— О, ну что вы, конечно. Я буду в том конце коридора.

И Борис отошёл. Я на всякий случай поставил глушилку.

— Ещё что-то случилось, Костя? — прошептала Клавдия.

— Нет. Я просто хотел предупредить. Ну…

— О чём? — Клавдия хлопала глазами, не желая понимать меня с полуслова.

— Просто когда ты восстанавливала свою энергию через меня, у нас всё заканчивалось… Э-э-э…

— Костя! — Клавдия покраснела и, кажется, едва сдержалась, чтобы не влепить мне пощёчину. — Мне кроме тебя помогают многие люди! Мужчины в том числе. Неужели ты думаешь, что со всеми получается — вот так?

Да чёрт меня знает, что я думаю. Откуда мне, собственно, знать? Я свечку не держу, когда тебе другие помогают.

— Извини, — вслух покаялся я и поднял руки.

— Как только в голову могло прийти, — продолжала негодовать Клавдия. — Да, после восстановления я немного сама не своя! Но это вовсе не значит, что я…

— Клавдия, я ведь уже извинился. И в мыслях не было тебя оскорбить. Просто проявил беспокойство…

— Не стоит беспокойства! То, что происходило между нами, имеет отношение только к нам. Ты мне сразу же понравился, а потом… Тогда… От тебя исходила такая аура, что мне всё казалось правильным. Если вдруг тебе интересно, ты — всего лишь второй мужчина в моей жизни. И третьего не было.

Клавдия всё ещё пылала праведным негодованием. Я огляделся по сторонам. В коридоре не было никого, кроме Бориса, но он стоял к нам спиной. Я счёл возможным коротко поцеловать Клавдию в губы. Она ответила на поцелуй. Улыбнулась.

— Мир? — спросил я.

— Мир, — вздохнула она. — Пора идти его спасать. Совместно с великим князем… А ты уедешь?

— Отскочу ненадолго, потом вернусь забрать Бориса. Этого парашютиста с собой заберу, — кивнул я на закрытую дверь.

— Хорошо. Не задерживайся, пожалуйста!

— Ни в коем случае. Не бойся, я не оставлю тебя наедине с его высочеством дольше, чем того требуют обстоятельства.

Дождавшись, когда Клавдия с Борисом зайдут в палату, я открыл дверь и шагнул в смотровую. Мужик уже допил чай и теперь тупо смотрел перед собой.

Ну, всё правильно. Первый шок прошёл, уступил место глубокой задумчивости.

— Значит, так. — Я взял стул и, развернув его спинкой вперёд, сел напротив. — Слушай меня внимательно. То, что его высочество тебе пообещал, он сделает. Долги твои покроет. А мы с тобой прямо сейчас поедем на завод, который выпускает боеприпасы. И тебя туда возьмут.

Мужик посмотрел на меня с сомнением.

— Возьмут?.. Я, кажись, знаю, о каком вы заводе. Там платят — огого! А берут — ох, не каждого.

— Возьмут, об этом не беспокойся. Но имей в виду: я всех предупрежу, чтобы за тобой смотрели. Если вдруг начнёшь исполнять — ну, ты понял — в тот же день выпнут под зад мешалкой.

— Не начну! — Мужик прижал руки к сердцу. — Ей-богу, ваше…

Я резко дёрнулся вперёд, схватил его рукой за затылок и притянул к себе.

— Слушай сюда, уёжище. Мне твои клятвы не нужны. Ты себе поклянись. Если думаешь, что когда в следующий раз сольёшь всё в выгребную яму, можно будет опять влезть на крышу и решить все проблемы — жестоко ошибаешься. Тебе сегодня дико повезло, ясно? Счастливая случайность. Может быть, самая счастливая за всю твою жизнь. Не превращай это дерьмо в привычку! Понял меня?

Мужик кивнул и прошептал дрожащими губами:

— П-п-понял.

— Приятно поговорить с понимающим человеком. — Я отпустил его и встал. — Всё, поехали. Хватит языки чесать, пора на работу устраиваться.

Завод, который мы с Федотом отбили у Юсупова, изначально представлял для меня исключительно экономическую ценность. Родившийся и выросший в мире матёрого капитализма, изведавший его с самого дна, я за прошедший год так и не сумел принять радостей бытия в Ближнем Кругу.

Спору нет: жить за государственный счёт, ни в чём себе не отказывая — это очень здорово. Однако запрет на извлечение личной выгоды множит счастье на ноль. Золотая клетка как она есть. Один-единственный косяк с твоей стороны — и ты оказываешься на улице с голой задницей. Решит император реформировать верхушку власти — и эффект будет тот же.

Чёрные маги, состоявшие в Ближнем Кругу, разумеется, суетились по этому поводу. Взять хоть покойного Юсупова старшего, который под носом у императора выстроил себе чуть ли не ещё одну империю.

А вот белые маги были, в основном, не от мира сего. Даже такие матёрые реалисты, как мой дед, в некоторых вопросах казались сказочными единорогами, которые в любой непонятной ситуации будут кушать радугу и какать бабочками.

С радугой у меня, пришедшего из другого мира, ассоциации были другие, поэтому я решил сам выбирать себе источники пропитания. Были у меня кой-какие схроны на чёрный день, но вот активами я озаботился лишь относительно недавно. Подготовил для этого почву, завёл знакомства среди нужных людей.

Конечно, вся прибыль завода мне не доставалась. С завода кормился ещё и Федот, которого я обижать категорически не хотел — и опасно, и по-человечески нехорошо. С этим милым дяденькой нам ещё работать и работать.

Законы — прекрасная штука. Они создают иллюзию порядка, а иногда — даже настоящий порядок. Но нельзя забывать, что любой закон работает на чьи-то интересы. И — нет, не интересы того человека, которого этот закон типа защищает. А на интересы тех, кто с помощью законов управляет миром. Страной. Городом. Семьёй.

Строгий отец говорит дочери: быть дома не позже десяти вечера. Вот — закон. И он совершенно очевидно призван защитить дочь от множества неприятностей. Но основная его функция — утвердить власть отца. Если дочь вернулась в десять ноль одну — отец получает тревожный звоночек: любимое чадо начинает проверять границы дозволенного. Приходит в полночь — значит, ты должен либо смириться с утратой власти, либо наводить порядок железной рукой. И вот тебе формальный повод — нарушение комендантского часа.

На уровне государства всё работает плюс-минус так же. Но во все времена дети по ночам выбирались из окон на поиски приключений, проверяли власть родителей на прочность и, наконец, просто открыто отказывались повиноваться. Лишь нарушая правила, что-то узнаёшь о жизни. Правда, никто при этом не гарантирует тебе безопасности.

— Почему вы мне помогаете? — промямлил сидящий на пассажирском сиденье несостоявшийся самоубийца.

— Потому что мы с его высочеством — добрые и справедливые, — сказал я, не отводя взгляд от полотна дороги.

Полотно было откровенно таким себе. Дырявым. Тут особо не расслабишься. Попросить, что ли, Вову внедорожник собрать? Эх, боюсь, даже его рукастости и башковитости не хватит. А может, хорошенько домотаться до Бориса и развести его на ремонт дорог в Чёрном Городе? А то нехорошо как-то. Сам князь Барятинский чуть не каждый день в трущобы мотается, а тут такое.

Можно, конечно, поступить совсем нагло. Собрать чёрных магов из Ближнего Круга, посмотреть на них многозначительно и сказать: «Я всё знаю о ваших делишках, ребята. Компромат есть на каждого. Если хотите и дальше заседать — с вас ремонт дорог в Чёрном Городе. Не обеднеете».

Пожалуй, может сработать. Даже реальный компромат собирать не придётся — уж говорить убедительно я умею. Только вот нюансик: чёрные маги-то не радугой питаются. Могут объявить войну. Что на фоне текущих событий — такое себе удовольствие.

А уж если сами на меня компромат нароют — вовсе грустно получится.

— Это мы понимаем, что добрые, — отважно сказал мой собеседник. — Да только у вас, ваше сиятельство, такая физиономия сейчас, как будто вас заставили,

— Это не из-за тебя, — отмахнулся я. — Мысли тяжёлые меня посещают. О главных проблемах нашей Родины.

— Это о каких же?

— Дураки и дороги, какие же ещё.

— И у меня вот тоже… мысли, — признался мужик. — Думаю, вывезете вы меня сейчас куда подальше. Тюкнете по темечку, да и прикопаете у обочины.

— Изнасилую сперва, чего добру пропадать, — усмехнулся я.