Разговор с генералом Черных заставил меня притормозить с выступлением. Решил подождать ещё три часа, до 21–00, когда начнёт смеркаться и появление немецких бомбардировщиков маловероятно. А ещё я понял, почему после «огненного мешка», устроенного фашистам, не было видно ни одного самолёта люфтваффе. Спокойно удалось провести построение полка Ломакина, без всяких дёрганий работали трофейщики, а самое главное, бомбардировке не подверглась группа Костина. Тогда я думал, что это результат воздушного боя, когда истребители Черных дали по мозгам немцам, бомбившим позиции полка Ломакина. А оказывается, после того боя было продолжение, весьма печальное для нас. Ну что же, нам не впервой воевать при полном господстве немцев в воздухе. Будем лучше маскироваться и передвигаться в тёмное время суток.
С четвёртой танковой дивизией удалось связаться только в 20–35, как раз перед тем, как радиостанцию собирались сворачивать и переносить в специально выделенную для этого пятитонку. Дело это было долгое и нелёгкое. Один генератор весил килограммов сто. Полковник Вихрев очень обрадовался, что помощь всё-таки идёт, и ему нужно продержаться всего лишь до утра. Но когда я ему сообщил, какие планируются к переброске силы, он несколько приуныл. Правда, слегка оживился, когда узнал, что я сам буду командовать этой сборной «солянкой». Верил полковник в мою удачу, а вера на войне это одна из главных составляющих победы.
Из-за того что многие вещи нужно было согласовать, сеанс связи с командиром четвёртой танковой дивизии затянулся. Вернее, их было три по пять минут. Но я, даже несмотря на это, не задержал выход колонн по направлению на Острув-Мазовецка. По опыту знал, что пока все тронутся, мы успеем установить радиостанцию на её штатное место. Ну а то, что мой верный «хеншель» окажется позади всей колонны, то это не беда, я ведь не Чапай, чтобы на белом коне скакать впереди своих красноармейцев.
Последними в колонне наши автомобили двигались недолго. Уже перед самым городом Соколув-Подлески мы обогнали ползущие трактора с прицепленными к ним гаубицами. Внушительное это зрелище артиллерийский полк РГК на марше. Так что в город мой «хеншель» въехал не последний, а можно сказать, в середине воинского построения. Как и положено лимузину командарма. На улицах я не увидел ни одного прохожего. Только в центре на площади перед ратушей царило оживление, выкрики, смех, а в одном месте даже наяривали на гармошке. Но все собравшиеся люди были одеты в военную форму, ни одного человека, одетого в гражданскую одежду, я там не увидел. Поляки как мыши сидели в своих норах. А красноармейцы после страшного боя отходили душой, а заодно и притирались друг к другу. Маршевую роту я полностью влил в полк Ломакина. Бывшие пленные, конечно, тушевались перед орденоносцами и пытались им понравиться. А для этого шли добытые ими во время зачистки немецкой разбитой техники трофеи – сигареты и даже запрещённое в моей армии спиртное. Я сам видел, как в одной группе мелькнула бутылка немецкого шнапса. Да… не научились ещё бывшие пленные маскироваться. Мои бы ветераны такого казуса никогда не допустили – если повезло, и раздобыли бутылку спиртного, то трофей тут же переливался в армейскую фляжку. Поэтому не у каждого красноармейца имелся противогаз, а вот фляжка была всегда в наличии. Я, конечно, знал о нарушениях введенного мной сухого закона, но после такого боя смотрел на это сквозь пальцы. Вот если бы заметил принятие алкоголя в спокойной обстановке, то мыть бы нарушителю отхожие места не меньше недели.
Кучкования бойцов не наблюдалось только у стоявших несколько в отдалении трофейных 88-мм зенитных орудий, захваченных ребятами Костина. Народ там был, но все военнослужащие были заняты делом – осматривали трофейную технику и суетились вокруг буксирующих её грузовиков. Даже издалека было видно, что суетящиеся бойцы хорошо друг друга знают и понимают. Это были специалисты, которых я привлёк из артиллерийских полков РГК. Обязал каждый полк выделить по двадцать человек для формирования зенитно-артиллерийского дивизиона. Остальная трофейная техника стояла вдоль самой широкой городской улицы, упирающейся в гигантскую площадь напротив ратуши. Даже эта большая площадь с трудом вмещала всех, кто сейчас там находился. А на подходе колонна 591-го гаубичного артполка.
Когда я об этом подумал, то сразу начал действовать. Выбрался из кабины «хеншеля» к подошедшим к машине командирам и без всякого вступления начал командовать. Во-первых, приказал командирам, чтобы их бойцы занимали места в грузовиках. Во-вторых, определил порядок движения и сформировал боевое охранение. Впереди должны были двигаться трофейные «ханомаги» и мотоциклисты (три BMW с колясками были захвачены в ходе нашей операции). На всей этой технике были эмблемы дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер».
Очень удобно разъезжать по тылам немцев на такой трофейной технике. Когда наткнёшься даже на подготовленный к обороне блокпост, гитлеровцы первыми не стреляют, наверное, верят, что на технике с крестами не могут находиться русские коммунисты. На этом фашисты уже столько раз прокалывались, что пальцев на руках не хватит. Но для любителей «орднунга» и баварского пива эта простейшая военная хитрость так и оставалась нарушением каких-то там конвенций. Вот этой тупостью арийцев мы успешно пользовались. На всей трофейной технике я запретил закрашивать кресты и немецкие эмблемы. Когда эта техника была в нашем тылу, на кресты просто клеились звёзды или на кабины вывешивались красные флаги.
Вновь движение нашей группы началось уже глубокой ночью. Как обычно, я задремал от монотонного покачивания пассажирского сиденья «хеншеля», но никакого нормального сна так и не получилось. Вроде бы забылся, и перестали мерещиться всякие ужасы, подобные тем, которых насмотрелся днём, как режим работы двигателя «хеншеля» изменился и покачивание сиденья прекратилось. Мы остановились. Ещё не открыв глаза, я прислушался, всё вроде бы было тихо. Окончательно придя в себя, осмотрелся, но ничего экстраординарного не увидел. И тогда требовательно спросил у водителя, красноармейца Лисицына:
– Что случилось? Почему встали?
Тот немедленно ответил:
– Так, товарищ генерал, вы сами приказали, что если впереди идущий ЯрАЗ остановится на обочине, то подъезжать к нему вплотную и тоже вставать, пропуская идущие позади автомобили. Я так и сделал, как вы приказали.
Действительно, я давал такое распоряжение, ведь ярославская пятитонка (на которой была установлена радиостанция) должна была остановиться только в том случае, если удастся установить связь с группой Костина. Значит, всё-таки это удалось. Это хорошо, теперь я хоть буду знать, куда выдвигать гаубичный артполк. А не тыкаться в темноте, как слепой котёнок. Больше не задавая вопросов Лисицыну, я выбрался из кабины «хеншеля» и направился прямо к будке, установленной на шасси ЯрАЗа.
Действительно, связь с Костиным была установлена, и сам капитан в данный момент находился на связи. Его доклад буквально ошарашил меня, приготовившегося к тяжелейшему ночному бою. Случилось невероятное, бронедивизион и мотострелковый батальон в ходе скоротечного вечернего боя наголову разбили гитлеровцев. Их остатки позорно бежали, и в настоящий момент гетто и лагерь советских военнопленных деблокированы. Из пленных формируется стрелковый полк, и несколько рот его уже вышли на зачистку города.
Такой успех группы Костина стал возможен благодаря оперативности (выходу подразделений в рейд без всякой раскачки) и всё тем же крестам на трофейной технике. Передовые бронетранспортёры и штурмовое орудие ворвались в Миньск-Мазовецка практически сразу после подхода к немцам подкреплений. И сразу же начали операцию по их уничтожению. Начался настоящий бедлам, доходило до того, что немцы открывали огонь по своим же. Ну а потом началась паника – хвалёные немецкие ветераны, побросав тяжёлое вооружение, бросились из города, преследуемые не моими ребятами, а разъяренными бывшими пленными. Которые за время восстания сумели организоваться и вооружиться немецким же оружием. Кстати, в этом бою подразделения Костина захватили в плен 187 немцев, а восставшие ни одного – расстреливали их, даже если те поднимали руки.