Послание от предмета тайной страсти моего реципиента гласило:

“Эльдаръ Матвеевичъ, я хотела бы попросить не назначать более встречъ — темъ более поблизости отъ дома. Совершенно не нужно, чтобы из-за вашего неуёмного интересу соседи распускали обо мне грязные сплетни. Простите, если обидела.”

Стало слегка неприятно. Нет, конечно, Нинель Кирилловна была не моим тайным предметом обожания, а моего предшественника. Но, увы, так устроен механизм вселения, что все привязанности и сработки основного инстинкта бьют рикошетом и на меня. Я уставился в окно машины.

В подобные драматические моменты очень хорошо помогает вспоминать о своей миссии. О том, зачем я пришёл на эту планету и о том, что все земные проблемы — временные. Поразмышлять, какой метод обрезки ветви более пригоден. Благо, некоторые данные уже были.

Совсем не обязательно было разрушать кору планеты путем цепочки термоядерных взрывов. Хотя это, пожалуй, был самый любимый и часто самый удобный метод. И, тем более, заморачиваться с изменением траектории движения крупных "кентавров" — околоземных астероидов — хотя и такие апокалипсисы я устраивал. Саму Землю можно оставить целой — ну, или почти целой. Достаточно уничтожить только само человечество.

Тут подойдет и биологическое оружие, вызывающее бесплодие. И сценарии с восстанием машин. И заражение всей человеческой цивилизации нанороботами. И подрывы супервулканов с одновременным добиванием зависимой от достижений электроники инфраструктуры. Но чаще всего — достаточно череды из нескольких мировых войн, полного разрушения мировой экономики, сдобренных обезглавливанием всей правящей мировой элиты. Например, путём случайного подрыва какого-нибудь саммита и череды из военных переворотов. А далее — голод, локальные ядерные войны, крах энергетики и скатывание в уютный постапокалипсис и вымирание. В этом случае успешным усекновением Ветви считалась даже Земля, в которой через век после такого останется налёт из пары сотен тысяч человек, бегающих с копьями и арматурой. Эти жалкие ростки совсем не вредили Древу, и такая популяция всё равно сформирует уже совсем новую, отличающуюся Ветвь. Но это будет забота совсем другого поколения Секаторов, которое трудится в кроне Древа через тысячи лет после нас.

Эх, подумал я, взглянув в облака, хорошо было бы подгадать подобную операцию под ближайший природный катаклизм. Например, мощное землетрясение или извержение вулкана. Тогда разрушительный экономический эффект усилится. Такие события повторяются каждый десяток лет и расписание подобных событий я давно держал в голове. Ближайшее было совсем скоро — в марте, это был один из исландских вулканов с труднопроизносимым названием. Но, конечно, так рано начинать операцию я не мог: у меня было слишком мало ресурсов, воли, сил и знаний о настоящем устройстве мира. Да и случай был особенный — магия и глобальное потепление. В таких условиях и расписание извержений могло быть совсем иным.

В общем, оставалось вернуться из мира грандиозных планов в мир вполне себе реальный.

Я снова уткнулся в телефон и перечитал этот десяток строк на узком экране. На самом деле, я не сильно расстроился. Сообщение от Нинель Кирилловны ужалило своей холодностью, но я мысленно улыбнулся. Если бы мне было девятнадцать не только биологических, но и психологических лет, я бы, наверное, счёл это окончательным и бесповоротным поражением. К счастью, я был чуть опытнее, и холодный анализ говорил о другом. Формулировка про “свидания в близости от дома” очень напоминала старинный анекдот, который я слышал в нескольких мирах.

“Девушка, вы пьёте? — Нет, я не пью. — Вы пьёте виски? — Нет, я не пью виски. — Вы пьёте виски со льдом? — Нет, я не пью со льдом”. Я был почти уверен, что интерес Нинель не пропал, просто она решила поиграть в игру “ближе-дальше”, измерить длину поводка и обозначить границы. В общем, сделать всё правильно, исходя из собственных убеждений. Либо, что ещё более вероятно, сделала так просто потому что её отругали строгие родители.

Я быстро написал сообщение:

“Нинель Кирилловна, следующая наша встреча, заверяю васъ, обязательно состоится в более изысканномъ месте”.

Ответил и Алле:

“Вроде бы берут меня в Подмосковную Курьерскую Службу.”

Что до анонимного сообщения — оно было вполне ожидаемым. Игорь Антуанеску, первый из встреченных в это мире врагов, вызывал впечатление человека настойчивого. Отвечать, конечно, я не стал, к тому же — оно было анонимным, и я подозревал, что отправка ответов в этом случае не сработает. Закончив, я уткнулся в окно. Пару раз нас обгоняли кареты скорой помощи, один раз — на скорости под сто пятьдесят — кортеж, сопровождаемый бронированными футуристичными джипами и мотоциклистами.

— Ты что-то молчаливый? — спросил я Сида, когда мы уже подъезжали.

— Да… с Софьей поругался, — вздохнул он. — Говорит — работаешь много, получаешь мало, всё с барями. Найди нормальную работу гражданскую, а то вечно мальчиком на побегушках у дворян будешь. А я рад на тебя и на матушку твою работать, вторая семья моя, но, признаться, за переработанные часы она платит столько же, сколько и четыре года назад. А требовать с барей я как-то не умею. Я уж тебе прямым текстом, Эль Матвеич, доверяю я тебе.

Прозвучало это достаточно жёстко, с другой стороны, честно. Всё равно, играть в тирана и ругать за такое неповиновение я не собирался, тем более с ним. Дружеские отношения выглядели ценными, и нужно было договориться.

— Я сам только что собеседовался на должность мальчика на побегушках, — усмехнулся я. — Тебя, кстати, вписал в список доверенных крепостных. Говорят, могут устроить на полставки. Если, конечно, ты согласен? Если нет — поговорю с матерью, скажу, чтобы подняла ставку, или как там это делается. Или отпустила.

Сид помедлил какое-то время, пожал плечами.

— Согласен, барь. Конечно согласен. Я за любую движуху. Там же надо будет по миру кататься, как я понимаю? Особые поручения. Хотел я мир повидать, это да.

— Надо будет, — кивнул я. — А я вчера вечером сходил на свидание.

Коротко, без особых подробностей рассказал Сиду про встречу и про сообщение.

— Сенситив-дипломат, — хмыкнул он. — Очень перспективная работа. Их очень мало, а Империи очень нужны. Но — тоже будет перелётной птицей. Из одного угла империи в другой.

— Я правильно понимаю, что это что-то вроде боевого мага на переговорах?

Мой спутник первый раз за час рассмеялся.

— Ты прямо как в деревнях — “маг”. Сенситив, сенсей, если калька с японского. А ты что, раньше не встречался с таким?

— Практически нет. В других мирах магия или отсутствует вообще или под строжайшим запретом. Поэтому очень надеюсь на твои консультации по таким вот глупым вопросам.

Мой спутник кивнул.

— Ну, я не силён в этом всём: сам понимаешь, среди крепостных сенситивную науку почти не преподают. Потому что проценты тех, у кого сенс есть — очень низкие. Но я смотрел тут документальное кино про Японию, говорилось, что она половину Азии захватила именно благодаря сенсеям-дипломатам. Местные короли вассальные грамоты императорским послам подписывали в начале века только так. Конспирологи говорят, что Камчатку до сих пор держат нейтральной, русско-японской, и не забирают тоже поэтому… Правда, тут я не верю — Годуновы не лыком шиты.

Мы тем временем подъехали к воротам усадьбы, припарковались, и я направился в гостиную. Там меня встретил Фëдор Илларионович, облаченный в парадный сюртук, и незнакомого вида мужчина странной внешности и совершенно не парадно одетый — в растянутый джемпер. Судя по цвету кожи, он был не то мулат, не то индус по виду. Мрачноватый, налысо бритый, с короткими усами и редкой бородкой. Эдакая помесь гуру-садху с полинезийским ведуном.

При взгляде на него стало тревожно.

— Эльдар Матвеевич, это Светозар Михайлович Кастелло, известный дворянский сенситив-психолог, о котором говорила ваша матушка.