— Книга оказалась крепким орешком, — сказал Витман. — Для чего именно этому артефакту Юнг придал вид книги — я сказать не могу. Зачем устроили так, что эту книгу нашли вы — тем более.

Я нахмурился:

— То есть, её суть вовсе не в том, чтобы капать мне на мозги своими пессимистическими предсказаниями?

— Вовсе не в том. Я сейчас попытаюсь объяснить. Но вы должны понимать, Константин Александрович, что мы имеем дело с магией, которая была запрещена многие столетия назад. Забыта и уничтожена. Это Изначальная магия — магия Света и магия Тьмы. Предельного понимания механизмов её работы у нас нет.

— Ну, говорите, что есть, — пожал плечами я. — А то прелюдия слишком уж затянулась.

— Извольте-с. Данная книга — связующее звено в некоей магической цепи. Цепь включает в себя ряд определённых мест и людей. Может быть, только мест, может быть, только людей. Всё, что мы можем сказать: эти места и люди находятся в Петербурге, Москве и Париже. Полагаю, именно этим занимался Юнг во время своих отлучек. Он расставлял своего рода мины замедленного действия.

— А что мы понимаем под минами? — спросил я, уже предчувствуя, что знаю ответ.

— Истончение реальности. Прорехи, через которые в мир хлынет Тьма. Мерзавец предполагал, что может не дожить до финала, не справиться с вами. И знал, что Тьма не простит ему поражения. Поэтому подготовил, если можно так выразиться, запасной план. Полагаю, в его списке были и другие крупные города, европейские столицы. Но осуществить свой дьявольский замысел до конца Юнг не успел.

— Если уничтожить книгу — цепь распадётся? — спросил я.

Витман покачал головой:

— Увы. Что значит «распадётся»? Истончения уже есть. Они уже существуют. И если их не залатать — прорывы будут, причём очень серьёзные. А залатать их мы не сумеем, у нас нет для этого необходимых технологий.

— Так, может быть, выйти на каждую из этих прорех поочерёдно? Самим спровоцировать прорыв Тьмы, а потом заткнуть, как обычно? — предложил я.

— Пожалуй, это наш единственный вариант, — кивнул Витман. — С одним лишь «но». Мы не можем найти эти прорехи. Не можем точно установить их местоположения.

Я откинулся на спинку стула и с раздражением выдохнул.

— Да что ж такое. Вы чем вообще занимались с этой книгой? Картинки рассматривали?

— Полегче, капитан Чейн! — буркнул Витман. — Не будем забывать о субординации. Нам удалось установить, что все тайны книги можно открыть, если воздействовать на неё Светом. Истинным Светом.

— Ну так за чем же дело стало?

— За тем, что у нас не так много людей, способных это сделать. И вот мы с вами плавно подошли к цели нашей сегодняшней встречи.

Я посмотрел на книгу.

— Именно, — сказал Витман. — Сделайте это сейчас, капитан. Не бойтесь её повредить. У этого артефакта очень хороший… запас прочности.

Я молча развернул брезент и посмотрел на обложку. Показалось, будто слышу издевательский смех Юнга откуда-то извне… Ну смейся пока. Посмотрим, кто посмеётся последним.

— Дерзайте, — подбодрил меня Витман.

— А вы не хотите отойти подальше?

— Очень хочу. Но любопытство пересиливает, увы.

Вздохнув, я встал и призвал цепь.

Провести Свет через самого себя я мог. Но предпочитал работать с оружием, потому что так уменьшались шансы умереть от перерасхода сил. К тому же моё оружие не так давно пережило серьёзный апгрейд, теперь оно само являлось источником Света.

Жаль, конечно, что нас, владеющих этим оружием, так мало. Разумеется, спецслужбы и военные не сидели всё это время сложа руки. Они пытались обучить работе со Светом своих людей, но наткнулись буквально на глухую стену. Пришли к выводу, что лучше всего будут адаптироваться к новой магии дети и подростки. У взрослых энергетические каналы, если можно так сказать, закостенели. Они не пропустят новую энергию.

Исключением был Платон — но Платон сам по себе уникум. Будучи взрослым, сформировавшимся человеком, он исполнил финт, считающийся почти невозможным: переродился из чёрного мага в белого. Это сообщило его магической природе известную гибкость.

Ещё одним исключением был император. Но это — человек, могущество которого поражало всех, второго мага такого уровня в Российской Империи попросту нет. Это ведь император первым призвал Свет против Тьмы, я всего лишь поставил это дело на поток. В общем, тоже не считается. И по логике нам нужно было набирать подростков. Как вариант — своих же однокашников, и обучать их.

Кристина, насколько я знал, начала заниматься этим в Париже, и даже не без успеха. Кое-кто на примете и у нас в академии уже был. Так что вот-вот мы, скорее всего, начнём воспитывать второе поколение Воинов Света. Пока же работаем с тем, что есть.

Я встал, вытянул руку над столом. Цепь, обвивавшая предплечье, как живая, соскользнула вниз и с едва слышным звоном упала на переплёт книги. Свечение в месте контакта усилилось. Витман сощурился, но взгляда не отвёл.

Подождав секунд десять, я вынужден был констатировать, что ничего не происходит.

— Это всё? — спросил Витман, не скрывая разочарования.

— Только начал, — буркнул я. — Сейчас привлеку тяжёлую артиллерию.

— Будьте осторожны, капитан. Мне ваш труп не нужен.

— Ничего. Вам не нужен — передарите кому-нибудь, — усмехнулся я.

И, не вдаваясь в дальнейшие пререкания, открыл шлюзы на полную.

Свет хлынул через меня. Устремился в цепь. А пройдя по ней — ударил в книгу.

Полыхнуло так, что я едва не ослеп. Пришлось зажмуриться.

Где-то кто-то кричал. Похоже, наши эксперименты пробились даже сквозь защитный купол Тайной канцелярии. Ну либо купол просто снесло — почему нет. Свет и Тьма относились к обычной магии с известной долей снисходительной иронии.

Я, стискивая зубы, ощущал, как стремительно тают силы. Голова уже кружилась, в ушах звенело. А сквозь звон я всё отчётливей слышал хохот Юнга. Он просто не мог удержаться от смеха, заходился в истерике. Слишком демонстративной — для того, чтобы быть искренней.

Однако усиливая давление на книгу, я чувствовал примерно то, что ощущал бы, давя ладонью на острый камень. Чем сильнее давишь — тем больнее. Можно повредить руку, даже сломать её, но камень останется таким же, каким был.

И вот в тот момент, когда моя рука готова была сломаться, я рывком отозвал цепь. Перекрыл каналы, по которым шёл Свет, и упал на стул.

Я тяжело дышал. Форма была мокрой насквозь от пота. Сердце колотилось так, что боль отдавалась в голове. Тошнило.

— О Господи. Вы бы видели себя, Константин Александрович, — сказал спокойный, как обычно, Витман. — Краше в гроб кладут. Теперь вам точно необходимо что-то съесть.

Он придвинул книгу к себе и завернул её в брезент. Отозвал купол и крикнул официанта.

Приказал:

— Красного вина, какого получше. И мяса. В любом виде.

— Не надо мяса, — прохрипел я. — Не переварю сейчас. Лучше что-нибудь сладкое. Самый сладкий десерт, какой у вас есть.

— Павловское пирожное могу предложить, — пролепетал официант. Судя по бледному виду, сквозь купол он увидел явно больше, чем следовало. — Свежайшее-с! Ягоды из собственного…

— Сойдёт, — кивнул я. — Белок, крем, ягоды — отлично. И чаю. С сахаром. А вина не надо.

— Надо, — возразил Витман.

Я удивленно посмотрел на него.

— Мне — надо, — пояснил он. — Я, слава богу, академию закончил тридцать лет назад. Имею полное моральное право употреблять алкоголь, когда заблагорассудится.

Отпустив официанта, Витман посмотрел на меня. Я с трудом выдержал его взгляд — хотелось просто шлёпнуться на пол и уплыть в какую-нибудь чудесную страну из сновидений.

— Ни черта не получилось, верно? — спросил я.

— Верно. Нужно более сильное воздействие.

— Ну тогда я вас порадую. Более сильного воздействия в нашем мире не сможет оказать никто. Экспериментальным образом установлено, что я провожу Свет даже лучше императора. Разумеется, мы с ним можем попробовать воздействовать на эту чёртову книгу вдвоём…