— То есть, хочешь сказать, если он сейчас, в весенний период в районе пяти, то затем… упадёт или вырастет? Он же с северное в южное полушарие переместится.

— Понятия не имею. Пошли в буфет!

Совместный поход в буфет самолёта с девушкой вызвал немного странные, но вполне приятные ассоциации. Борт был точно такой же модели, что и тот, на котором мы встретились с Аллой после Верх-Исетска. Подавали бесплатные тарталетки с красной рыбой и морошкой, ещё мы заказали котлетки из оленины с зелёным луком.

— Луороветланская кухня, — Самира разом проглотила парочку. — Демидовы её обожают.

— Почему Демидовы?

— Аэрокомпания «Алабо» — в честь их древнего имения. Ну, и покорением Луороветлана они занимались. Фильм же был, разве не смотрел?

Я покачал головой и перевёл тему:

— Расскажи про Кейптаун. Ну, и про страны, в которых жила. Я-то практически нигде не был. И о тебе мало знаю.

Она вздохнула.

— Разные воспоминания. Где-то счастливые, где-то — не очень.

Сначала она рассказывала не сильно подробно, но потом удалось разговорить — про Капскую Территорию, совместно контролируемую норвегами и англичанами. Затем — про Сомалилянию — другую африканскую колонию.

— Впервые там поцеловалась… мальчик — йеменец был, носильщик-крепостной у отца. Он его потом продал.

Потом перешла на воспоминания из раннего детства — про то, что родилась в Порт-Судане, российской колонии, и что отец из древнего княжеского рода тыграев, получивших дворянский титул ещё про Константине Константиновиче, а мать — из масаи, каким-то образом откочевавших из Абиссинского союза на север. Народность масаи я знал и по другим мирам — древнейшие, одни из самых высоких в мире, практически везде они жили традиционным обществом в окружении львов и буйволов, без благ цивилизации, облачённые в красивые клетчатые пончо.

— Я сенс от матери. У отца есть немножечко, но ничего толком не умеет. С десятого раза может пальцами добыть огонь. А у неё было восемь процентов сечения. У меня всего три…

— Тоже немало. А кто тебя… привёл? В соответствующую структуру.

Я понизил голос. Она покачала головой.

— Я не могу сказать, Даря. Прости. Ты же тоже не скажешь? Скажу лишь только, что не отец. Он был дипломатом, но его бы не допустили. Раз уж мы заговорили на такую тему — ты в Курьерку пошёл по этой же причине?

— Нет. Я… уже догадывался о существовании соответствующей структуры, но всё решил случай. А в Курьерку порекомендовала пойти мать — тоже скажу, что к текущим заданиям она никак не причастна.

Вернувшись на места, мы немного помолчали, Самира достала книжку в мягком переплёте. Я успел разглядеть надпись на обложке — «Невероятные приключения Аруси» и полуголую страстную девицу в средневековом облачении.

— Не подглядывай! — попросила Самира, отвенув от меня издание, но затем поясинла. — Это… эротический роман для девушек. Про путешественницу в сказочном мире. Я, конечно, такое обычно не читаю, но посчитала, что в дорогу будет кстати.

Мне читать было нечего, и я от скуки решил посмотреть видео на экране в спинке переднего кресла. Чтобы подтянуть исторические знания, выбрал раздел «документальное кино», и взгляд тут же зацепился за знакомую фамилию. Фильм назывался — «Сергей Есенин — прерванный полёт».

Данного исторического персонажа я знал очень хорошо. В большинстве известных мне миров он был то поэтом, то писателем, то актёром, и почти каждый раз умирал трагически и в достаточно молодом возрасте. Я уже был готов увидеть очередную драму про жизнь непризнанного творческого гения, но был весьма удивлён. Началось всё с того, что во Вторую Русско-Японскую войну Есенин был пилотом одной из первых моделей боевых геликоптеров и прославился одним из первых исполнений мягкой посадки в режиме авторотации с отказавшим ротором. Упоминалось, что на войне он писал стихи — включили всё ту же композицию про «изогнутые московские улицы», которую я слышал в машине Станимира Тадеушевича по дороге из Архангельска.

А после окончания войны его призвали на «секретный проект». Упоминалось, что в начале двадцатых годов Россия, Норвегия и Япония участвовали в «секретной гонке», наградой за которую был бы «совсем новый мир». Я успел увидеть до боли знакомую в мирах Основного Пучка заострённую металлическую болванку с пятью характерными «морковками» у основания, установленную на стартовый стол, как меня хлопнули по плечу.

— Пошли пить, дворик, — сказал подошедший Янко. — Разговор есть. Серьёзный. Не при всех.

Мы снова пошли к бару, где он заказал себе пятьдесят рома. Я от алкоголя отказался, взял чаю. Он начал.

— Слушай, начальник, у вас же билеты только до Владика? А там будете авиакомпанию менять и покупать?

— Да, так.

Самира уже к тому времени примерно рассказала маршрут, которым мы планировали лететь. В любом другом мире существовали дальнемагистральные лайнеры, и путь от Владивостока до Сиднея занял бы часов десять с одной пересадкой или дозаправкой. Здесь же всё было по-другому, из-за особенностей топливной системы самолёты все были среднемагистральные, летали медленнее, а осложнялось всё тем, что воздушное пространство некоторых стран, например, Японии и Норвежской Империи было для России закрыто. Правда, в случае с Владивостоком — существовал тонкий воздушный коридор через Японское море до русских Филиппин, они же Петрины. Но, так или иначе, напрямую с Севера добраться до аустралийских колоний было невозможно.

План был таков: от Владивостока до Манильска, затем до Порт-Алексея, столицы Папуасского Края, оттуда до Каледонии, снова огибая весь материк, а дальше — уже варианты, в один из городов южного побережья.

— Может, слева полетим? — предложил Янко.

— В каком смысле — слева?

— Ну, через Суматру. А там в иранский Берег Черепов.

— Зачем? — не понял я.

— В Долгово Городище надо. В Бессарабию. Друга повидать. За часов шесть управимся, а дальше до Голицына — уже сами. По времени — почти то же самое будет.

Подобные внезапные просьбы меня традиционно раздражали. К тому же, я не был уверен, что товарищ не врёт на счёт времени.

— Янко, я на службе, ты же понимаешь. Я не могу просто так взять и помочь тебе с твоим другом без резолюции начальства.

Но наш спутник настаивал.

— Так давай сейчас приземлимся и в Иркутске позвоним? Давай?

— Мы решили лететь справа. Так безопаснее. И, судя по карте, ближе.

Янко закивал.

— Базара нет, если надо справа — давай справа. От Каледонии самолёты до Долгово Городища летают исправно. Ну как — по рукам?

Он плюнул на ладонь и протянул мне.

— Я бы с радостью тебе пожал сейчас руку, Янко, если бы был уверен, что это правильное решение, и если бы ты в эту руку сейчас не плюнул. Давай долетим до Манильска — и там решим. Но предварительно — я против.

Янко скривился, как будто съел что-то невкусное, допил стопку и кинул монеты на стойку.

— Хорошо. Потом обсудим.

Признаться, дела в упомянутом Долговом Городище у меня были. Где-то там водился загадочный Пунщиков, начальник отца, а также пропал Иван Абрамов, мой крепостной. Но доставка была важнее, поэтому я решил оставить эти вопросы на потом — на следующий раз.

Мы приземлились на короткую дозаправку в Тюмени, и здесь я впервые увидел Сибирское Море. Правда, в южной части его таковым было назвать тяжело — скорее, это было огромное болото с заводями, дельтами, островками. Город оказался стоящим на узком полуострове, с которого тонкой ниткой на восток шла цепочка насыпных островов. Затем сели в Иркутске, где была смена борта. Перерыв между рейсами был коротким, и здесь уже с учётом смены часовых поясов уже было десять вечера, поэтому в город выбраться не удалось. Да и как выбраться, когда такой увесистый груз и неблагонадёжный сопровождающий? А мне, честно говоря, хотелось бы повидать город, чтобы он как-то реабилитировался после прошлого мира.

Ведь именно там всё пошло под откос. Я редко возвращаюсь в прошлое, и предыдущая жизнь — это, как ни странно, тот набор воспоминаний, который на время текущей жизни забывается сильнее всего, но иногда всё же, вылезает наружу.