— Что там на границе с Камнем?

Ходэки снова вздохнул и расфокусированным взглядом уставился на мясо.

— Опять очег’едной маневг’. Надоели!

— Гм. Очередной?

— Да. Четвег’тый за последний месяц. Стягивают свои силы к гг’анице с Тг’авой и топчутся, и топчутся там. Хокаге-сама посылает нас на г’азведку, да и наши силы тоже туда подтягивает. Вдг’уг атакуют? Надо быть готовым их встг’етить.

— А они?

— А они потопчутся и г’ассасываются. Учения у них, видите ли. Замотались бегать туда-сюда.

— Знаем мы их учения, — буркнула Сарада.

— Это вы про Камень? — присоединился полупьяный парень, сидящий рядом с Сарадой, и, дождавшись кивка, возмущенно добавил: — Да-а, знаем мы их учения. Вот так потоптались и на Суну пошли.

— Не топтались они тогда, — нудно возразила Сарада. — Они тогда собрались и сразу пошли.

Она закончила жарить мясо и стала ровными кругами выкладывать его на тарелке.

— А ты… чего не ешь? — спросил парень.

— Аппетита нет.

— Можно?

— Пожалуйста.

Он ловко подцепил кусочек мяса и отправил в рот.

— А ты свой человек, Учиха!

Сарада покосилась на компанию взрослых парней. Она не умела веселиться так же, как они. Да и на миссию с ними не ходила. Так, присоединилась к Ходэки. Сидя сутками в госпитале рядом с дядей и папой, можно было на стенку лезть от неопределенности стремительно грядущего будущего. Хоть принесет оригиналу новости.

Запах жареного мяса рассеялся. Сарада проморгалась, пытаясь разобраться, где она находится, и поняла, что это прибыли воспоминания от развеявшегося теневого клона. Она же сидела в больнице на табурете между двумя койками. Справа лежал отец. Слева — дядя. На стульчике у койки дяди обитала Карин. Умаявшись за день, она прилегла ему на живот и уснула.

— Новости с границы. Камень снова проводил маневры.

Некоторое время в палате было тихо. Карин — та точно спала. А вот папа и дядя… Из-за повязок на глазах сказать было сложно.

— Что говорит тебе об этом твое знание будущего, Сарада? — спросил Итачи.

Сарада прикусила губу. Легкая боль помогала хоть немного отвлечься от зудящей тревоги.

— Мое знание будущего говорит мне, что у нас проблемы, дядя.

— Есть ли смысл на него опираться? — прозвучал холодный голос Саске. — Чем дальше по времени, тем больше это знание будущего обесценивается.

Саске не знал того, что знал Итачи. Он имел лишь приблизительное понятие о том, что ждет его впереди: гибель жены, пропажа дочери; личности жены и дочери. Все. Если только Итачи не рассказал ему больше. Но дядя любил консервировать информацию для своего личного пользования, потому Сарада в своих размышлениях склонялась к тому, что Саске все еще ничего не знает. Стоило ли говорить ему?

— Впереди должна быть война.

Все-таки решилась.

— Война кого с кем? — уточнил отец.

— Война всех с «Акацуки».

— Что значит «всех»?

— То и значит. Пять Великих Стран и самураи в Объединенном Союзе Шиноби сражались против «Акацуки». То есть... должны были бы.

— Хм. Звучит как утопия.

— Теперь, пожалуй, да. И меня это беспокоит.

— «Акацуки»… Практически все уничтожены, — рассуждал Саске. — Даже если предположить, что вы правы и Мадара жив… Он не настолько силен, чтобы противостоять даже и Конохе с Облаком.

— У него семь биджу, — сухо бросила Сарада.

— Биджу без джинчурики… Как он собрался ими управлять?

— Это Учиха Мадара. Если бы не был способен, не собирал бы, верно?

Отец не ответил. В палате снова стало убийственно тихо.

Сарада варилась в тревоге и продолжала грызть нижнюю губу. Ей смутно виделись образы убежищ «Акацуки» из памяти Орочимару, когда подал признаки жизни тайный квартирант.

«Вот что, Сарада. Я считаю, тебе стоит еще раз обдумать мое предложение окончательно избавиться от печати, сдерживающей меня».

Нет. Вопрос закрыт.

Орочимару захихикал.

«Я ожидал этого. Но все же. Мы давно сосуществуем в одном теле. Неужели ты мне все еще не доверяешь?»

Нет. Повторяю: вопрос закрыт.

«Я могу сделать тебя бессмертной».

Врешь.

«Думаешь, это невозможно? Но сам-то я обрел вечную жизнь».

Мне от твоей вечной жизни ни холодно ни жарко. Ты скачешь из тела в тело. Используешь мое и выкинешь, когда оно придет в негодность.

«Твое — нет».

Свежо предание.

«Зря не веришь. Прошлые тела действительно приходили в негодность спустя пару лет, начинали меня отторгать. Но твое не отторгнет. Я — не чужой в твоем теле. Благодаря технике «хаоса» мы слились в единое целое…»

Прекращай болтать. Меня от тебя укачивает.

«…так что проблема с отторжением, считай, решена. Что же до бессмертия…»

Наши взгляды на вечную жизнь отличаются, Орочимару. Так что можешь не продолжать.

«…над этой проблемой я также размышлял и работал. Видишь ли, наследников Учиха оставалось всего трое. Из них тело Итачи, как видишь, слишком хилое…»

…настолько, что ты оказался неспособен им завладеть.

«…так что оставались лишь вы с Саске-куном. Попользовать тела каких-то жалких шесть лет и выкинуть их догнивать — было бы жалко, согласись».

Меня правда сейчас стошнит. Заканчивай, шаннаро!

«Самая большая продолжительность жизни у Узумаки. Потенциальный долгожитель сейчас валяется слева от тебя на постели Итачи. Я изучал Карин. И еще популяцию грызунов с Водоворота…»

Очень родственный с людьми вид. Замечательно.

«Язвишь? Признаю, прямой связи между грызунами и Карин, помимо локации происхождения, я не вижу. Но тем не менее…»

Орочимару, мир на грани Четвертой Мировой Войны Шиноби. На кой черт мне слушать про крыс с Водоворота?

«Потому что в них зашифрован секрет бессмертия».

Ты чокнутый.

«Как для крыс, они живут неприлично долго. Тридцать лет… По меркам человека это… сотен так семь».

Сарада и вправду заинтересовалась. Что такого было в этих крысах? Орочимару, воодушевленный ее молчанием, продолжал:

«Причин на самом деле множество. Активная и строго контролируемая концевая защита генетического кода. Полное отсутствие вирусного генетического мусора, который скачет по геному. А еще эпигенетические метки. Эти крысы всю жизнь живут с экспрессией новорожденных крысят».

Предлагаешь сделать из меня новорожденного младенца?

«Как минимум».

Сарада фыркнула. Вроде бы даже вслух.

Семьсот лет… Это не бессмертие.

«Грызуны с Водоворота умирают от износа сердца. Для тебя эта проблема решаема».

Замечательно. А теперь заткнись!

Сарада-клон постучалась в кабинет Хокаге. Изнутри откликнулся привычный голос Шикамару. Заходя в кабинет, она вдруг подумала, что привычный голос Шикамару остался у нее в памяти из далекого прошлого-будущего, когда тот работал с Нанадайме. Откуда он там сейчас?

Черт, точно. Хокаге же — его отец.

Сарада ничего не имела против Шикаку. Кроме того, что он преждевременно занял место Какаши-сенсея и, сам того не подозревая, продолжал рушить опоры светлого будущего. Ну ничего. Она собиралась это исправить.

Шикамару, словно маленькая копия родителя, сидел в кресле Хокаге, ритмично щелкал крышкой зажигалки и заполнял бумаги. Сарада растерянно остановилась у двери. Огляделась. В кабинете, помимо них двоих, никого не было.

— А где Хокаге?

— В десятой.

Сарада хотела было выйти, но задержалась.

— Почему не тут?

Шикамару пожал плечами.

— Привык работать там.

— А ты привыкаешь работать здесь?

Шикамару с тяжелым вздохом откинулся в кресле.

— Мендоксе-е… Да бате с бумагами помогаю. Накопилось.

— Ах вот оно что.

Сарада многозначительно кивнула и удалилась.

В десятой посетителей не было. Шикаку принял ее.

Сарада сидела напротив, смотрела ему в глаза и думала о том, что отец Шикамару нравится ей в роли Хокаге куда больше, чем Цунаде-сама. Он не задавал неприятных вопросов, не сверлил ее взглядом уверенной в своих силах подозрительной старой ведьмы.