История клана Учиха, укрытая тайнами. Документы засекречены, родители молчат. Папа никогда ни слова не говорил о дяде, лишь одно мимолетное упоминание его имени…
На рассудок обрушилась свинцовая тяжесть понимания: вот оно! Вот, что произошло с ее кланом.
Попав в прошлое, во времена детства своего отца, Сарада дополняла известный ей мир новыми деталями. Искала причины, возможности спасения близких людей. Избрала себе в союзники самого надежного, мудрого и сильного человека, которого могла — своего родного дядю, гения клана Учиха. Надеялась, что он сделает то, что не способна сделать она: спасет клан и сохранит мир. И оказалось, все это время спасать надо было не ему, а от него.
В груди развернулась пустота, и опоры мира, в который Сарада верила тринадцать лет своей жизни, обрушились в бездну. Волна сомнения захлестнула ее, сметая с образа Учихи Итачи все то хорошее, за что она любила его. Редкие минуты заботы, мягкий голос и теплый взгляд… Сарада цеплялась за них так, словно эти мгновения и составляли сущность Итачи. Но что, если все это было притворством и за образом доброго мальчика скрывалось чудовище? Потому что только чудовище способно убить собственных родителей.
Ударом меча в спину.
От затхлого воздуха кабинета в носу защипало. Сарада чихнула и всхлипнула.
Снова проклятые слезы.
А ведь он тоже плакал. Все лицо Итачи было в слезах, когда он вынимал свой окровавленный меч из спины умирающего отца. Видеть дядю рыдающим — это было ненормально.
Вот он встает, свободно опустив руки вдоль тела. Его лицо прикрывают черные пряди волос. Вокруг на мостовой лежат избитые патрульные. Кунай, вонзившийся в рисунок веера, и сеть трещин, рассекших красно-белый герб.
Сарада не придавала этому значения. Она не задумывалась, насколько серьезен раскол между Итачи и Учиха. Она никогда не представляла, насколько глубока и черна тьма, которую носит в душе этот мальчик со взглядом взрослого человека.
Итачи всегда был странным, но неужели там, за непробиваемой стеной бесстрастности и хладнокровия, уже давно свило себе гнездо безумие?
Мир, в который она верила, оказался иллюзией; Сарада поняла, что все это время смотрела на него сквозь розовые очки. Даже пережив трагедию Кьюби и узрев ужас многочисленных смертей и человеческой боли, она все еще верила…
…в дружбу, справедливость…
…свою мечту стать Хокаге…
…в человеческую доброту и милосердие…
И люди, которых она встречала в прошлом, только укрепляли эту веру. Что бы ни происходило в ее жизни, Сарада видела стакан наполовину полным: дядя, пусть холодный и безразличный, но ведь иногда он щелкает ее по лбу и смотрит теплым взглядом; Шисуи, пускай подозревает, что она шпионка, но все-таки уделяет ей время, беседует, защищает…
Я видела то, что хотела видеть. Я родилась и выросла в сказке, в мирном будущем, где меня оградили ото всех возможных ужасов жизни. А на самом деле жизнь ужасна и люди фальшивы…
С новым приступом боли сознание Сарады прострелила внезапная мысль: а что, если это все ее вина? Что, если история пошла другим путем из-за нее, отец не выжил той ночью, а Учиха Итачи стал убийцей просто потому, что она…
Темная комната, тягучее время. Голова раскалывалась, мысли закручивались, запутывались, пробивая в душе новые дыры, ведущие в бездну. Глубокое разочарование, слабость и чувство вины кружились вокруг Сарады, сводя ее с ума. Боль в груди усиливалась, словно сердце слишком хорошо запомнило ощущение куная внутри себя.
Слабая… бестолковая… бесполезная…
Чакра разгонялась по системе циркуляции, опаляя внутренним жаром тело, и тем быстрее, чем шире были двери, которые отворились во тьму, все это время таящуюся в сердце.
Глаза пекли. Она не сразу заметила, что знакомая комната уже давно видится ей в оттенках красного. Шаринган. И черт с ним. Отвратительные мысли. Почему она вообще способна думать? Без этого было бы лучше. Легче.
Боги…
С каждой минутой становилось все хуже и хуже, и в какой-то момент Сарада поняла: из ее сознания испарились вопросы; она не пытается найти ответы и распутать змеиный клубок мыслей, затягивающийся все туже, а единственное, что занимает ее рассудок — режущая боль в глазах.
К ним прилило слишком много чакры.
Боги, как же мне больно.
Она приложила к закрытым векам прохладные ладони, пытаясь хоть как-то облегчить боль, но это не помогло. Глаза горели, пульсировали. Сильнее и сильнее… Горячее и горячее. Чувство вины, которое разрослось в ее душе до масштабов океана и все это время подводило Сараду к границе безумия, будто бы смешалось с чакрой и устремилось к глазам. Глазные яблоки словно накачивались расплавленным железом. Мучительный стон вырвался из груди. Это невозможно было терпеть. Сарада с огромным трудом пыталась побороть желание выцарапать самой себе глаза, лишь бы избавиться от этой боли. Что-то теплое потекло по щекам… Глаза действительно плавились? Она ослепла?
Сарада закричала, как будто это могло облегчить страдания.
Почему это происходит? Зачем существует этот мир, в котором нет ничего правильного, ничего надежного, а все светлое — это просто миражи, которые люди создают чтобы обманывать друг друга?
Шиноби в тигриной маске с красными узорами, который протыкает ей руку кунаем; люди с оторванными конечностями, лежащие в лужах крови на улицах Конохи во время нападения Кьюби; трупы людей из клана Учиха на улицах квартала. И эта невыносимая адская боль в глазах, сейчас…
Зачем существует мир, в котором столько боли? Почему все так цепляются за жизнь, чем она ценна? Я уже умирала однажды, почему-то безуспешно. Это было не так страшно и не так больно. Жить — куда больнее. Тогда — почему?!
Пульсирующая боль начала понемногу спадать. Сарада отняла от лица руки, осторожно открыла глаза и увидела свои ладони, перепачканные чем-то темным и мокрым.
Кровь?
Не ослепла, видит.
Она вытерла со щек кровь. Все тело била дрожь.
И вдруг инстинкты воскликнули: опасность! Сарада дернулась. В плечо ей глубоко врезался сюрикен. Еще несколько сюрикенов просвистели мимо и с громким стуком вонзились в татами. После горящих адовым огнем глаз, новая боль просто растворилась в прежней. Враг, кем бы он ни был, целился в жизненно важные точки, но Сарада дернулась, и это спасло ей жизнь.
Шаринган видел нападавшего. В бордовом мире голубой очаг чакры молниеносно перемещался по потолку. Сарада выхватила кунай и отразила новую атаку, слишком медленно, едва успела. Пусть ноги и затекли, но тело было словно чужим. Ее тело среагировало бы гораздо быстрее!
Что происходит?
Шаринган с жадностью поглощал чакру. Слабость…
Сарада вдруг ощутила связь с кабинетом покойного дедушки. Новое чувство потрясающего единения.
Она уже не была обычной девочкой – она стала частью чего-то большего. Мир принимал ее в себя и сводил на нет расстояние: Сарада глядела на потолок и ощущала его, проникала глубже в текстуру дерева, в тишину, мрак и духоту мертвых волокон. Она чувствовала комнату, как собственный организм. Не всю одновременно, только ту точку, на которой фокусировался взгляд.
Прямо над тем местом, где вниз головой притаился убийца.
Нужно атаковать его немедленно.
Чакра устремилась сквозь зрачки в сторону противника еще до того, как в сознании ожили мысли о возможных планах атаки.
Единение.
Удар.
Потолок треснул и с грохотом обрушился вниз. Враг, не ожидавший, что его опора настолько хрупка, не удержался и сорвался. Слабость подкосила ноги, и Сарада рухнула на четвереньки, едва не выпустив кунай. Шиноби у самого пола успел перегруппироваться, приземлился на колени и вытянутую руку и ринулся на нее.
Сарада с трудом поднялась. Шаринган читал атаки, но тело не успевало… Катастрофически не успевало! Убийца выхватил меч, Сарада отбивалась уже двумя кунаями, но сражаться с сильным мужчиной в таком состоянии было слишком трудной задачей.
Непослушное тело, будто чужое, внезапная слабость, разбитый новыми открытиями рассудок… Меч с противным лязгом ударялся и терся о клинки кунаев. Сарада едва стояла на ногах. Последние несколько минут ей удавалось выживать лишь за счет шарингана. Гендзюцу не работало. Она никак не могла поймать взгляд мужчины, скрытый за белой медвежьей маской с узорами.