— Но ведь они оказались достаточно убедительны. Для Кошелева, — как бы невзначай возразил Габриэлян.
Аркадий Петрович резко развернулся от двери в саркофаг. В последний раз такое выражение лица у него Габриэлян видел в тот достопамятный вечер, когда в группу поступил Олег.
— Вот как? А вам известно, Вадим Арович, что бес — или, как вы его называете, симбионт — первым делом атакует экзорциста? Вы не знаете, этот… мистик-дилетант, он на каком свете?
«Ноль хитов»…
— Не имею ни малейшего представления, Аркадий Петрович, — честно сказал Габриэлян.
* * *
…Свет был сильный, но рассеянный — и оттого мягкий, даже какой-то нежный, как снег. Эней сфокусировал зрение — насколько смог. Смог он неважно, но в размытых очертаниях двух фигур над собой узнал Костю и Эмет, хозяйку базы, главного врача в ораниенбаумском санатории «Ракиты». Санаторий специализировался на реабилитации после косметической хирургии: людям требовалось место и время, чтобы привыкнуть к новым лицам — и чтобы знакомые успели отвыкнуть от их прежней внешности.
— Сколько пальцев я показываю? — спросила Эмет.
Эней с силой зажмурился, потом раскрыл глаза и еще раз сфокусировал зрение.
— Три.
— Как вы себя чувствуете?
Эней провел деревянным языком по вспухшим губам и сказал:
— Как Бог.
— Шутку понял. Смешно, — отозвался Костя. По тону было понятно, что шутка ему не понравилась.
— А я не шутил. Почти. Что было-то? Я бесновался?
— А должен был? — Костя нагнулся и посмотрел ему прямо в глаза.
— Да по идее нет. По-моему, внутрь я его все-таки не пустил.
Эмет раскрыла маленькое зеркальце и поднесла к самым глазам Энея. Ох… Это я, что ли?
— Ты зачем себе глаза выцарапать пытался? — спросил Кен.
— Это… не глаза, — Эней вспомнил, что было по другую сторону завесы беспамятства, и его передернуло.
— Вы его так не пускали, — прохладно пояснила Эмет.
— И это тоже? — с трудом подняв руку, Эней показал на ее вспухшую переносицу.
— Видимо, да. Видимо, вы меня за кого-то не того приняли.
Эней точно знал, за кого он ее принял. Но не готов был сейчас никому об этом рассказывать. Он собирался отдать распоряжение по операции, и ему очень нужно было показать, что с головой у него все в порядке.
— Что это было… с вашей точки зрения? — спросил он.
— С моей точки зрения… — Эней вдруг понял, что горечь и досада, которые слышатся в голосе Эмет, направлены не на него, а на самое себя. — Это была грубая врачебная ошибка. Я решила, что ваш шок имеет геморрагическую природу. Я решила, что ваши попытки вырваться из манипуляционной — это запоздалый патологический рефлекс, что вы почему-то вернулись к эректильной фазе шока…
— Хотя по идее так не бывает, — вставил Костя.
— По идее многого не бывает, но иногда случается, — возразила Эмет.
— Это я к тому, — сказал Костя, — что виноват на самом деле я. Это я священник. Это я должен не забывать про такие штуки. А я забыл.
— Баста, — оборвал их Эней. — Как командир, я приказываю вам считать, что это моя вина. Я не должен был лезть к нему с экзорцизмом. Или хотя бы продумать последствия. Все последствия, я имею в виду.
— Ау, кэп. Ты был под Поцелуем.
— А я об этом знала — и не приняла во внимание, — заключила Эмет. — В общем, когда мы зашили половину ваших ран, вы внезапно вскочили, и начали ломиться в дверь, а на все попытки уложить вас обратно реагировали… — она потерла разбитый нос, — неадекватно. Говорили с кем-то невидимым. Выкрикивали что-то вроде псалма.
— Благословен Господь Бог мой, научивший руки мои битве и персты мои брани… — пробормотал Эней.
— Да, именно это. Значит, вы помните…?
— Я помню совсем другое, но это долгий разговор. Дальше что было?
— На помощь пришел Чеддер и мы смогли вас зафиксировать. Жестко. Ввели седативы, продолжили обработку ран. Но вы не засыпали, вы продолжали чувствовать боль, и что хуже всего, у вас наблюдались шоковые явления, которые должны были пройти, потому что вам ввели уже двойную дозу противошоковых…
— А я в это время был на связи, — Костя не уточнил с кем, Эней понял и так. — В соседнем домике. И даже не приходил проверить, как ты тут.
— Это была вторая моя ошибка, — беспощадно добавила Эмет. — Я не обращалась к… специалисту, пока не исчерпала традиционных средств…
Костя поморщился.
— …И даже когда я их исчерпала, я позвонила сначала Эвану.
— Вы действовали по инструкции, — попытался утешить ее Эней. — И все хорошо, что хорошо закончилось, большое вам спасибо.
— Закончилось? — подозрительно спросил Костя. — Ты уверен?
— Да, Белка. Уверен. Можешь для успокоения приклеить ко мне дароносицу до утра.
— Ты и это помнишь?
— Я помню, как ты меня исповедовал и причащал. Как положил дароносицу мне на грудь. Но для меня все было немного иначе. У вас все хорошо?
Костя повернул голову — и Эмет быстро покинула манипуляционную.
— Зодиак выходил на связь, — сказал Костя.
— Меня хотели?
— А то кого же…
…Кошелев был птенцом Волкова. А для связи птенца и мастера, по слухам, расстояния ничего не значили.
— Кого они сюда наладили?
— Янычара, — так «внутри» обозначали Короля.
— Что груз?
— Принят. Из графика не выбиваемся. Но кэп…
Эней уже знал, что он хочет сказать.
— На сколько меня сейчас срубит?
— Часов на двенадцать, так что…
— Нет. Через шесть часов максимум поднимайте меня. Чем угодно. Это приказ. Мы с Чеддером меняемся местами. Он едет в Новгород, я — в Эстонию. И пусть Эван двигается сюда.
— А… А-га… Да, так будет лучше всего. Я скажу Чеддеру. Эван уже едет. Еще что?
— Пить…
Через минуту, высушив пакетик витаминного напитка, он уже спал без сновидений.
* * *
— …Так я и думала, — сказала Эмет четверть часа спустя, с удовлетворением глядя на успокоившиеся приборы и спящего пациента. — Мерзостная штука этот Поцелуй. Любую псилобициновую и лизергиновую производную бьет, что на дальней дистанции, что на ближней, а уж побочные эффекты… да что я вам рассказываю. Мне просто нельзя было вас отпускать. Клин клином вышибают. Как ваша голова?
— Болит, что ей еще делать? — пробормотал Костя. — Но я здоровенный парень, и я справлюсь. Вы поспите. Если его опять поведет, я удержу. И вас позову, конечно… И капельницу поменяю. Я медбрат вообще-то по армейской специальности.
Эмет кивнула. Нос ее уже был присыпан лечебной пудрой. Раскрыв коробочку, она подошла к Энею и легонько охлопала пуховкой его синяки. Пояснила:
— Корневища лилии. Ускоряет цветение — ну и заживление тоже. Хотите?
— Давайте, — Костя повернулся к ней левым ухом, в которое прилетело, когда его брали стрелки Корбута. Все-таки клиника косметической медицины… И вообще в этом есть некая прелесть — сидеть после операции по уши в корнях лилии, но на поверхности земли, а не там, где обычно эти корни располагаются. Именно это Костя и сказал Давидюку, когда тот, наконец, добрался до «Ракиты». Но у него сложилось впечатление, что психотерапевт не оценил шутку по достоинству. Почему-то. И инструкции не оценил. Наверное, от общения с Энеем и Игорем у Кости испортилось чувство юмора.
— И операция, между прочим, еще не закончена, — донеслось с кровати-каталки. — Док, как хорошо, что вы здесь. Как раз вы и были нужны. Белка, отцепи от меня всё это и помоги встать.
Перед тем как отсоединять датчики, Давидюк посмотрел на показания приборов. Видимо, показания его удовлетворили.
До туалета Эней шел, вися на Косте и очень медленно переставляя ноги, а вот обратно — уже сам и вполне в человеческом темпе. Если считать человеческим темп 90-летнего старика, прихваченного артритом. Зато — не держась за стены.
Больничную рубашку ради экономии времени сзади не застегнули, и Костя увидел, что на бинтах проступает кровь.
— Да, повязки ты мне тоже сейчас обновишь, — отвечая его мыслям, сказал Эней.