контактировал идейный вдохновитель Махно – Аршинов, который сейчас, по существу, был его заместителем. Часа два мы обсуждали все варианты проникновения в тылы австрийцев и дальнейшие действия там отряда Махно. Когда начали повторяться, я понял, что нужно заканчивать переговоры. Все равно все не предусмотришь, реальность сама покажет Махно, что нужно делать в нестандартной ситуации. Нестор Иванович, как показала история, талантливый командир и импровизатор.

Кстати об истории – она явно начала меняться. И дело даже не в факте моей встречи с Махно под Житомиром, а в том, что как я помнил из прочитанных книг, Нестор Иванович вышел из Бутырки только в 1917 году, после революции. Это я помнил точно, так как в юности прочитал много литературы о судьбах самых ярких представителей анархического движения. Наверное, поэтому я возился столько с Махно. Любой генерал, попади он в такую ситуацию, долго бы не разбирался с этим сбежавшим из тюрьмы бандитом, а тем более не предлагал бы ему сотрудничество. Приказал бы по законам военного времени расстрелять пойманного на месте преступления бандита. И не искал бы малейших зацепок, чтобы обойтись с пойманным беглым каторжанином помягче. Но память юности заставляла меня это делать. А школа взрослой жизни, когда каждый случай пытаешься использовать себе на пользу, заставила меня попытаться привлечь Батьку Махно к исполнению своего авантюрного плана. Он хорошо вписывался в мое представление о том, как должен действовать авантюрист, окруженный со всех сторон врагами.

Когда мы все-таки тронулись, Махно разместился в кузове «Форда», вместе с бойцами спецгруппы. И ехал он там уже не как пленный, а как будущий союзник. Я, в общем-то, опасался, что отношение к нему все равно будет негативное, но когда мы приехали в Житомир и я увидел вполне нормально общающихся Махно и прапорщика Хватова, то удивился. Несколько часов назад смертельные враги, а сейчас вели вполне приятельский разговор. Натуру прапорщика я знал, а значит, основную скрипку в примирении играл Махно. Мне стало понятнее, почему Махно стал лидером и его, в общем-то, любили люди, проживающие на той территории, которую контролировали отряды Батьки.

В штабе корпуса меня встречали как героя, не обнимали, конечно, а тем более не качали на руках, но по лицам офицеров и, что удивительно, нижних чинов это было видно. Только я вышел из автомобиля, как из здания штаба начали высыпать один за другим офицеры. И каждый со званием выше капитана пытался отдать мне рапорт о положении дел в его службе. Иногда появляющиеся нижние чины вытягивались в струнку, как только моя голова поворачивалась в их сторону. Глаза сияли, а на лицах появлялась тень доброжелательной улыбки. Несомненно, подчиненные были рады, что командир корпуса вернулся. Судя по долговременной памяти Михаила Александровича, такого раньше не наблюдалось. Конечно, подчиненные уважали великого князя, но обожания, смешанного с восхищением, у них к брату императора не было. Глядя на все это, я подумал, что вот так воздействует на людей грамотная пиар-кампания. Пару недель хвалебных статей во всех газетах – и великого князя уже обожают.

1415
{"b":"898494","o":1}