— Вы ищете его? Он жив? Что с ним?

Анбу повернулся к ней.

— Не могу сказать.

На душе тяжелым грузом осела тревога.

Папу не просто ищут. Он явно что-то натворил, если им всерьез занимаются Анбу. Или…

Анбу не мог не заметить, как она побледнела, но принципы и тайна расследования заставляли его держать язык за зубами.

— Вы говорили только о тренировке?

Еще свитки. И жуки. Ему нельзя сказать ни о том, ни о другом.

От мужчины исходила просто бешеная энергетика. Она обволакивала Сараду, пропитывала насквозь, заползала в самую душу.

Врать не умею. Скажу просто «да», он тут же поймет. Точно поймет.

— Н-нет.

Тишина снова подталкивала Сараду отбиваться от нее и говорить, говорить, хоть как-то расколоть это удушающее молчание. И она говорила.

— Он возмущался, что я не убираю в квартире и что дома нечего есть. Спрашивал, почему я хожу в мужской футболке.

— И почему же? — вдруг спросил Анбу.

Сарада удивленно посмотрела на него. Ему правда было любопытно или он просто издевался? И то, и другое казалось странным. Первое — потому что к делу это отношения не имело. Второе — потому что сарказм под налетом железного характера добавлял образу этого человека неожиданной харизмы.

— Люблю свободную одежду, — буркнула Сарада и поправила очки.

Анбу покачнулся на пятках.

— Его вещи на месте?

— Вроде бы да.

Сарада толком и не знала, где что хранил Саске, и что могло пропасть.

— Он жив, — произнес вдруг Анбу. — Большего сказать не могу.

От сердца немного отлегло.

Чего это вдруг сжалился?

— Если что-нибудь вспомнишь, свяжись со мной через Шикаку.

Сарада кивнула. Человек мгновенно исчез: использовал шуншин. Сразу стало как-то легче. Но вот слова незнакомца в маске кота никак не лезли из головы.

«Вещи на месте?»

Сарада зашла в комнату отца и осмотрелась. Подняла упавшую рамку с фотографией седьмой команды и полезла в ящики. Футболки, белье. Оружие.

Все на месте? Черт его знает.

Она поднялась и снова оглядела комнату.

Рюкзак. Куда делся рюкзак? Он всегда лежал на кресле.

Сараде показалось, что исчезнувший Саске, о котором она так пеклась, вдруг подкрался сзади и окатил ее ледяной водой из ведра.

Вот почему Анбу заинтересовался вещами Саске. Его не волновало воровство, да никто и не крал бы дурацкий рюкзак. Обнаруженная пропажа навела Сараду на мысль, что отец просто собрал вещи и ушел. Мысль о том, что Саске где-то прячется, посещала ее и прежде, но только первое время. Ему было некуда идти. Где бы он пропадал так долго? Все это навело Сараду на подозрение, что отца похитили. Но сейчас она поняла, что крупно ошиблась. Похитители не стали бы ждать, пока Учиха Саске вернется домой и упакует вещи.

Папа жив и просто сбежал. Но… куда?

Сараду обуревали смешанные эмоции. Она зарылась пальцами в прическу и продолжала стоять на месте. Отец ее бросил. Оставил одну, а сам ушел, не сказав куда, неизвестно с кем и непонятно за каким…

Ему было наплевать на нее. Как, впрочем, всегда. Но с другой стороны, это значило, что он, скорее всего, в порядке. Анбу подтвердил, что Саске жив, а то, что уход отца был спланирован им же самим, могло хоть немного гарантировать, что он знал, что делает.

****

Тишину рощи ритмично разбивал звук вонзающихся в дерево кунаев. Неджи сидел на свободном бревне и медитировал.

— Привет, Сарада, — сказала Тентен и ловко запустила в мишень еще один кунай.

— Привет. Где Гай-сенсей?

В последнее время джонин исправно тренировал их, и раз сейчас его не было на площадке, это означало, что случилось нечто особенное.

— Гай-сенсей в Резиденции, — Тентен отправила в полет еще один кунай. — Или в госпитале.

Снова бросок.

— Что-то с Ли-саном?

— Нет.

Тентен перестала бросать кунаи и прокрутила очередной на пальце.

— Избрали Годайме Хокаге. Цунаде-сама, одна из Легендарной Троицы Листа, вернулась в деревню и станет Пятой. Первая женщина Хокаге!

Тентен была непривычно дружелюбна и разговорчива. Сарада поняла, что новость временную сокомандницу очень обрадовала, и ей просто необходимо было на кого-то выплеснуть свои впечатления, а кроме медитирующего Неджи на площадке не было ни души. Сарада подозревала, что Хьюга решил помедитировать не просто так, а с дальновидной целью — избежать трепа Тентен, но новость пришлась по вкусу и ей. История возвращалась на прежние рельсы.

Не все потеряно. У мамы будет учитель.

— Цунаде-сама — великий медик, — задумчиво пробормотала Сарада. — Она сумеет вылечить Ли-сана, так ведь?

— Гай-сенсей затем и отправился.

— Полагаю, пока он не добьется своего и не сведет Годайме с Ли, на тренировках мы его не увидим, — неожиданно подал голос Неджи.

Вылечат Ли, а меня вышвырнут. Может, оно и к лучшему. Но если вернулась Цунаде-сама, значит, с ней вернулся и…

****

— Сюда, баа-чан!

Цунаде поморщилась.

Этот мальчишка был до раздражающего фамильярным и подбирал окружающим отвратительные клички. Отвратительные в первую очередь потому, что очень уж меткие.

— Я больше не практикую ирьениндзюцу, — сощурилась Цунаде, нехотя следуя за непоседливым генином в госпиталь. — Осмотреть — осмотрю, но не ожидай слишком многого.

— А что, баа-чан. Ты же вроде как лучший медик, даттэбайо? Неужели вылечить Какаши-сенсея тебе не по силам?

Вопрос, заданный невиннейшим тоном. Посторонний человек и не уловил бы в нем глубоко зарытого сарказма. Наруто Узумаки возвращал обратно ее же слова, и Цунаде крепко задумалась. Ей с первого взгляда показалось, что он прямолинейный самоуверенный дурак. Она не думала, что он еще и настолько злопамятный. Здорово же его задело.

— Как там расенган? Уже завершил третью ступень? — не осталась в долгу Цунаде.

— Вот вылечишь Какаши-сенсея и Густобровика, и сразу пойду завершать, ттэбайо.

Упрямец. Даже если и задело его, то виду теперь не подает, все парирует. Что за несносный мальчишка?

Цунаде мимоходом подумала, что Какаши повезло. Джирайю Наруто окрестил отшельником-извращенцем, что уж и говорить, за дело; ее — бабулькой, тоже заслуженно, не поспоришь. Как получил свою кличку некий Густобровик, Цунаде догадывалась. А вот Какаши мальчишка почему-то называл просто по имени. Настолько уважал?

С того спора ее с Наруто связывали особые отношения. Ни одна беседа не обходилась без взаимных подколов. Цунаде чувствовала, что у Наруто накопилась на нее очень сильная обида, и он капля за каплей подмешивал ее в их разговоры. Отныне они стали едва ли не соперниками, как бы по-идиотски это ни звучало. Наруто не отказался от идеи стать Нанадайме Хокаге, наоборот, еще сильнее укрепился в этом желании. И в то же время, обозвав его недостойным должности Хокаге, Цунаде не считала достойной саму себя. А ведь ее избрали. И ей почему-то казалось, что Наруто чувствует ее сомнения и внимательно за ней наблюдает, ожидая прокола, чтобы убедиться, что женщина, так просто поставившая крест на его карьере Хокаге, сама с этим нелегким делом не справляется.

Люди восторгались ею и уважали просто потому, что она была саннином. Женщина из Троицы Листа, лучший медик своего времени. Но на Узумаки Наруто шлейф ее былых подвигов никакого впечатления не производил. Мальчик собирал о ней свое мнение по тем поступкам, которым был свидетелем лично, и с той минуты, как они вернулись в Коноху, Цунаде чувствовала, что за ней наблюдает самый неподкупный из судей.

Оказавшись над постелью бесчувственного Какаши, она бегло просмотрела историю болезни. Гендзюцу. Высшее гендзюцу. Вряд ли оно длилось до сих пор. Сама техника уже давно развеялась, а вот последствия остались. Давление на психику оказалось настолько сильным, что сознание Какаши застряло где-то глубоко внутри и не могло вырваться наружу.