Тот раз… Простая фраза оказалась такой хлёсткой и обидной, что отмирающий разум моего предшественника снова выдал череду болезненных кадров. Мраморный пол туалета — только другого, в универе. Зеркала, писсуары. Запахи. Четвёрка парней и стоящий в дверях Игорь. «Не бейте по лицу, иначе скажут, что это я». Чьи-то руки на шивороте, приближающееся очко унитаза…

Игорь не унимался.

— Про Общество что-то новое узнал, а? Расскажешь? Ты хороший рассказчик.

Я прогнал все эти флешбэки. Промолчал, у меня не было привычки говорить через туалетную дверь. В ответ в косяк моей кабинки врезался кулак, едва не сорвавший щеколду.

— Эй? Ты что, охренел молчать, когда с тобой Антуанеску разговаривает? Ты, падаль немецкая. Ты же понимаешь, что рано или поздно тебе придётся выходить!

Звякнула застёжка моих брюк. Дверь кабинки распахнулась, срывая с петли защёлку и врезав кому-то прямо по переносице. Это оказался сопровождающий Игоря. Он схватился за нос, а я развернулся сзади, дёрнул за ворот сюртука, поставил подножку и уложил на пол. На этом мои силы почти иссякли — умения ещё оставались в памяти, но организм не был готов к таким внезапностям. Но Игорь на миг растерялся: видно было по глазам, что не ожидал такого. Испуг изменил его лицо с физиономии богемного бандюгана-тусовщика на лицо обычного смазливого мальчика-мажора. Мордоворот уже поднимался, но я, не разворачиваясь, врезал ему каблуком ботинком прямо в переносицу и пошёл прямо на Игоря.

— Тебя лишить передних зубов или пальца? — спросил я. — Могу и глаза, но больно уж они у тебя красивые.

— Ах ты!.. Да как? — Игорь сделал шаг назад, затем другой, но остановился и истерично полез в карман. — Ладно, если не хочешь, придётся потратить…

В руке у него лежал короткий, меньше ладони шириной каменный кинжал с врезанными в грань лезвия прозрачными кристаллами.

Резкая, отрывистая песня, похожая на скандинавский металл, полилась у него из горла, и я почувствовал, что все мои мышцы деревенеют, слова застревают в горле, становится тяжело дышать, а глазные яблоки тяжелеют, словно под веки залили свинца.

Когда напев закончился, Игорь продолжил:

— Ты сделаешь то, что я прошу. Достанешь из кармана мобильный… В «Своем дворе» Анканатун Анука, я навёл справки — она действительно стоит шесть кусков, и продашь мне её… За тысячу…

С трудом скосив глаза, я с ужасом обнаружил, что мой палец уже шарится по экрану мобильника, нажимая кнопки и запуская процедуру продажи. Вторую руку твёрдо держал на поясе поднявшийся мордоворот Игоря. Дверь одной из кабинок открылась, мимо нас просочился пожилой джентльмен, распахнувший дверь в коридор и тут же закричавший: «Охрана, позовите охрану, там…». На Игоря это не подействовало — в его второй руке уже лежал его белоснежный полупрозрачный телефон, на котором горела большая зелёная кнопка с надписью «Ожидание покупки…»

Дверь в туалет открылась, вместо модры охранника в проёме показалось лицо Сида.

— Барь, ну что вы так дол… — он не договорил, всё понял сразу и тут же начал действовать.

Рука моего крепостного просто схватила Игоря за воротник и дёрнула назад — прямо к стене. Кристальный кинжал потерял равновесие и едва не выпал из ладони. Мои мышцы всё ещё были закостеневшие, но мне хватило, чтобы с неимоверным усилием надавить на кнопку «Отмена» на экране своего «Циммер 306а». Причём нажать так сильно, что на нём возникла сетка трещин, а картинка исчезла. Мордоворот ослабил хватку, развернул меня, направляясь к Сиду, но он не учёл, что мои силы уже возвращались. Разворот локтя, и я освободился от захвата. Ладонь ударила в шею, заставив охранника сложиться вдвое. Игорь спешно прятал в карман кинжал, а другой, всё ещё удерживая телефон, пытался достать из кобуры пистолет.

— Бежим! — скомандовал Сид. — Посадка закроется через пять минут!

И я побежал — из последних сил, оставшихся после стычки. В зале нас ждал носильщик с высокой этажеркой — тележкой, в которую были уложены наши сумки.

— Спасибо, мы сами! — рявкнул Сид охраннику и добавил мне. — Прыгай!

Я запрыгнул на край тележки, как на странные собачьи сани, а Сид, схватившись за поручни, резво побежал по стрелкам в зале. Свистели охранники, слышались окрики Игоря «Стой!», но уже через минуту мы домчались до выхода на посадку, где предъявили билеты, а тележку перехватил носильщик, который работал на летном поле.

— А куда багаж сдавать? — спохватился я.

— В смысле сдавать? В багажное отделение под местами.

Значит, не изобрели багажные отсеки, подумалось мне. Мы вырулили на лётное поле, слились с толпой и сбавили темп. И тут я увидел самолеты — огромные, двухпалубные, вооруженные четырьмя огромными турбовинтовыми двигателями. Турбореактивных я здесь не заметил, из чего сделал грустный вывод, что здесь их также не изобрели — либо просто не используют в Российской Империи. Что ж, придётся летать чуть медленнее. Самолетов стояло немного, всего около десятка, зато вот вертолетов… их я насчитал не меньше сотни. От небольших трёхместных до огромных четырёхвинтовых, по размеру достигающих среднего самолета. И все это жило, гудело и шумело. Транспорты непрерывно поднимались и опускались, между рядов курсировали заправщики и пассажирские шаттлы.

Нам же далеко идти не пришлось: гигант возвышался припаркованный прямо у выхода. Вокруг разлилась разношёрстная толпа, воронками всасывающаяся в три входа самолёта. Тележка ловко подцепилась к поручню самого высокого трапа и поехала наверх, к верхней палубе, где ее подхватил крепкий бортпроводник, совмещавший в себе должность грузчика.

— Оторвались? — спросил запыхавшийся Сид, когда мы встали в небольшую очередь до трапа. — Ох, как плечо болит. Еще после той драки. Я ж ничего не нарушил, а? Я его даже не ударил.

— Откуда я знаю? У меня по юриспруденции тройбан.

— Что такое «тройбан»? А-а, тройка… Барь, — он снова перешел на шепот. — Ты с какой планеты? С альфа-центавры-бэ? Я смотрел кино!

— С земли я, Сид, с Земли. Успокойся. И из России. И зовут меня Эльдар Циммер. И родителей моих также звали… зовут.

Я сам не понял — специально проговорился или случайно. Сид округлил глаза.

— «Потусторонний чиновник!». Что, реально?!

— Ты про что?

— Да роман такой был. У Рыбаченко. И фильм потом вроде бы снимали, с Владом Эммом в главной роли. Про переселение душ из двойников.

В ответ я промолчали это молчание, похоже, всё сказало за меня. Мне стало ощутимо легче, когда я признался. Разумеется, раскрывать всю правду про мою истинную цель я и не думал. Решение признаться местным в своем истинном происхождении — одно из самых сложных в работе Секатора, но легкость, с которым я его принял, говорила о правильности выбора. Задачу мне облегчило то, что в мире оказались развиты философия и фантастическое искусство, и объяснять подробности реального устройства мультивселенной не пришлось.

— Не, все сходится, — сказал Сид. — Поэтому и языками так хорошо владеешь и отдельные факты помнишь. И драться вдруг научился!

— Тише, прошу.

На миг он остановился, спросил строго:

— Получается, разум предыдущего Эльдара Матвеевича — убит?

— Не убит, спит, — ответил я. — Видит сны и периодически общается со мной.

По сути, это было недалеко от правды — все оставшиеся нейронные связи предыдущей личности погружались в состояние, близкое ко сну.

— Хорошо, а то, знаешь, нравственная дилемма. А какой он, твой мир? Расскажешь? Тебе сколько лет?

— Ну, предположим, что немного больше, чем тебе.

— Лет сорок, наверное? — предположил Сид. — По характеру сороколетний… Сороколетние. Может, на «вы», всё же, стоит, барин?

— Перестань, блин, раздражаешь! Решили же, что на «ты». Мне очень многое непривычно, и сословное деление — в том числе. Но только не думай, что я тебе завтра же купчую выпишу или как там это называется.

Сид замотал головой.

— И не подумаю, барь, я тебя ближайшие годы бросать и не думал. Да и невыгодно мне: доучиться надо. Крепостным льготы при образовании. Разве что только после женитьбы, если получится… Но это не в ближайшие годы.