Они вышли из храма втроем и, не сговариваясь, углубились в темную рощу. Шисуи молчал, а Итачи все еще был на взводе, и Сарада опасалась даже тронуть его. Немного погодя они вышли на каменистый берег реки Нака, над которым тянулся отвесный скалистый обрыв. Шисуи осмотрел окрестности шаринганом и спросил невесело:

— Ну что, девочка, как тебе собрание?

Почему-то вместо имени он предпочитал обращения «шпионка» и «девочка». Сегодня с ними был Итачи, поэтому Шисуи использовал второй вариант, чтобы не злить своего младшего друга.

После собрания на душе остался неприятный тяжелый осадок.

— Шисуи-сан, — голос немного дрожал, и Сарада намеренно обращалась к нему, а не к Итачи, тот и так был не в себе, — объясните, что происходит?

Шисуи печально улыбнулся.

— Это наша действительность, знаешь. Клан отдельно, деревня отдельно. Учиха — одни из основателей Конохи, но со временем нас оттеснили от управления деревней. В отличие от других, мы имеем право на автономию, дела клана решаются кланом, Лист не вмешивается. Но в то же время сейчас у нас нет своих людей в Совете, все наши, кроме меня и Итачи, работают в Полиции. Они сидят в своей скорлупе и не знают реального положения вещей. И ты видишь, во что это вылилось.

— Черное и белое, — повторила Сарада слова дяди. — Черная деревня…

— Да.

— Но ведь дя… — она запнулась и исправилась, — то есть Итачи сказал, что деревенские опасаются Учиха. Предубеждение все-таки есть. Я сама слышала, клан подозревают в организации нападения Кьюби.

— Да, предубеждение есть, от этого никуда не деться. Но все не так критично, как полагают наши. Эти… идиоты, — с чувством ругнулся Шисуи, — сами делают хуже. Учиха не идут на контакт, не пытаются ничего исправить. Только еще больше замыкаются в своем мирке и плодят ненависть. Именно об этом пытался сказать Итачи на собрании. Но они не слышат. Они никого не слышат кроме себя.

Шисуи стиснул зубы от злости.

— Я не знала, что все так серьезно, — пробормотала Сарада. — Шисуи-сан, ты сказал, что не служишь в Полиции?

— Нет.

— Но почему?

— Нечего там делать. Я — джонин, у меня своя команда, и я работаю на полевых миссиях.

Упорядочить все эти мысли в голове было слишком сложно. Между деревней и Учиха назревал серьезный конфликт. Между Итачи и кланом, судя по всему, тоже. Сарада подозревала, что у Учиха есть тайны, но она не думала, что они настолько глубокие и темные, будто болото некой черной жижи. Вступишь в такое, и пути назад уже нет, будешь лишь медленно погружаться все глубже и глубже, пока не захлебнешься, не задохнешься, не станешь частью этого болота. У нее было ощущение, что она испачкалась в храме: затхлым горячим воздухом, гулом людских голосов, струящимся напряжением. Она поняла, почему дядя был против решения дедушки: он хотел защитить ее, оградить от всего этого.

На первых порах Сараде казалось все чудесным и светлым: семья ее отца, клановый квартал, живые Учиха, перспектива работать в Военной Полиции. Но Шисуи с таким пренебрежением сейчас отозвался о Полиции, что одна лишь фраза «нечего там делать» перечеркнула все надежды Сарады. Неужели быть джонином деревни большая гордость, чем работать в Военной Полиции Учиха?

И все никак не лезла из головы упрямая мысль о связи между тем, что творилось на собрании, и внезапным исчезновением клана.

— В будущем…

Итачи, не принимавший участия в разговоре, вдруг строго взглянул на нее. Он понял, что она хотела рассказать Шисуи.

«Нельзя, — говорил его холодный взгляд. — Не смей».

— Что? — настороженно спросил Шисуи.

— Э-э… Ничего. Я просто переживаю, что в будущем это может плохо закончиться.

— Да. С этим надо что-то делать.

Он помрачнел и нахмурился, подозрительно поглядывая на нее.

Шисуи не был идиотом. Видимо, он тоже понял бессловесный намек Итачи и догадывался, что мнимая племянница его друга знает, во что выльется зарождающийся конфликт.

****

Нанадайме с аппетитом уплетал рамен, брызгаясь и шумно прихлебывая бульон. Сарада изучала его полосы на щеках, счастливые голубые глаза, лохматую соломенную шевелюру.

— Как дела в академии?

— Э-э…

Наруто немного притих и задумчиво пощелкал палочками. Сарада спрашивала не просто так. Саске сегодня выдали выписку с оценками. Взглянув на листок краем глаза, Сарада увидела только высшие баллы, папа учился отлично. Резонно было полагать, что такую же бумагу выдали и маленькому Нанадайме.

— Ничего, все шикарно, даттэбайо! — чересчур бодро выпалил Наруто и вновь принялся за рамен.

Сарада настойчиво похлопала по столу ладонью.

— Листок с оценками.

— Нет у меня никакого листка, — уперся он и отвернулся.

— Я знаю, что есть.

Сараде часто говорили, что она слишком занудная. Нанадайме сказануть такое не отваживался, но все прелести ее характера он наверняка уже успел оценить. Сарада читала нотации Боруто, Шикадаю, Денки, Иноджину… Всем. И, как оказалось, достаточно было лишь месяца-двух в прошлом, чтобы вместо бывших одноклассников она нашла себе новых жертв для нравоучений. Собственный отец или будущий Хокаге — не имеет значения. Сарада была готова отчитать любого, если чувствовала свою ответственность за человека. О том, что будущее изменится, она уже не переживала. Мысль, что ей придется доживать свой век в прошлом, избавила ее от панического страха за будущее.

Наруто уже понял — просто так она не отвяжется. Если «сестренка» знает про листик, она вынет душу, но своего добьется.

— Ладно, даттэбайо.

Он полез в карман шортов, порылся и вывалил на стол смятую бумагу с горстью мусора. Сарада, брезгливо сморщившись, перевернула листок с тыльной стороны на лицевую. Нанадайме сжался, предвкушая скандал, и реакция не заставила себя ждать.

— На-аруто, — угрожающе протянула Сарада.

Невольно вспомнился разговор со взрослым Нанадайме, который хвастался, что в академии был самым успешным, самым умным и самым популярным, «как Саске». В том, что всем этим характеристикам отвечал папа, Сарада уже не сомневалась. Она видела его оценки и была свидетелем того, как пищат при виде Саске малолетние девчонки. А вот Наруто или свернул на кривую дорожку из-за знакомства с ней и стал двоечником, или заврался. И Сарада склонялась к последнему. Раньше она бы и мысли не допустила, что Хокаге может навешать ей лапши на уши, но сейчас была на сто процентов уверена: может. И таки навешал. Да, да. Ту самую, лапшу, что прямо сейчас самозабвенно высасывал из тарелки с раменом.

— Бессовестный, — только и сказала Сарада.

А сама подумала: «Черт с тобой, делай что хочешь. Если эти жуткие баллы не помешали тебе стать Хокаге, то не мне тебя судить».

Принципы зудели и настаивали: «Вправь ему мозги, шаннаро!», но Сарада стойко боролась с собой. Нанадайме тем временем доел рамен, сложил ладони лодочкой, зажав между ними палочки, и слегка поклонился ей, расплываясь в довольной улыбке:

— Санкью, даттэбайо!

****

Сарутоби Хирузен заправил трубку табаком, раскурил и задумчиво уставился вдаль.

— Шисуи, я слушаю тебя.

Шисуи присел на одно колено и склонил голову.

— Сандайме, меня беспокоит ситуация с Учиха.

— Да, — отозвался Хокаге. — Не только тебя.

Он закусил трубку. Едкий дым растворялся в свежести осеннего вечера.

— В деревне относятся с недоверием к Учиха. Клан отвечает тем же.

— Да, — тяжело ответил Хирузен. — Учиха — это полиция, а органы правопорядка народ часто недолюбливает. Но чего ты хочешь, Шисуи?

— Сандайме, — пылко произнес Шисуи. — Прошу вас, дайте мне полномочия… Я хочу заняться этим.