— Вижу. Я некоторых даже не знаю. Но это — автощит, вижу.

— В Уэле тоже не особо безопасно, даже в посольском квартале. Год назад здесь грохнули помощника консула, тоже члена Общества. Как выяснилось, кто-то из польских кланов. Эльдарчик, я очень рада, что встретила тебя. Я надеюсь, ты будешь счастлив со своей… этой новой девицей. И… всё же не удержусь. Я же находила её персональную карточку в сети. Вычислила, знаешь, ну, это несложно. Что ты в ней нашёл, скажи? Мне казалось, тебе нравится совсем другой типаж!

— Сам не знаю, — я пожал плечами. — Так сложилось. Ещё с детства знакомы… вернее, прошлый владелец этого тела был знаком.

— Ты же сказал, что он умер?

— Не весь. Что-то от него осталось. Вкусы, предпочтения, гормоны, эмоции, реакции.

— Мне кажется, он был очень неуверенным молодым человеком. Именно таким нравятся застенчивые очкастые серые мышки. Но ты-то не такой. Ладно, это тебе решать.

Она подозвала официанта и принялась собираться. Меньше всего я хотел заканчивать беседу на такой ноте — сцене ревности, да ещё и с попыткой посеять сомнение в правильности моего выбора. Признаться, я тоже об этом думал. Типаж Нинели Кирилловны при всей её неземной красоте объективно был типичным типажом первой любви не сильно уверенного в себе мальчика-ботаника. Яркие, «дорогие», как это цинично говорят, девушки, нравятся успешным и уверенным в себе — таким, каким Эльдар Циммер стал двадцать седьмого февраля.

Но посеять сомнения не удалось. С самоуверенностью, граничащей с упёртостью, я проживал часы моей «ссылки» с мыслью, что обязательно встречу Нинель Кирилловну снова.

Из Бумбы мы вылетели ночью — на ещё более жутком, ржавом и готовом развалиться самолёте, в котором бедного старика Эрнесто бесконечно тошнило. Приземлились в трёхмиллионном Годуновске-на-Конге, самом крупном русскоязычном мегаполисе в Африке, стоящим по берегам исполинской плотины.

С высоты я увидел целых два района небоскрёбов, обширные парки, плантации, коттеджные посёлки. Впереди было полдня, погода стояла отличная, и я бы с радостью прогулялся, но помнил наставления Давыдова — гулять за пределы гостиницы не рекомендовалось. Конго называли «самой независимой российской колонией». Ещё с 1980-х колониальные власти подчинялись не Москве, а Царству Польскому в Варшаве. Вторая же Польша, республиканская, по причине тесной связанности дворянских родов уже давно прибрала к рукам половину производств, в том числе и получив контрольный пакет акций в Конго-Энергум, поставляющим энергию для всей Центральной Африки. В плане же глубинного устройства Конго являлась площадкой затяжной войны Общества и Северной Лиги, и в столице колонии агентов было предостаточно.

Я прислушался к рекомендации, и засел в люксовом номере гостиницы при аэропорте, поедая фрукты и деликатесы, которые Эрнесто таскал нам с ближайшего рынка.

Дальше на карте была одна из самых необычных точек на маршруте — остров святой Дорофеи, в других мирах известный мне как остров Святой Елены, святой Матильды и прочих святых дам. Он принадлежал Бразильской империи и служил перевалочным пунктом из метрополии в её африканские колонии. Треть крохотного острова занимал аэропорт, треть — порт и военные сооружения, а чудом выжившие аборигены были согнаны в лес на склоны потухшего вулкана.

После прошедших циклонов здесь тоже случились задержки с рейсами, и зданиях аэропорта и отелях не было свободного места. Ещё обнаружилась интересная деталь — местный бразильский вариант португальского оказался мне совершенно незнакомым. За прошедшие месяцы я слышал несколько песен на незнакомом языке, и только сейчас понял, что именно это — и есть местный бразильский. Основа была романская, но и звучание, и лексика куда сильнее отличались от испанского и изобиловали не то арабскими, не то какими-то баскскими заимствованиями. По счастью, Эрнесто немного понимал и помог разобраться, а кое-где помогло знание французского.

Ночевали мы в арендованной палатке в чём-то подобии стихийного кэмпинга, который хмурый коренастый индеец развернул прямо за оградой аэропорта.

После — перелёт в континентальную Бразилию, в город Ресифи, расположенный на самом краю материка. Южная Америка по очертаниям здесь отличалась не меньше других материков от привычных мне: вместо бассейна Амазонки здесь разлилось огромное, хоть и мелкое Бразильское море, полное островов, а на месте аргентинской реки Ла Плата расположился обширный одноимённый залив. Аргентина, вернее, северная её часть, была французской, Патагония — английской, а территория Куско и южное Чили были протекторатом Японии. Для независимого Уругвая места не нашлось, Парагвай же был крохотной колонией, основанной беглыми русскими дворянами. Ещё здесь была карликовая империя Тиуокано — реконструированная в XIX веке усилиями России и Бразилии империя Инков, владевшая парой островов на озере Титикака.

В общем, поле для путешествий и командировок здесь имелось значительное — но, увы, не в ближайшие месяцы. В Ресифи мы задержались на восемь часов, а билет на рейс был сквозной, поэтому нас дружно отвезли на автобусе в отель в историческом центре города. В автобусе я приметил несколько человек русского происхождения, следовавших с нами ещё с Конго. Один — крепкий, коротко бритый парень лет тридцати с лёгком бежевом пиджаке. По всем признакам — купеческого сословия. Пожилая пара, весьма странная, напоминавшая престарелых хиппи: почти без багажа, цветастые рубашки, фенечки, браслеты, ходили босиком.

Четвёртым был весьма худой парень неопределённого возраста — не то двадцать пять, не то сорок, в строгой синей рубашке. Он мог бы сойти за испанца или итальянца, но его выдало вполне отчётливое отечественное «б…», произнесённое, когда он обронил документы в очереди.

Я позволил себе прогуляться по улочкам, оставив вещи Эрнесто в номере. Упомянутый парень подсел ко мне в кафе, спросив на русском:

— Не занято?

— Нет. Я тоже вас заметил, Эльдар, — сказал я и протянул руку.

Силы в нём было изрядно.

— Вильям, — он пожал руку. — Можно «Вил». Дворянское?

— Да. Нетитулованное.

— Контрактное. Управление цифровой безопасности Императорских Железных Дорог. Зауряд-прапорщик. Какими судьбами в Антарктиду? Ссылка?

— Можно и так сказать. Хотя называется командировкой. Курьерская служба, подпоручик. Как узнали? По объёму багажа?

— И по наличию тёплой одежды. Предположу, что либо государственный, либо особый отдел Курьерской службы?

Я кривовато улыбнулся.

— Вы проницательны, но дать вам ответ я не могу, знаете ли.

— Понимаю. Всё правильно. Как знакомый с защитой информации — одобряю ваше поведение.

Нам принесли напитки и первые блюда, он салютанул стаканом с напитком. Диалог поставили на паузу, после решил возобновить его я:

— И какие, если не секрет, задачи у Императорских Железных Дорог в Антарктическом Союзе?

— Как вы понимаете, секрет. Но в общем и целом могу сказать, что связано с Великой Антарктической Магистралью.

Я выразил легкое удивление на лице и кивнул. Не хотелось показаться невеждой, я слышал только вскользь — о том, что через все автономии Антарктического Союза уже полвека тянут железнодорожную магистраль, и строительство не прекратилось и после девяностых, когда Союз стал независимым.

— Как повлияли забастовки рабочих на стройку? Сейчас все тихо, насколько я понимаю.

— Ха! — Вильям оживился. — Еще бы они не повлияли. Новокавказский участок отдали компаниям Орловых. Хозяева были очень недовольны.

Он посмотрел в окно и промолчал. Сперва я подумал, что речь про каких-то железнодорожных чиновников, но после понял, что ситуация чуть глубже. На том злосчастном корабле Амелия вместе с Климовым обсуждали текущую клановую структуру, и говорили о том, что Строгановы, помимо нефтянки, владеют большой частью торгового флота, а Демидовы — «оседлали железку». Конечно, это помимо нефтянки, газодобычи, гидроэнергетики, редкоземов и прочего. При этом, разумеется, был ряд кланов чуть поменьше, владевший другими отраслями и активами, но нередко покушавшийся на двух мастодонтов.