Такие вот мысли иногда возникали в моей голове, но в основном весь организм был настроен на движение и постоянный контроль за окружающей местностью. Каждый час мы делали остановки. В середине дня устроили привал, вскипятили в котелках воду на чай, открыли на каждого по банке тушёнки. Перекусив, отдохнули ещё минут двадцать и двинулись дальше. Судя по карте, если двигаться, объезжая все населённые пункты, нам до намеченной цели нужно было пройти 37 километров. Именно такой маршрут движения я выбрал. Пока он был оправдан. За всё время нам не встретился ни один человек. Даже свежих лыжных следов мы ни разу не пересекали.
До предполагаемого района окружения, приданных моторизованных частей и двух батальонов 44-й дивизии, мы добрались только к ночи. На ночёвку расположились километрах в трёх от дороги к посёлку Раате. Перекусив и определив порядок смены часовых, я выкопал в снегу нору, забрался туда и закутался в спальный мешок. Дежурили по два человека, смена наступала через час двадцать. В этом наряде не участвовали только два человека – я и Шерхан. На Асаенова были возложены обязанности кашевара, ну а я не дежурил из-за своего командирского статуса.
Подъём был в 7-00. Встали все дружно, выспались в этих финских спальных мешках просто отлично. Шерхан поднялся раньше всех и приготовил горячий завтрак. В 7-30 мы уже выступили на обследование дороги. Я намеривался вдоль этой трассы дойти до следующей деревни, там взять языка, которому и задать все интересующие меня вопросы. По имеющимся у меня данным, именно по этой дороге двигался бронированный кулак 44-й дивизии. А встал он как раз у Раате, наткнувшись на укрепрайон финнов.
К дороге мы выдвигались двумя колоннами, впереди каждой ехали наши следопыты. Видимость была отличная, снега не было, температура была не ниже пятнадцати градусов мороза. В общем, жить можно. Перед самой дорогой с нашей стороны был какой-то высокий вал. Посмотрев на него в бинокль, я ужаснулся. Этот вал был образован сваленными друг на друга трупами наших солдат. Сверху всё это страшное сооружение было присыпано снегом, но, всё равно, из-под снега выступали части тел в красноармейской форме. Эти сволочи, финны, даже не удосужились похоронить погибших солдат. Просто, освобождая для проезда полотно дороги, накидали тела вдоль обочины.
От увиденного, яростью переполнилось всё моё существо, заставляя бешено биться, ставшее совсем уже не добрым, сердце. Хотелось в клочья растерзать, первого попавшегося на глаза финна, и совсем не важно – военный он, или гражданский. Однако, загнав все эмоции вглубь себя, я приказал начать движение вдоль дороги. Было заметно, что другие бойцы, увидев этот вал из тел погибших наших братьев, испытывают чувства аналогичные моим.
Минут через тридцать нашего движения, мы упёрлись в ещё одну дорогу, пересекавшую трассу. Остановившись перед ней минут на десять, чтобы хорошенько оглядеться, мы направились вдоль этой новой дороги. Это решение возникло у меня спонтанно. В принципе, мне было всё равно, где брать языка. А эта дорога явно вела в какой-то небольшой населённый пункт. Во-первых, она была не чищена, а во-вторых, следов на ней было мало. Якут определил, что на этой дороге имеются следы только двух санных экипажей. К тому же, они проехали совсем недавно, уже после выпавшего ночью, небольшого снежка.
Я посчитал, что для нас гораздо безопасней захватить пленных вдали от оживлённой трассы. И даже местный житель, ещё лучше, чем военнослужащий. Наверняка, он больше осведомлён о том, что здесь случилось. Всё-таки, прошло уже почти две недели, как с моторизованными частями и двумя батальонами 44-й дивизии, пропала всякая связь. Финские военные подразделения, которые здесь находились в то время, спокойно могли направить куда-нибудь в другое место.
Километра через три впереди идущий Якут поднял руку и остановился. Мы тоже остановились и рассредоточились. Я, пригибаясь, подкатил к нашему следопыту. Якут, прислонившись к дереву, смотрел вперёд по ходу нашего движения в бинокль. Как только я приблизился, Якут опустил бинокль, повернулся ко мне и сказал:
— Однако наших там здорово потрепали, танков и подбитых машин полно. Дорога совсем перекрыта, вон, даже финские сани стоят, проехать не могут.
Я посмотрел в указанном направлении в свой бинокль. И пришёл в ещё большее ошеломление, чем час назад, когда увидел вал из мёртвых красноармейцев вдоль обочины центральной трассы. На этой дороге всё выглядело гораздо страшней. Кроме лежащих на полотне мёртвых тел, повсюду стояли сожженные танки Т-26, бронемашины, тягачи с орудиями и грузовые автомобили. Зрелище последствий нашего поражения было просто жуткое. Правда, разглядывая эту картину, я заметил некоторые несуразности. Меня очень удивило то, что техника и лежащие трупы не были засыпаны снегом, но потом я увидел причину. Вдоль этой уничтоженной колонны ходило семеро финнов в военной форме и мётлами счищали снег со сгоревшей техники и лежащих трупов. Немного в стороне стояло ещё три человека, но они были одеты в гражданское. У двоих из них в руках я разглядел фотоаппараты, а у третьего на плече висела кинокамера.
В мозгах что-то щёлкнуло, и мне всё сразу стало ясно. Вспомнилось, что и к нам в роту приезжали корреспонденты с фотоаппаратами. Они тоже выискивали натуру как можно более колоритную и кровавую. Так же, как и мы, финны, тоже имели пропагандистскую службу и хотели использовать эффектные картинки уничтоженной русской военной колонны в целях поднятия боевого духа своей армии. Умом я всё это понимал, но всё же, мне захотелось немедленно уничтожить этих свидетелей нашего поражения. Хотя, казалось бы – эти корреспонденты, люди сугубо гражданские и никоем образом не были виноваты в случившейся трагедии.
После минутного размышления, на сторону эмоций перешла и моя логика. Я подумал, что захват этой группы финнов является идеальной возможностью для взятия языка;
— Во-первых, это место находится довольно далеко от всех населённых пунктов и от центральной дороги, а, значит, выстрелов никто не услышит. К тому же, может быть даже и стрелять то не придётся. У финнов, убирающих снег, оружия с собой не было. Я в бинокль разглядел, что винтовки они оставили в стоящих перед этой сожженной колонной двух санях, запряженных парами лошадей.
— А во-вторых, корреспонденты должны быть очень хорошо информированы. Они, пожалуй, знают о судьбе разбитых частей 44-й дивизии больше, чем обычные финские офицеры, не говоря уже о хуторянах. А именно с хутора, куда вела эта дорога, я до этой встречи и был намерен брать языка.
Этих корреспондентов специально привезли сюда, значит, они вхожи к большому начальству. И наверняка знают все новости и сплетни о разгроме наших войск. Несомненно, эту группу нужно было брать, а уже после допроса решать, что с ними делать. Если у кого-нибудь из них будут сведения, интересные для нашего командования, то их нужно будет брать с собой. Остальных же придётся закопать в снег прямо в этом лесу. Для себя я определил, что без большой потери в скорости передвижения, мы сможем взять с собой, максимум, трёх человек.
Все, проанализировав, я начал действовать. Прежде всего, поручил нашим снайперам Кукину и Якуту занять огневые позиции и взять на прицел финнов. При малейшей попытке кого-нибудь из них сбежать, или оказать сопротивление, стрелять на поражение. После того, как мы захватим эту группу, отойти назад метров на двести и контролировать подступы к разбитой колонне Советских войск.
Отдав этот приказ, я подкатил к остальным ребятам и объяснил им наши предстоящие действия. Даже нарисовал на снегу схемы движения каждой боевой пары. Когда все изучили свои манёвры, я скомандовал начинать операцию. Весь процесс захвата этой группы финнов в плен продлился от силы двадцать минут. Четыре человека работали по финским военным, четверо, по корреспондентам, а двоих я выдвинул в заслон, чтобы никто не появился незамеченным со стороны хутора. Вся операция прошла без единого выстрела. Когда мы сгоняли пленных к месту, где я решил устраивать допрос, то это были уже не бравые вояки и уверенные в себе работники прессы, а жалкие, испуганные бараны. Приказания понимали, только если их ткнёшь стволом автомата или заедешь по шее прикладом. Лыжные палки мы оставили в лесу, чтобы они не мешались, а то их вполне можно было бы использовать вместо хлыста.
