Минусом бойцов маршевых рот была не только слабость вооружения, но и то, что практически все они были истощены и слабы физически. Служба тыла делала гигантские усилия, чтобы помыть, накормить и одеть это наше пополнение. Весь банно-прачечный отряд, 14-й медико-санитарный батальон, 31-я полевая хлебопекарня работали исключительно на реабилитацию бывших пленных, зачисляемых в маршевые роты. Ответственным за это я назначил зама по тылу Бедина. Можно сказать, что бывший лейтенант госбезопасности совершил чудо, через сутки после освобождения из плена эти морально и физически деградировавшие существа стали похожи на истощённых, но всё-таки красноармейцев. Уже могли держать в руках оружие и разить им фашистов. Совсем уж истощённые и забитые немецким лагерем люди пока проходили реабилитацию. Которая заключалась в усиленном кормлении, политзанятиях и восстановлении навыков владения оружием.
Об отношении фашистов к нашим пленным я узнал, побеседовав с бойцами маршевой роты. Именно той, которая была направлена в полк Ломакина и участвовала в операции «Огненный мешок». Пускай дисциплина в роте ещё хромала, но души бойцов горели желанием отомстить фашистам за прошлые унижения. Красноармейцы рассказали мне много всяких ужасов, которые они испытали, находясь в плену. Во-первых, это условия содержания пленных – их просто не было. Небольшой участок поля недалеко от Замброва огородили двойным рядом колючей проволоки и согнали туда более двенадцати тысяч человек. Там не было даже простейшего отхожего места, не говоря уже о каких-нибудь лежанках под крышей. Даже раненые лежали на земле в одних гимнастёрках. Практически не кормили и очень редко привозили воду, всего два раза в сутки по три бочки воды на многотысячную толпу. А самое мерзкое это отношение охранников к пленным. Они их вообще за людей не считали – могли пристрелить за косой взгляд или не ту форму носа. Одним словом, пребывание в этом лагере делало из людей зомби. В человеке оставалось только два чувства, постоянный животный голод и жуткая ненависть к охранявшим периметр немцам. И эта ненависть выплеснулась во время проведения операции «Огненный мешок».
Может быть, я неправильно сделал, что приказал именно эту роту задействовать в операции. Но я же знал, что других подразделений под рукой у подполковника Ломакина нет. Все они были на позициях, и чёрт знает, сколько бы времени ушло на то, чтобы перебросить с передовой другую роту. А план увода немецкого батальона из города родился спонтанно, и промедление в устройстве засады было недопустимо. Вот и сейчас из-за недостатка времени роту пока не расформировали (распределив бойцов по другим частям), и она, как и другие подразделения, занимала свой участок в линии обороны полка. Ну что же, я был не против, чтобы эта рота оставалась самостоятельным подразделением. И у неё уже была своя история побед. Чувствовалось, что личный состав роты будет стоять насмерть на порученном рубеже обороны. Я провёл много бесед с рядовыми красноармейцами и понял одно, теперь любой из них лучше погибнет, чем снова окажется в плену у немцев. Так что несколько дней в плену у фашистов сделали больше, чем многолетняя работа всей советской пропаганды.
Посчитав, что сделал всё, что мог, для укрепления духа бойцов и командиров полка Ломакина, а в моих советах по организации узла обороны подполковник и не нуждался, я направился к бронепоезду. Работа по организации стратегической засады вроде бы продвигалась без срывов, а значит, можно было заняться и другими проблемами армии. Главная из них это разобщённость частей, с которыми можно было связаться, только пользуясь мощной радиостанцией бронепоезда. И в первую очередь меня сейчас волновала не 7-я танковая дивизия Борзилова, а группа моего бывшего зама, теперь уже полковника Осипова.
Если 7-я танковая находилась в стратегическом месте, которое требовалось как можно дольше удерживать, то значение переправы через реку Зельва, которую удерживала группа Осипова, по моему мнению, резко снизилось. Кого теперь волновал выход немцев к Волковыску? Допустим, разрежут они Белостокский котёл, ну и что? В результате получат проблемную территорию, где полно наших боевых групп. И не только их одних, тут ещё и поляки подключатся к нападению на тыловые конвои немцев. По крайней мере, по моему совету полковник Тадеуш Коссинский своих людей к этому готовил. Я, естественно, тоже, капитан Лыков уже подготовил три базы в Беловежской пуще, где будут базироваться разведывательно-диверсионные группы, в случае продвижения немцев вглубь Белостокской области. По существу, для нас было гораздо выгоднее бить фашистов исподтишка, чем вступать с немцами в лобовое столкновение. Этот вопрос мы с Пителиным обсуждали ещё до начала наступления и пришли к выводу, что если удастся сбить передовые части вермахта и углубиться на польскую территорию, то нужно будет подтягивать группу Осипова к основным силам. Сейчас этот вопрос приобретал уже жизненное значение.
Вермахт начинает перебрасывать на наш участок фронта свои резервные части. Что мы можем им противопоставить? Да практически ничего, если в данный момент нашим главным резервом стали формирующиеся в Замброве маршевые роты. Но это же смешно, выставлять против хорошо вооружённых элитных эсэсовских дивизий изможденных людей, которые еле могли поднять свою трёхлинейку, конечно, если бойцу повезло, и ему досталась эта древняя винтовка. То есть срочно нужны боеспособные подразделения, которыми можно хоть как-то нейтрализовать фланговые удары немцев. А в состав группы полковника Осипова и входили именно такие, хорошо обученные, прошедшие горнило боевых действий, стойкие подразделения. И прежде всего, конечно, мои воспитанники из 7-й ПТАБр. А они составляли основу группы Осипова, это и 724-й противотанковый артполк, и 402-й минно-сапёрный батальон, и теперь ставший моторизованным подразделением 171-й автотранспортный батальон. Автобат за время нахождения в группе Осипова полностью преобразился. Командир остался прежним, а состав батальона и задачи, которые он должен выполнять, кардинально поменялись. Теперь это было боевое, а не автотранспортное подразделение. Грузовые автомобили, правда не в довоенных количествах, в батальоне, конечно, имелись, но предназначены они были теперь для переброски собственных бойцов, которых в батальоне насчитывалось уже 721 красноармеец. Именно в состав батальона зачислялись бойцы и командиры из разбитых немцами частей 10-й армии, которые пробирались на восток для воссоединения с Красной Армией. Их как магнитом манил мост и броды через реку Зельва, а эти объекты контролировали бойцы группы Осипова. Вот и вливались отступающие в эту часть Красной Армии, пополняя таким образом мою бывшую 7-ю ПТАБр. Кроме живой силы, группа Осипова пополнялась и матчастью. Даже четыре танка Т-26 вышло в расположение группы полковника Осипова, не говоря уже о восемнадцати бронеавтомобилях. Так что сформированный на базе 171-го автобата мотострелковый батальон стал весьма мощным подразделением. А основной кулак армии очень нуждался в подобных подразделениях. Если реально посмотреть на вещи, то сейчас группа Осипова всего лишь выполняла функции охраны дальних подступов к складам интенданта 1-го ранга Гаврилова в Волковыске. А больше ничего интересного для 10-й армии вплоть до Белостока на том направлении уже не осталось.
Вот я и решил связаться с Осиповым и наконец отдать приказ сниматься с позиций и сегодня же ночью по железной дороге перебросить подразделения группы в район Острув-Мазовецка. За ночь полковник должен был успеть перебросить подразделения в новое место дислокации. Ведь это был не спонтанный приказ, а продуманное и не раз обговоренное с Осиповым решение. Подготовка к передислокации в его группе велась уже два дня, четыре железнодорожных эшелона в Волковыске ждали только загрузки и приказа на отправление. Проведённая подготовка должна была помочь быстро перебросить группу в полном составе. В неё входило, кроме подразделений 7-й ПТАБр и бывшего заградотряда НКВД, четыре гаубичных артполка РГК. А это более сотни оставшихся ещё в строю многотонных пушек. Тягачей и тракторов для перемещения этих монстров имелось в наличие всего пятнадцать. Вот и было принято решение на запад перебрасывать только пятнадцать гаубиц, остальные оставить на позициях. Но, естественно, не подарить их гитлеровцам, а продолжать беспокоящий огонь по немцам, пока не закончатся снаряды. А их было немного, и это была одна из главных причин, почему было решено оставить эти пушки на позициях и взорвать их, когда закончатся боеприпасы. Расчёты и пехотное прикрытие артполков после этого уходят на оборудованную базу в Беловежской пуще. И уже оттуда начинают диверсионно-разведывательную деятельность против входящих в Беловежский котёл немцев.
