Не зря он чувствовал себя неуютно в этом противостоянии с Данзо.

Его надо было просто убить. Убить незаметно и совершенно бесхитростно. И всех свидетелей тоже. Это спасло бы и меня, и ребят.

Но Шисуи не смог и даже не думал давать этому варианту право на жизнь. А вот Данзо оказался чудовищно изобретательным. Ядовитые жуки… Шисуи осознавал, что даже с нормальным зрением он вряд ли заметил бы их сразу: в лесу было много живности. Но и глаза его подвели.

Почему я снял этот чертов компресс? Надо было держать его дольше… Как же больно. Господи, все еще…

Яд жуков того шиноби из клана Абураме каким-то образом воздействовал не только на клетки, но и на их способность выпускать чакру. Если бы не кровь Учиха — Данзо беспрепятственно вырвал бы ему и второй глаз так же, как и первый. Но яд, к счастью, не успел проникнуть в глаза. Выжав остатки чакры из своего организма, Шисуи пустил их на шаринган. Сила кеккей-генкай немного разогнала в теле чакру вопреки действию яда. Данзо не мог об этом знать, даже сам Шисуи об этом не подозревал. Однако это позволило ему хоть как-то вывести тело из оцепенения и сбежать, использовав шуншин.

Адская боль в правой глазнице сбивала мысли. Онемевшие конечности тронул холод от самых кончиков пальцев, и поднимался все выше. Шисуи с каждой минутой неотвратимо терял контроль над своим телом. Яд клана Абураме выгонял его из мира живых настолько настойчиво и стремительно, что Шисуи запаниковал. Он подозревал, что может умереть преждевременно и, скорее всего, насильственной смертью. Отмерял себе лет десять, а то и больше, но он не думал, что это случится всего через пару дней! И сейчас, чувствуя на затылке ледяное дыхание смерти, он торопился разгрести то, что оставлял после себя в этом мире. Торопился и с отчаянием понимал, что ничего не может сделать.

Я умру. Совсем-совсем скоро.

Он не успел как следует подготовиться, чтобы принять эту мысль. Все произошло слишком быстро. Смерть вообще редко когда заранее предупреждала о своем визите.

Казалось бы, сейчас вся жизнь должна была пролетать перед глазами, но Шисуи почему-то думал о том, что так и не узнал, чего хотел от него Итачи. Так и не поговорил с Кирэй, хотя они должны были встретиться как раз этим вечером. Его терзали любопытство и вина. Любопытство: чего хотели эти двое? И вина за то, что он не может защитить Саске и Сараду, хотя обещал.

— Зачем ему это? — спросила Сарада срывающимся голосом. — Твой глаз… Ты же… Ты ничего не сделал…

Эта перепуганная девочка с бледным от страха лицом таращилась на него глазами, полными невыразимого ужаса, и он не мог ее защитить. Не мог даже сдвинуться с места. Ободряюще улыбнуться и то казалось практически непосильной задачей.

— У Данзо свои понятия. Он так защищает Лист.

— Защищает Лист? Но почему он…

— Просто потому, что я Учиха, — перебил Шисуи и добавил с горькой иронией: — Учиха Хокаге. Звучало слишком сказочно…

— Разве быть Учиха — преступление?

Дыхание Шисуи стало судорожным.

— Нет, — задыхаясь, выдавил он. — Не преступление. Скорее — приговор.

Перед глазами почему-то возникали лица Яширо и его приспешников. Та встреча в переулке. Душные собрания в подвале Храма Нака.

Сейчас, в шаге от кресла Хокаге, я понимаю, что вы чувствовали, ребята. Может, я и правда был слишком молод? Хотя восстание все равно привело бы всех нас к гибели: и Учиха, и Коноху. Неужели выбора не было? Неужели мы действительно прокляты, как говорила Сарада, и нам суждено погибнуть всем до единого? Я ее разубеждал, но что это тогда, если не проклятие?

— Вы будете следующими. Ты и Саске. Если Итачи не вернется, вас убьют так же. Заберут глаза…

— Почему он должен вернуться? Почему его приход спасет нас? — бормотала Сарада. — Он же сам всех убил!

— Главное, не говори ничего Саске.

— Что?

— Не говори ему, кто убил меня. Он не должен знать, что в этом замешана деревня. Скажи, что это Итачи. Он все равно собрался ему мстить, пускай мстит. Но не деревне. Эти люди не виноваты, а Саске слишком помешан на мести. Это погубит и Коноху, и твоего отца, Сарада.

Шисуи говорил все это и отнюдь не был уверен, что его слова чем-то помогут. Даже если она не скажет Саске…

Что будешь делать ты, девочка? Не станешь ли ты мстить сама?

Шисуи отчаянно надеялся, что его влияние на Сараду даст свои плоды и она останется верна родной деревне. Надеялся, но до конца все равно не верил. Душевная боль преображает людей, а коварный Мангеке Шаринган только и ждет, чтобы присосаться к этой боли и отравлять душу тьмой, тянуть на дно. Погружать все глубже и глубже, дарить новую силу.

— Итачи… Что, если он убьет папу? Ты говорил, пока… пока ты жив… никто не приблизится к нам. А теперь?! — воскликнула Сарада.

Глупая девочка. Или нет, не глупая. Я бы и сам никогда не вычислил мотивов Итачи, если бы не знал его с самого детства. Если бы не знал его главную слабость.

— Ты же помнишь тот день, — тихо выдохнул Шисуи. — Тебя убил не Итачи.

Сарада опустила взгляд. Она прекрасно помнила, но сама себя убеждала, что ее гениальный дядя слетел с катушек. Потому что иначе и быть не могло. Нормальный человек не может убить весь клан, своих родителей, — Шисуи тоже так считал. Но то, что Итачи не был нормальным, не значило, что он был сумасшедшим. А принять тот факт, что он сделал все это в здравом рассудке и по собственной воле — было еще страшнее, чем поверить в то, что он чокнулся.

Шисуи вдруг резко напрягся.

Эта чакра…

****

Шисуи насторожился, будто почувствовал чье-то присутствие. Он попробовал обернуться, но тело не подчинилось.

— Кто здесь? — произнес он упавшим голосом.

Сарада резко обернулась и активировала шаринган. Жизнь была повсюду, но вот четкого очага чакры Сарада не видела. Она спросила с тревогой:

— Что такое?

Бледные губы Шисуи растянулись в улыбке. Он немного расслабился и продолжил тихим голосом:

— Итачи никогда не причинит вред Саске. Как бы это ни выглядело со стороны. Поверь, Сарада. Никогда. Ни Саске, ни тебе.

Томоэ в красной радужке единственного глаза закружились каруселью и поблекли. Шаринган деактивировался. Шисуи искоса глянул на нее. В погасшем черном взгляде мелькнули страх и почему-то смущение.

— Сделай проще лицо. У тебя такой вид… Неужели я выгляжу настолько отвратительно?

Его вымученная улыбка стала печальной. Сарада невольно покосилась на провисшее веко, за которым не было глаза. Слипшиеся от крови густые ресницы мелко дрожали. Этот разбитый парень совсем не был похож на того Шисуи, которого она знала. Словно раненый зверь, уставший и измученный. Он больше не был стеной и защитой. Из него будто вытянули стержень, или душу… Или это ощущение близкого конца так преображало людей, даже настолько сильных духом?

Выражение ее лица наверняка передавало все, что творилось у нее на душе. Окровавленная пустая глазница, время от времени показывающаяся в щели век, и правда выглядела мерзко. Прогнать гримасу отвращения со своей физиономии оказалось невозможно: мышцы лица онемели, словно их тоже парализовало, как и тело Шисуи.

Какая разница, как это выглядит. Какая разница… Это все равно Шисуи. Тот же Шисуи. Пусть он и не похож, но это же он…

Горечь во взгляде умирающего парня стала еще более насыщенной. Он догадывался, что выглядит жалко, и наверняка понимал, что чувствует Сарада.

Шисуи судорожно вздохнул.

— Та проклятая техника, Эдо Тенсей. Все Хокаге запечатаны техникой Йондайме. Их нельзя воскресить, а меня… меня будет можно. Не хочу, чтобы мою силу… использовали против Конохи.

— «Эдо Тенсей»? — повторила за ним Сарада. — Йондайме?

— Когда меня похоронят — уничтожь мое тело. На нем стоит печать. Ее можно активировать… дистанционно. Эта техника… третья с конца в красном свитке… в том же ящике в гостиной, что и барьерные. И принцип… тот же.