— Но понятно, — сказал Эней, — что номер у них не прошел. Иначе они бы их действительно вагонами клепали. И понятно, что… С нью-йоркской истории сколько лет прошло? Если бы он хотел от них сбежать, сбежал бы. Думаю, ты прав, — он повернулся к Игорю, — они его так ломали, что одни шкварки остались. Потому ты его и не чувствуешь. И я в бою не чувствовал.

— Андрей, — Антон назвал командира по имени, хотя между собой его почти всегда называли Энеем. — А вот эта видеозапись пришла от Алекто с пометкой специально для тебя. Я ее не открывал даже.

— Давай, — кивнул Эней.

Запись была без начала и конца — просто выдрана из любительской видеохроники с какой-то научной конференции. Научной — судя по бэджикам и печати интеллекта на разноцветных лицах. Фуршет, пиво, английская речь и разнобой акцентов… От одного из столиков донеслась песня, и камера (кто-то с комма снимал, наверное) развернулась туда.

Пел Кессель — такой, как на первом снимке: гладко выбритый, молодой, только без очков, они торчали из нагрудного кармана рубашки. В руке будущий лемур держал кружку пива, но пьян не был — во всяком случае, не больше, чем зрители, хлопающие в такт. Он был даже не навеселе — просто весел, явно от природы веселый человек, щедро рассыпающий свой дар на других. Душа любой компании, он выглядел совершенно естественно в пиджаке и… ну да, килте.

Пел он заразительно и к концу припев подтягивали уже все присутствующие, а финальный пассаж, довешенный коротким, но замысловатым па джиги, встречен был обвалом аплодисментов. Кессель раскланялся — немного дурашливо, но не по-шутовски. Запись подошла к концу — и в последней цепочке кадров Эней увидел еще одно знакомое лицо. Вернее, совсем незнакомое — сто раз с тех пор перекроенное и переклеенное — но прищур, но улыбка. Но привычка отбивать понравившийся ритм на спичечном коробке…

Ростбиф.

Это наверное одна из последних его конференций, отстраненно подумал Эней. Когда он уже был хозяином подземки, но еще не сгорел. Понятно, почему Алекто хранила запись.

Эней распечатал само «тело» письма. Ничего особо личного там не было и он зачитал вслух:

«Запись с SIAMовской конференции в Мадриде. Таким Кессель был пятнадцать лет назад. Наш общий друг знал его. История с килтом в его изложении звучала так: в том году руководство Корнелла отчего-то сбрендило и издало циркуляр всему женскому преподавательскому составу приходить на работу только в юбках. Даже в Новой Англии такие заскоки случаются время от времени. На следующий день после выхода циркуляра Кессель пришел на работу в килте и ходил так, пока циркуляр не отменили. И сказал начальству, что в запасе у него имеются хакама и саронг. Вот все, что я лично знаю о нем. Поможет это тебе или нет — но я решила, что рассказ того стоит, да и песня хороша».

— Игорь, — спросил Эней. — А что ты об этом думаешь? Кессель верен Волкову, без дураков — и в то же время дает нам полезные советы.

— Чем тебе мое мнение лучше Тохиного? — пожал плечами Игорь. — Он у нас аналитик.

— Он не проходил через застенок. И я.

— Андрей, у Милены было все — власть, положение, перспектива. Она это бросила. И не только из-за меня. Ей надоело. Мы находим недовольных среди людей — почему им не быть среди варков?

— Ты это к чему? — спросил Костя.

— По данным подполья нью-йоркеров сломали. Показали им, что революция обернется худшей кровью и полным развалом.

— Да.

— Это революция. А переворот?

— Так вот как, ты думаешь… — Антон вскинул брови. — Да, очень может быть. Скажи, а как по-твоему, его перевербовать — получится?

Игорь посмотрел на экран, где застыл молодой сияющий Кессель. Потом, прикрыв глаза — внутрь себя.

— Нет. Шансов ноль целых и хрен в периоде. Меня перевербовать получится?

— Нужна информация. Кровь из носу нужна. — знакомая тошнота покачалась где-то у корня языка и отступила вглубь. Не ушла. Если там наверху варится что-то серьезное, Луну, в ее нынешнем полузародышевом состоянии может просто смести с карты. Сварят, и не заметят — как чудом не вышло в Ёбурге. Нехорошим чудом. — Что у нас еще на повестке?

— Третий. Стрелок. Винницкий Михаил Менделевич, — Антон открыл очередное «окошко». — Сирота, из «янычар». Старлей. СБ. Приписан к административному отделу цитадели. По данным Ильинского — постоянный член команды Габриэляна.

— Отчество у него для «янычара» красочное, — сказал Игорь. — Туда же вроде только из роддомов берут. Брошенных.

— У него не только отчество красочное. — Антон увеличил картинку, повел курсором.

— Ып, — сказал Костя.

Игорь завистливо присвистнул.

— Вот это, я понимаю, жилет.

Жилет согласно выбросил еще один голографический протуберанец.

— А отчество, — сказал Антон, — он поменял в 20 лет. До того он был «Ивановичем».

— Ему мало того, что он рыжий? — фыркнул Цумэ.

— Бабель, — сказал Эней. — «Одесские рассказы».

Антон посмотрел недоуменно.

— Отца Бени Крика звали Мендель и это был тот еще старик, — пояснил Эней. — А перед нами тот еще фигурант.

— Это надо понимать как «не влезай, убьет»? — спросил Костя, снова включая плиту. Есть-то хотелось, и не одному Нестору Ивановичу. Тем более что хвостатого анархиста уже кормил с пальца Цумэ — сметаной, купленной, между прочим, к салату…

— Да, — подтвердил кошачий кормилец. — У клановых варков общество статусное. Новички очки набирают, например, просто убивая такой же молодняк. Чем больше соперников завалил, чем сильнее они, тем больше тебе почет. Те, кто постарше, в другие игры играют, но тоже…

— Ты хочешь сказать, что на это «не тронь меня»…

— Должны реагировать как бык на матадора. Даже если это идет от кого-то из своих. А уж от человека…

— А эти живы.

— Угу.

— Пожалуй, да, — согласился Антон. — И еще один нюанс: он ровесник нашего фукутё, а училище СБ закончил экстерном, потому что прямо с третьего курса ушел работать в аппарат советника.

— То есть, Габриэлян показал пальцем: мне нужен этот. И его без разговоров взяли в Цитадель и устроили ему экстернат, — подвел черту Эней. — Да, противник у нас что надо. Формальностями не озабоченный. А что говорит Алекто?

— Алекто согласна с твоим предложением: вопрос о сотрудничестве с Зодиаком поставить на хурал. Эй, эй, ты что делаешь?

Цумэ развел руками. Обмакивать палец в сметану ему надоело, тем более что Махно успел его пару раз цапнуть, увлекшись едой. Поэтому он достал из пакета сосиску со следами кошачьих когтей, снял с нее шкурку и отдал агрессору. Агрессор впился в еду и принялся с урчанием ее вталкивать в себя.

— Это что ж получается? — спросил Костя, помешивая лапшу. — Мы теперь займемся тем, за что другим два года назад шеи сворачивали? Приплыли, нечего сказать.

— Приплыли, — согласился Эней. — Мы вообще приплыли. Теперь остается разобраться со свойствами гавани.

— Это не гавань, это море из водорослей, как их там… — сказал Костя. — Где корабли вязнут и пропадают.

— Именно, — Эней кивнул. — И ты пропадешь первым. Сначала — в Крым, готовить базу под отборочный тур в командиры ячеек. Дальше — увидим.

Антон шевелил пальцами перчатки, будто муху пытался поймать. Невидимую электронную муху, не в сети, в сознании. Поймал. Скривился. Это не Энею, это ему самому нужно было к психиатру ходить. Блоки распечатывать. Два года назад этим нужно было заняться, два года назад, а не сейчас — кто принимал решение об инициации Кузьмичевой? Кто выдал ей квоту на двух сыновей-подростков в первый же год? Почему она ее вообще запросила — судя по всему, до того, как инициировалась сама? Кого еще инициировали вместе с ней? Это ведь открытая информация, большей частью, по закону открытая. И в мутной водичке можно было половить… Я не хотел об этом думать — а вот другие точно подумали. Если они нашли мою личину, они к этому времени почти наверняка нашли и меня.