— Вы же с вашей дамой сенситив-мэны? Я тоже. Точно не уверен, но предполагаю, что наш работорговец занимается исключительно сенсами.

— Сенсами? Я ничего не чувствую.

Гриллс позвенел цепочкой.

— И я тоже. Но тут практически все сенсы, и слуги, и даже двое наших немногословных друзей по несчастью — тоже. Так что вы вполне подходите под их категории товара. Правда, как это согласуется с тем, что всё ваше попадание сюда — цепочка случайностей…

Я кивнул.

— То же самое хотел сказать. Аборигены, которые сбили наш геликоптер, вряд ли были связаны с теми, кто нас похитил.

Наш спутник подумал, глядя на проезжающий мимо мопед с двумя колоритными ребятами в цветастых накидках.

— Знаете, мой друг, мой опыт говорит мне, что нет случайностей в Аустралии. И у тех, и у других могут быть наводчики, они могут быть и в спецслужбе Израиля.

— Так кому продадут?

— Скорее всего — японцам. Великая Полусфера, её эмиссары. Вам, кстати, повезло, по слухам — сегодня должны приехать покупатели. Не пришлось, как мне…

Нас прервал парень-абориген, пришедший с бутылкой воды и едой на сложенных лодочкой листьях — рис и какое-то незнакомое мясо.

Несолёное, неперчёное, но есть хотелось весьма. Парень работал молча, развязывал и связывал цепочки сноровисто. Заметно было, что механизм кормёжки уже давно отработан. Я жевал и думал: вот тебе и Юрьев день. Стоило подумать о том, что опасность попасть в лапы Восточной Клики миновала — как тут же оказывается, что радоваться было преждевременно.

Покупатели прибыли к обеду, и почти все они были азиатами. Сперва показался полный мужик в цветастой футболке, которого сопровождали две худые маленькие девушки в купальниках, торопливо обмахивающие его веерами. Он остановил взгляд на Самире.

Я редко ловил себя на том, что боюсь, и даже когда нас пленили — страха почти не было. Но именно когда сальные глазёнки этого жирного хмыря прошлись по выпуклостям Самиры — мне стало страшно. Страшно, что не смогу помочь, либо смогу, но будет уже поздно.

Жирдяй обратился к сиамцу-вояке, который сидел за стенкой. Жест и интонация не требовали перевода:

— Сколько?

Работорговец ответил, жирдяй скривился и снова уставился на мою спутницу. Похоже, цену заломили приличную. Самира прижалась ко мне и зашептала:

— Он спросил, сколько я стою. Боже, он спросил, сколько я стою…

— Закричи, — сказал я. — Не как тогда, а просто. Сделай что-нибудь глупое, странное.

И она закричала. Это был не тот крик, а что-то вроде фрагмента оперной арии, переходящей в слова на русском. Сиамец подбежал и грубо зажал Самире рот.

— Росья? — вздёрнул брови япошка и зашагал дальше.

Сиамец рявкнул что-то злобное, влепил пощёчину. Я выбрал французский язык, чтобы донести своё отношение.

— Si tu recommences, la prochaine fois que nous nous rencontrerons, tu mourras longtemps et douloureusement (Если повторишь — при следующей нашей встрече будешь умирать мучительно.)

Я редко разбрасываюсь подобными угрозами, потому что чаще всего они пусты и голословны, озвучиваются от бессилия. Слишком много условий, и даже если нам удастся выжить и освободиться — очень редко на просторах такого большого континента случаются встречи. Но здесь словно озарение снизошло — я точно почувствовал, что захочу найти и убить этого мерзавца.

— Ха! — усмехнулся «серый кхмер».

Он явно кое-что понял из сказанного, но то ли не обладал должными навыками разговорного, то ли не соизволил мне ответить. Но условие он выполнил — тут же дал Самире вторую пощёчину, ещё сильнее, а затем ушёл.

Она заскулила, снова прижалась ко мне.

— Тише, тише, — заверил я. — Не торопись, я ему точно отомщу.

— Я слышала, — она наклонила голову и потёрлась о моё плечо. — Спасибо тебе…

Наверное, примерно в тот момент я уже решил, что когда-нибудь я её точно поцелую. Скорее всего, чувство родилось больше от жалости и желания успокоить, но я сдержался. Я до сих пор берег свои отношения с Аллой и давние чувства к Нинель Кирилловне, но мне стало понятно: с этой темнокожей красоткой мы уже повидали достаточное количество дерьма, чтобы сблизиться как минимум на время. Но не здесь и не сейчас.

Вот когда мы станем свободными… возможно, я не ограничусь одним поцелуем. Только бы не разлучили, подумалось мне.

— Вам повезло, — сказал англичанин. — Этот мерзавец явно искал кого-то в публичный дом. Вероятно, русских они не любят, потому что считается, что они строптивы. Либо что русских будут искать. А вас же будут искать?

— Очень на это надеюсь, — кивнул я. — Какой у вас навык, кстати? Если не секрет.

Англичанин потупил взгляд.

— Это не очень приличный вопрос, но я отвечу, тем более, мы вряд ли в следующий раз увидимся. Я могу… то ли дышать под водой, то ли задерживать дыхание на полчаса. До сих пор не до конца понимаю, как это возможно. Я становился чемпионом университета дважды, прежде чем это вскрылось. Ещё, судя по всему, открыл в себе лекаря — буквально на этой неделе, в ходе пути я подвернул лодыжку и едва шагал. Но по дороге напевал колыбельную песню, которую мне пела няня в детстве, когда я сломал позвоночник…

Он рассказывал ещё несколько историй про себя и про прошлые экспедиции, чтобы как-то развлечь Самиру, я пересказывал ей отдельные эпизоды. Мимо нас прошли ещё две процессии, но надолго не задержались. Но ждать долго не пришлось — подъехал внедорожник, из которого выгрузился следующий покупатель.

Глава 3

Вернее, покупатели. Главный был европеец — высокий, худой, светловолосый, и, судя по выправке — офицер, или действующий, или отставной. Его сопровождали мулат и не то метис, не то азиат, которые были одеты в лёгкие защитные костюмы и держали в руках ружья. Главный остановил свой взгляд сначала на мне и спросил:

— Welh Nasion?

— Russich, — ответил я, сообразив, что он спрашивает нацию.

Тот поморщился, сказал:

— Jeg Beileid.

Перевести я не смог, но Самира фыркнула и прошептала:

— Сочувствует он… пусть засунет своё сочувствие…

— Excuse me… Entschuldigung! — заворочался англичанин.

Европеец тут же переключился на него, поменявшись в лице. Диалог на какой-то странной смеси английского и норманнского состоялся примерно следующий:

— Вы европеец? Англичанин?

— Да-да, именно. Я учёный, историк, моя фамилия…

— Я из норвежской разведывательной миссии, спецназ поиска и контакта. Вы из союзной нации, я обязан вас спасти. Сейчас попробую уговорить этих швайне.

Дальше был длинный и весьма напряжённый разговор через переводчика с нашим продавцом, пару раз они даже вскидывали ружья, но вскоре все сошлись на какой-то цене, из рюкзака европейца выудили десяток небольших свёртков, которые отправились в руки сиамцу.

Гриллз поднялся, расплываясь в благодарностях. Европеец небрежно бросил подбежавшим слугам, указав на цепочки, видимо, приказывая снять.

— Нельзя! — завопил сиамец. — Снимите у себя на месте!

Снова скандал, снова вскинутые ружья, пока, наконец, цепочки не развязали, а Гриллз с довольным видом принял вертикальное положение и размял конечности.

— Спасибо, спасибо! — чуть не прыгал он, затем обернулся к нам, уже садясь в машину. — Постараюсь сообщить в консульство. Берегите друг друга. Да пусть вас спасёт Бог.

— И вам не хворать, — сказал по-русски я.

Почему-то мне показалось, что он обязательно забудет о нас и вряд ли кому-то будет говорить. Спасение если и стоит искать, то совсем не здесь и не у этих людей.

У кого-то посерьёзнее.

Наш покупатель был, наверное, шестым или седьмым из остановившихся у нас. Это были трое офицеров-азиатов в чёрно-красной униформе. Я узнал флаг на рукаве.

Это был флаг Японской Империи.

Они прибыли не на джипе, а пешком, как я потом понял, из порта. Один из пришедших, самый высокий, с седыми короткими усами, тут же встретился со мной взглядом.

— Росья? — безошибочно определил он.