– Яволь!
И застыл по стойке смирно. Если бы его в этот момент заснять на фотоплёнку, то он олицетворял бы своей фигурой всю грозную мощь Ваффен-СС. Я посчитал, что нужный эффект достигнут и повернулся так, чтобы видеть входную дверь в ратушу. И сделал это своевременно, так как оттуда уже выходил начальник штаба батальона. Я не стал выхватывать пистолет из заблаговременно расстегнутой кобуры, так как по понурому виду немца можно было догадаться, что связаться с полком тому не удалось. Это подтвердилось через несколько секунд, когда он подошёл к нам. Нисколько не удивившись присутствию ещё одного эсэсовца, он, обращаясь к Йордану, доложил:
– Господин капитан, связь с полком, так же как и со штабом дивизии, установить не удалось. Помехи в радиоэфире жуткие, из динамика слышны только писк, треск и вой.
Капитан, впрочем, как и его два сослуживца, вопрошающе посмотрел на меня. А я в этот момент подумал: «Ну что же, всё идёт наилучшим образом. Клиент окончательно спёкся и требует подсказки. Теперь твой выход, Юрок, – бенефис начинается!» Вот я и начал свой бенефис, заявив:
– Ну что, господа, теперь к делу! Капитан, я жду, что ваш батальон покажет, на что он способен. В течение часа-полутора первые колонны начнут отход из города. Прикрывать их марш будут мои бронетранспортёры. Для этого, капитан, вы на карте города укажете точки, огонь из которых будет сдерживать русских, на то время, которое вам понадобится добраться до моста через реку Буг. Перед мостом вас встретит бронетранспортёр с моими людьми. Вы к нему не приближайтесь у гауптшарфюрера Мольтке приказ – никого из города не допускать к «ханомагу» ближе чем на двести метров. Я же не знал, какая обстановка в городе и что здесь держит оборону против русских целый батальон. Боевой дозор рассчитан на то, чтобы не допустить к мосту неорганизованные группы, в ряды которых могли проникнуть русские диверсанты, способные взорвать этот стратегический объект. А мои подчинённые люди дисциплинированные и буквально понимают приказы. Приказано – вышедших из Острув-Мазовецка тормозить для дальнейшей проверки на подходе к мосту, вот Мольтке и будет всех, невзирая на лица и звания, останавливать. Так что, капитан, метров за двести от стоящего на дороге «ханомага» делайте батальону привал и ждите моего приезда.
Капитан несколько растерянно спросил:
– А когда же мы будем оборудовать опорный пункт перед мостом? Ведь там нет предмостных укреплений, нет ни окопов, ни блиндажей!
– Да не волнуйтесь вы так, капитан! Во-первых, я долго в городе находиться не буду. Проконтролирую, как обустроились мои люди, и двину следом, а во-вторых, для прикрытия вашей задницы выделю батальону на время марша штурмовое орудие. Оно будет двигаться позади и в случае преследования вас русскими мобильными группами сможет их остановить и дать возможность батальону спокойно добраться до места.
На этом все обсуждения закончились, и капитан начал действовать. Так как он зашёл в штаб, я не мог контролировать его распоряжения, но явно происходила деятельность по подготовке штаба к эвакуации – солдаты начали выносить коробки с бумагами. Часть из них оставляли у проезжей части, а в основном несли к костровищу, устроенному в центре площади перед ратушей, возле какого-то памятника польскому деятелю. Дальнейшего процесса сбора немецкого штаба я не увидел, так как занялся расстановкой бронетранспортёров по периметру немецкой обороны. Они, по достигнутой с командованием батальона договорённости, должны были обеспечить бескровный отход и располагаться в согласованных с немецким штабом местах. Йордан пытался навязать мне своего представителя, чтобы тот указал места, где нужно разместить бронетранспортёры. Но я, как истинный представитель фашистской элиты, надулся как индюк, послал его к чёрту и заявил, что Ваффен-СС само знает, где размещать собственные бронетранспортёры. Это только обычные части вермахта могли сбить с оборонительных рубежей русские варвары, а настоящих арийцев, служащих великому Рейху в войсках Ваффен-СС, дикарям не удалось бы сдвинуть ни на йоту с удерживаемых ими позиций.
Таким образом, поставив на нужное место командира батальона, я всё-таки с кислым видом взял карту-схему, на которой были отмечены места расположения блокпостов и узлов обороны немцев. Йордан, конечно, не подал вида, но чувствовалось, что моё высокомерие оскорбило этого ветерана вермахта. Я этого и добивался, любви и уважительного отношения от этого гитлеровца мне было не нужно, достаточно было того, что он выполнял поставленные мной задачи. А «ханомаги» я разместил с таким расчётом, что в случае срыва моего сценария они реально смогли бы помочь ребятам Ломакина уничтожить немецкие опорные пункты. У ратуши оставил штурмовое орудие, на всякий случай посадив туда знатока немецкого языка политрука Глушкевича. После размещения очередного «ханомага» на позиции я обычно общался с командирами немецких опорных пунктов, и они говорили все как один, что в последние два часа активность русских резко снизилась. Каждый из этих ветеранов был уверен, что это означает скорый подход русских резервов. А значит, ещё до вечера можно ожидать мощный удар, и скорее всего с танковой поддержкой. Эти немцы, можно сказать, были счастливы, что командование отдало приказ на отход.
Вернувшись к ратуше, я застал финальную часть формирования немецкой колонны. Она получалась смешанной, там были и несколько автомобилей, загруженных боеприпасами, тяжёлым вооружением, штабными бумагами и ещё какими-то тюками, был и гужевой транспорт. Слава богу, не было бронетехники, а то как бы наша пулемётно-миномётная засада с ней справилась? Капитан Йордан тоже был на площади, окружённый несколькими офицерами, из которых я узнал только начальника его штаба. Я подошёл к немцам, во-первых, конечно, попрощаться, а во-вторых, у меня возникла мысль попробовать удержать здесь начальника штаба немецкого батальона. На остальных немцев мне было наплевать – пусть идут в ад, а вот начальник штаба многое может поведать командарму. Очень был нужен свежий «язык», и грех было не воспользоваться таким случаем, когда можно получить его на блюдечке с голубой каёмочкой.
Выполнять свою задумку я начал хитро. Сначала отметил хорошую управляемость батальоном, заявив:
– Ну что же, капитан, вам удалось меня приятно удивить. Сборы к передислокации батальон провёл чётко и без эксцессов, и это несмотря на боевую обстановку. Я думаю, фон Бок это учтёт в своих кадровых решениях. В своей докладной записке генерал-фельдмаршалу я отмечу ваш батальон и чёткие действия его командира. Кстати, капитан, если у вас в батальоне такая слаженность, то вы вполне можете часа два обойтись без своего начальника штаба. Так как он хорошо знает обстановку и может предугадать действия русских, то мне сейчас такой опытный человек весьма бы пригодился. Мало ли что могут предпринять эти безумные русские.
Капитан на секунду задумался, прорабатывая в мозгу плюсы такого согласия, а потом, решив, что для дальнейшего отчёта будет весьма нелишним участие офицера батальона в группе прикрытия, осуществляемого силами Ваффен-СС, и произнёс:
– Да, господин штандартенфюрер, вермахт всегда готов оказать услугу своим товарищам из Ваффен-СС. Капитан резерва Пульман, думаю, действительно будет полезен в операции прикрытия, осуществляемой вашим подразделением.
После этих слов командир немецкого батальона начал давать инструкции своему начальнику штаба. Затем, кивнув мне, направился к своему маленькому вездеходу, капитан запаса Пульман встал рядом со мной, а остальные офицеры чуть ли не бегом бросились к своим подразделениям. Вскоре вся эта масса техники, конных повозок, пеших гитлеровцев пришла в движение. На площади оставались в неподвижности только я, капитан запаса Пульман, мои ребята, наряженные эсэсовцами, и чуть в отдалении «ханомаг» с сидящим в бронеотсеке Якутом и пулемётчиками, напряжённо следящими, как немцы уходят. Не знаю, что чувствовал капитан запаса Пульман, наблюдая за тем, как уходит из города его батальон, а у меня, после того как в хвост немецкой колонны пристроился управляемое дядей Ваней штурмовое орудие, на сердце возникло торжество от столь удачно проведённой операции.