Он не экономил чакру, хотя с самого детства привык строить стратегию, предварительно рассчитывая, на что потратит каждую каплю. Сейчас Саске привычно подмечал детали, искал уязвимости противника, планировал свои действия на несколько шагов вперед, но при этом совершенно не заботился о чакре. Он тратил ее щедро. Выбирал не самую эффективную и экономную технику, а ту, которую просто хотелось.

Он желал разрушения. Это расточительство могло быть вызвано тем, что он ощущал внутри себя непривычно мощную силу. Ему казалось, чем сильнее он злился, тем больше у него появлялось чакры, и Саске шел на поводу у этой странной закономерности.

Неудача с нападением в воздухе разъярила его настолько, что из глаз потекли слезы. Но не от обиды — от боли. Сетчатку жгло так, словно какие-то из миниатюрных бомб просочились в глаза и взрывались там.

Саске двигался по лесу, разрубая мечом заросли и порхающие фигурки из глины, и с неудовольствием отмечал, что с такой болью в глазах сражаться будет непросто. Она отвлекала. От нее кружилась голова и сбивалась концентрация.

Вот же черт…

Он улучил момент, проскользнул между очередными бомбами и взобрался на верхушку дерева. Дракон был прямо над ним. Саске выпустил из ладони луч Чидори, но луч прервался, не достигнув желанного крыла. Саске с досадой цыкнул, отвел руку. Луч погас.

Просчитался. Выдал дистанцию своего боя. Он прямо видел злорадное удовольствие на лице противника, который наверняка взял на заметку новую информацию и уже успел подняться повыше.

Пять метров… Черт. Он больше не даст мне такого шанса.

Взгляд скользил по поверхности драконьего крыла, и Саске отмечал, что крыло гладкое и холодное. Он вспомнил, что в печатях еще остались крупные сюрикены. Мозг принялся рассчитывать новую стратегию, но Саске неожиданно увлекло открытие…

Я… я чувствую…

Противник не дал ему времени разобраться в новых ощущениях. На Саске уже летела бомба с птичьими крыльями и здоровенным свиным пятачком. Подрывник не прекращал атаковать его предсказуемым образом. Надеялся, что Саске ошибется? Планировал что-то третье, отвлекая его внимание привычной атакой, и просто усыплял бдительность?

Это бесило.

Саске взглянул на холодный глиняный пятак, и ему вдруг остро захотелось отшвырнуть от себя эту уродливую фигурку. Он ощутил резкую боль в глазу и следом почувствовал толчок, будто физически дотронулся до пятачка фигурной бомбочки. Бомба закружилась, словно ей дали увесистый щелбан. Отлетела назад. Потеряв управление, она врезалась в ствол дерева и расплющилась в липкую белую массу.

Саске накрыл ноющий глаз ладонью. Ему почему-то казалось, что это может облегчить боль. Он отнял руку от лица и увидел на ладони кровь.

Что? Я ранен?

Пальцы дернулись. Перед глазами возникло лицо Итачи. Перетянутый сетью лопнувших сосудов белок глаза, потеки крови на щеке… Рисунок его Мангеке.

Быть этого не может.

Саске спрыгнул под защиту деревьев. Как раз вовремя. Очередной взрыв разнес в щепки верхушку дерева, на котором он стоял.

— Что, Учиха? — самодовольно заорал подрывник. — Трепещешь пред мощью моего искусства?

Саске было от души наплевать на его искусство. Оно не доставляло ему ничего, помимо неудобств: писка в заложенных ушах и специфического запаха жареной глины.

Он уставился на дерево прямо перед собой. До него было еще несколько метров, но Саске во всех деталях ощущал шершавую поверхность коры, будто и вправду касался ее рукой. Он набрал в легкие воздуха, затаил дыхание и попробовал оттолкнуть от себя кору. Хотел четко ощутить свою силу. Левый глаз резануло болью, но он стерпел. Поверхность коры покрылась трещинами, однако Саске успел уловить краткий пик перехода — момент, когда чакра обернулась энергией.

Я пробудил Мангеке Шаринган.

Скорость мысли зашкаливала. В его голове, среди боли, хаоса размышлений и сожалений, варились идеи.

Это… похоже на Аматэрасу Итачи. Но этого мало. Я не нанесу такой техникой повреждений этому идиоту. Не достану до жизненноважных органов. Могу только оттолкнуть… Мало!

Неподалеку прогремело еще несколько взрывов. Снова запахло жженой глиной. Саске прикрыл веки на пару мгновений, расслабился.

Этот момент перехода чакры в энергию….

Он снова открыл глаза.

Стоит попробовать.

****

Неджи раскрутился, и иглы марионетки отшвырнуло вихрем чакры. Атака прекратилась. Он остановился. Рядом тяжело дышал Райкаге — гора мышц, покрытая потом. Его чакра вела себя необычно.

— Райкаге-сама, вы в порядке?

— Он меня отравил!

С организмом мужчины творилось неладное. Неджи ощущал, как сила, исходящая от Райкаге, начинает вянуть. Тот краткий миг, который он увидел с помощью бьякугана еще на обрыве, когда меч Хошигаки Кисаме слизнул защитный покров чакры с тела Райкаге, оказался решающим. Разбитая марионетка второго отступника из «Акацуки» воспользовалась этим шансом и задела Райкаге сенбонами, которые, как оказалось, были отравлены.

Мне нельзя получить ни единой царапины.

Неджи напряженно анализировал ситуацию, и в то же время его спокойствие точили тяжелые воспоминания.

Райкаге был озабочен битвой и ядом, пожирающим его тело. Вряд ли он задумывался о том, кто стоял перед ним. Для Скрытого Облака дело Хьюга наверняка было одним из многих. Мелкий эпизод. Попытка похищения наследной принцессы бьякугана, которая закончилась для них ничем, в то время как у Неджи отняла отца.

Глубоко продуманная многоходовка. Похитит шиноби Кумо принцессу — чудесно. Погибнет — все равно неплохо. Можно будет потребовать тело главы в качестве компенсации и все равно добиться своего. Завладеть бьякуганом.

Неджи почти всю свою сознательную жизнь обвинял главную ветвь в убийстве родителя и успокоился только в последние несколько лет, когда начистоту пообщался с главой. То решение… оно было решением отца. Главная ветвь была ни при чем. Но вот Кумо…

Неджи незаметно сделал глубокий вдох и выдохнул. Человек, который отдавал приказ похитить Хинату-сама, скорее всего, сейчас и стоял рядом с ним. Человек, выдвинувший ультиматум предоставить Облаку тело Хиаши Хьюга.

— Давай, пацан! Надо добить эту паршивую куклу!

Неджи кивнул и задушил в себе вулкан отвращения к Райкаге и Скрытому Облаку.

«Акацуки» — наш общий враг. Нужно сосредоточиться на нем.

Сегменты разбитой марионетки скакали в траве и пытались собраться воедино. Откуда ни возьмись снова выстрелил залп сенбонов. Неджи раскрутился и отразил их кайтеном, а, едва выйдя из вихря, ударил в наполовину собравшуюся марионетку техникой Вакуумной Ладони. Кукла снова рассыпалась. Бьякуган различал тонкие нити чакры, тянущиеся от центрального цилиндра к частям ее искусственного тела.

— Снова собирается, — максимально ровным голосом произнес Неджи. — Этот цилиндр крепок. Моя техника не может разбить его на расстоянии. Нужно подобраться побли…

— Какой цилиндр? — рявкнул Райкаге, словно его попытались оскорбить.

Неджи облизнул губы и спокойно объяснил:

— То, что вы уничтожили, Райкаге-сама, была не просто марионетка. Это и был член «Акацуки». Наш противник — целиком марионетка. Его жизненная сила сконцентрирована в цилиндре, и он будет собираться вновь, пока мы не уничтожим цилиндр.

— Что из этого цилиндр?

Райкаге во тьме не мог различить среди обломков марионетки то, что Неджи ясно видел бьякуганом.

— У корней того дерева. Покатился влево.

Райкаге, с трудом борясь с собственным непослушным от яда телом, вдруг бросился на противника. И в тот же миг Неджи заметил, как открылись в суставах отломанных конечностей марионетки мелкие трубки. Он не успевал предупредить Райкаге, все что смог — молча отразить Вакуумной Ладонью часть игл. Остальные же впились в тугие мышцы пресса и груди мужчины, вонзились в бицепсы, впрыскивая в кровь все новые порции яда. Неджи с ужасом отмечал, что Райкаге, по-видимому, неведомы даже азы командной работы. Бросился сломя голову, без плана, без предупреждения… Без своей хваленой райтоновой защиты, которую под действием яда применить оказалось невозможно.