Решил не сопротивляться, да и руки на этот раз связали неплотно. То ли потому, что поняли, что я не собираюсь нападать, то ли потому, что цепочка действовала и так. Только погас свет и захлопнулась дверь, Самира зашептала.

— Эльдарчик, спасибо тебе большое, спасибо, я не знаю, что бы делала без тебя…

— Перестань. Всё нормально.

— Что, что ещё он сказал?

Я коротко пересказал всё, что удалось выведать, а заодно про свою попытку развязать цепочку.

— Значит, кричать бесполезно?

— Ага, — кивнул я. — Цепочка всё блокирует.

— Спасибо! Спасибо, что хоть попытался. Обнять бы тебя…

— Да, это было бы полезно. Снимает стресс. Слушай, где ты так хорошо научилась азбуке Морзе?

— Какой азбуке?… А, ты про код Герке! Это в обязательной программе было в одной из школ… не помню, где тогда был папенька, наверное, ещё в Абиссинской Федерации. Ты знаешь… — начала она и вдруг замолкла. — Помнишь, ты…

— Что?

— Да нет, ничего.

— Умеешь же наводить интригу. Чего?

— Потом расскажу. Давай попробуем уснуть?

Больше говорить нам всё равно не дали — вскоре спустился сын капитана с ружьём, скинул портки и завалился спать на третьем матрасе, в метрах трёх от нас, пробормотав:

— Wǎn’ān, — что означало «спокойной ночи».

Вырубился я на удивление быстро — возможно, это было остаточное влияние транквилизатора. Утром после кормёжки, питья и иных процедур Ляо сообщил.

— Всё. Через час причаливаем. Надеваю мешки.

Снова противный, раздражающий привкус ткани во рту. Самира успела сказать:

— Я буду подавать сигналы!

Я замолк. Не надо думать, что я смирился с поражением, всё это время я обдумывал планы побега, просчитывал ситуации. На некоторое время наступила кромешная тьма, после — долгожданный скрип люка. Снова куда-то потащили по лестницам, под утреннее солнце. Дул лёгкий солёный ветер, слышались крики чаек и шум волн.

— Прощайте, — услышал я голос Ляо.

— М-мм! — промычал я в ответ.

Теперь я слышал голоса на совершенно незнакомом наречии, архаичном, явно аборигенном, с щёлкающими согласными. Нас кинули куда-то на что-то, похожее на сани и волокли по песку и кочкам, примерно как мы волокли сутки назад наш драгоценный груз. Шум моря стих, зато других звуков становилось всё больше. Сперва послышались десятки голосов — разных, на разных языках, в том числе и на знакомых, следом к ним прибавился шум вполне привычных мне, человеку из цивилизации, двигателей.

Вокруг явно был какой-то город или посёлок. Наш путь вскоре закончился — нас сгрузили, как мешки с картошкой, под какой-то навес, повозились с цепочками, видимо, привязывая их к крюкам, затем вытащили кляп. И я наконец-то увидел местность.

Пара длинных не то бараков, не то быстровозведённых глинобитных домиков вдоль неширокой улицы. На одном из них была вывеска с надписями на трёх языках, среди которых виднелось «Kafe». Ходили группы аборигенов в национальных одеждах. Виднелись три пыльных джипа — два стоящих и один медленно проезжающий мимо.

И мы — пять человек, сидящих под крытым соломенным навесом лицом к данной картине. Помимо Самиры, здесь сидел белокожий мужчина лет тридцати с небольшим, слегка полноватый, в изношенной одежде и очках, которые выглядели чудом уцелевшими. А слева сидели двое смуглых ребят, не то арабов, не то персов. Один был моложе меня, второй — лет сорока.

— Do you speak English? Sprechen Sie Österreichisch? Sprechn sie Norvegen? — спросил он.

Думаю, эти фразы в переводе не нуждаются. Правда, что за «австрийский» язык — для меня была загадкой, эволюцию немецких языков я как-то упустил, хотя до этого слышал и про баварский, и про прусский. Но он до удивления был был похож на самый чистокровный немецкий. А вот местный норвежский был каким-то лютым вариантом скандинавско-норвежского эсперанто, что понять я его бы не рискнул. А вот Самира, похоже, его знала:

— Ja, sege jer!

Ответил и я.

— Yes, I speak. Ich spreche sehr schlecht (Говорю, но очень плохо).

— О, отлично! — он перешёл на английский. — Меня зовут Беар Гриллс, я писатель, историк, ведущий… Я давно занимался тайной серебряных драконов, вы знаете, что это?

— Не знаю, к сожалению.

Имя и фамилия человека, как и лицо, как и род деятельности показались мне смутно знакомыми. Неужели тоже реликт? Что-то мне в последнее время на них везло.

— Ну как же… Это якобы одомашенный племенами нгатри и пинтупри вид реликтового серебристого дракона. Самого крупного на материке, до трёх метров в длину. Больше только малые антарктические и великие антарктические!

Самира, похоже, уловила часть беседы и включилась, используя норвежский. Мне удалось разобрать и перевести слова:

— Новости… драконы вылетели… Камчатка.

— Что⁈ Неужели⁈ — глаза учёного округлились, он задал пару вопросов на норвежском, из которого я услышал «долетели»?

— Последний раз мы видели новости уже почти трое суток назад, — вклинился я.

— Мы вылетели из Дарвина, ну, вы знаете, колония на севере, в понедельник. Мой геликоптер сбили в трёхстах километрах к югу от Тярака… Полёт в этих краях — это всегда лотерея. Затем пятеро суток меня везли. Дважды передавали из рук в руки. Знаете, у них какие-то самодвижущиеся повозки вроде дисколётов, никогда не встречал! И вот вторые сутки я здесь.

— Что это за место? Рынок рабов?

Слово «невольничий» на английском я забыл. Да и вопрос был несколько наивным — всё было понятно и так. Словно в подтверждение моих слов из-за стенки выглянул и злобно взглянул на меня один из тех самых парней, который был среди нападавших в джипе. Его рука была обмотана бинтами и тряпками. Именно он тащил Самиру, и именно его удалось поджарить. Получается, он всё это время сопровождал нас, сопровождал свой ценный груз.

— Да, разумеется. Это главный рынок так называемой Республики Утопия. Которая не признаётся ни одним цивилизованным государством, кроме, кажется, Зимбабве и…

Тут подсказала Самира:

— Социалистическая Республика Швабия.

— Да-да, она. В общем, северо-западное побережье Оранжевого Моря. Сюда периодически делают рейды ваши, русские, и очень редко — израильтяне. Но местные очень быстро меняют дислокацию, то уходят глубже в буш, то выходят к побережью…

— То есть шансы, что нас будут здесь искать — минимальны?

Гриллс кивнул.

— Абсолютно точно.

— Что вам ещё известно?

— Нами, насколько я понимаю, владеет частная военная компания «Серые Кхмеры» из Сиама. Они работают под прикрытием рыбных промыслов, заодно приторговывают собранным у контактных аборигенов.

В этот момент я вздохнул с небольшим облегчением. Мне вспомнилось сказанное во сне моим собеседником, доктором Кастелло, который предположил, что меня схватила Восточная клика и японские военные из Южной Полусферы Великого Процветания. Получается, это не было правдой. Получается, я говорил во сне с придуманным самим собой персонажем, а вовсе не с кем-то, обладающим способностью проникать во сны.

Либо, поправил я сам себя — собеседник всё же был настоящим, но сознательно запугивал меня или вводил в заблуждение.

Я перевёл рассказанное Самире, затем продолжил диалог.

— У нас похожая история. Наш вертолёт разбился на севере Нового Израиля.

Коротко пересказал нашему собрату по несчастью нашу историю, начиная от Новой Бессарабии, опустив подробности миссии, информацию про груз и про тот странный плотоядный цветок. Про последний я до сих пор не рассказывал даже Самире.

— А кто эти несчастные? — я обернулся к смуглым парням и на всякий случай сказал. — Салам Алейкум!

— Алейкум Ассалам, — хмуро отозвались они, а старший ещё и добавил: — Сохили Устахонхои.

И кивнул куда-то назад. Это было названием персидской колонии далеко на западе, насколько я мог помнить. Гриллс вздохнул.

— Несчастные плохо знают местные языки. Они здесь ещё дольше, чем я. Судя по всему, их волокли через весь материк.

— И кому нас продадут, вы можете предсказать?