– Тогда познакомьтесь, это ваш сегодняшний собеседник. – Ведущий, глянув в сторону прозрачной стены, загреб воздух ладонью, приглашая; один из оживленно шевелящих губами в неслышном разговоре людей – Журанков поначалу принял его за еще одного оператора, – уловил жест, кивнул, что-то договорил собеседнику и неторопливо вышел. Это был молодой, но уже явно знающий себе цену, очень интеллигентный и очень прямо держащийся мужчина в мощной курчавой шевелюре; наверное, подумал Журанков, такая требует тщательного и трудоемкого ухода. Впрочем, только Наташа могла бы сказать наверняка.

– Вениамин, – сказал он, протягивая Журанкову руку.

– Константин, – в ответ протягивая свою, с улыбкой ответил Журанков. – Очень рад.

Они обменялись рукопожатием.

– Вам, возможно, доводилось читать публицистику Вениамина… – начал ведущий, но Журанков тут же покачал головой и сказал виновато:

– Простите, наверняка нет. Головы не хватает… – покаянно пожал плечами. – А времени и подавно.

– Ничего, – сказал Вениамин серьезно, – я тоже о вас даже не слышал. Тем интереснее будет. Схватимся с чистого листа.

«За что схватимся?» – с удивлением подумал Журанков.

– Доехали нормально? – спросил ведущий.

– Более чем, – сказал Журанков. – Здесь прекрасные места… Ну, пока не начнется сугубо пригородная зона, конечно. В такую погоду меня то и дело тянет выскочить из автобуса и пойти по лугам… У речки особенно. Знаете этот переезд…

– Знаю, конечно, – улыбнулся ведущий. – Только там теперь строят много. Особняки, заборы…

– И туда добрались? – ужаснулся Журанков. – Помню, в позапрошлом году…

– Не знаю, как тут, – сказал Вениамин, – но в Подмосковье не то что за два, но и за год могут любой лес при любой реке превратить в жилье для ветеранов.

– Для ветеранов? – повернулся к нему ведущий, и в голосе его отчетливо прозвучало недоверие. – Серьезно?

– Ну, это так шутят теперь, – пояснил Вениамин с улыбкой. – Ветераны первоначального накопления.

– А! – с облегчением засмеялся ведущий. – Тогда понятно. А то я уж удивился… Ну, хорошо. Время тикает. Вам уже доводилось участвовать в подобных передачах, Константин Михайлович?

– Нет, конечно, – сказал Журанков. И опять виновато улыбнулся. – Я же этот, кабинетный червь.

– Понятно, – сказало ведущий. – Тогда коротенько объясняю. Вот наушники. Когда мы будем уходить на рекламу, вы…

Они заняли места. Отламывались и падали последние секунды. Журанков почувствовал, что язык у него будто вываляли в раскаленном песке, а ладони начали подергиваться и, наоборот, вымокли. Он вытер их о брюки, но они тут же вспотели снова. Наушники прямо у него в черепе сыграли бодрую музыкальную заставку, и на стене зажглась красная надпись «On air». «На воздусях, – пытаясь приободрить себя шуткой, дословно перевел Журанков. – Это, наверное, значит: в эфире».

– Добрый день, уважаемые радиослушатели, – сказал ведущий. – Снова с вами ваша любимая программа для мыслящих «Свобода выбора». Сегодня, как всегда, вам предстоит определиться между точками зрения двух наших уважаемых гостей. Мы, конечно, не требуем от вас этого. Но мы надеемся, что вам самим захочется это сделать. В студии сегодня Константин Михайлович Журанков, известный в свое время физик, еще с советских времен работавший в области космической и оборонной науки, и Вениамин Маркович Ласкин, историк, публицист, общественный деятель, преподаватель академии свободных наук и искусств. Наш физик всю жизнь прожил в Петербурге. Лишь относительно недавно в поисках хоть какой-то работы он обосновался в наукограде, в просторечии громко именуемом Полдень, который вырос на живописной окраине одного из наших пригородов. Наш историк всю жизнь прожил и продолжает жить в столице, а здесь у нас выступает с лекциями, благо на дворе лето и студенты академии, где он преподает, на каникулах. Таким образом, здесь у нас встретились два незаурядных человека, личности которых буквально полярны: технарь и гуманитарий, старый петербургский ученый и представитель динамичной молодой московской элиты, наконец, это просто люди разных поколений. Должно быть очень интересно. Через четверть часа вы сможете присоединиться к нам и задать свои вопросы либо высказать свои мнения по телефону…

Интересно он нас представил, огорченно подумал Журанков. Впрочем, ему виднее, как привлечь слушателей… Наверное, такая полярность действительно может подогреть интерес – вот он ее всячески и подчеркнул… Рейтинги. Ох уж эти рейтинги. Неужели я действительно старый? А какой же. Этот парень старше Вовки на каких-то лет десять, не больше… А столько уже успел. Историк, общественный деятель… Разные поколения, точно.

– Итак, Россия между прошлым и будущим, Россия на перекрестке времен, – сказал ведущий. – Давайте попробуем разобраться с прошлым и заглянуть в будущее. Начнем, – он улыбнулся в сторону Журанкова, – как это принято на ответственных совещаниях – с младших. Старшие потом поправят… Вениамин Маркович, вам слово.

– Будущее, я уверен, прекрасно, – сказал Вениамин с готовностью; чувствовалось, у него огромный опыт выступлений.

Ну конечно, снова вспомнил Журанков, он еще и преподаватель. Свободных наук и искусств. Чем, интересно, свободная наука отличается от просто науки? От чего наука может быть свободна? От арифметики? Или уж сразу – от законов природы? А искусство – от морали, например. Это, подумал он, уже на уровне арийской физики… Только скомпрометированное «арийский» заменили на модное «свободный». Интересно, где такая академия?

Ведущий с удовольствием засмеялся.

– Замечательно в наше время встретить подобный оптимизм, – сказал он. – А что конкретно вы имеете в виду?

– Конкретно я имею в виду следующее. В настоящий момент, я думаю, уже ни у кого нет сомнений в том, что Россия тяжко и неизлечимо больна.

Хорошенькое начало, подумал Журанков.

– Больна смертельно. Она исчерпала себя и как геополитическое образование, и как культурный проект. Ей просто нечего больше сказать миру.

Ничего себе, подумал Журанков обескураженно.

– Ее существование действительно имело смысл на определенном историческом этапе, когда она была естественным связующим звеном между Европой и такими регионами, как Поволжье, Средняя Азия, Сибирь и, конечно, Кавказ. Только через Россию они могли приобщиться к цивилизации. Сейчас, когда все имеют возможность общаться с цивилизованным миром напрямую, Россия им в этом только мешает – и чисто географически, и своими потугами имперской реставрации. Но эти потуги обеспечиваются единственно нефтяной иглой. К счастью, именно эта же игла полностью блокирует в России все попытки модернизации, потому что модернизация невозможна без либерализации, либерализация невозможна без передачи нефти и труб в частные руки, а Кремль никогда не откажется от столь баснословных денег.

Так мы об этом, с ужасом подумал Журанков, должны будем разговаривать? Это у них – будущее? Тьфу ты, господи… Его будто окунули в кипяток, так стало неловко.

– И тем самым неизбежно обрубит сук, на котором сидит. Полное отсутствие модернизационной потенции вызовет в ближайшие годы нарастание протестных настроений во всех слоях населения. Да, либерализация в империях неизбежно сопровождается нарастанием сепаратизма и распадом на национальные государства. Но при либеральных системах правления это происходит бескровно. Именно такой вариант мы видели на закате СССР. Свобода и империя, как всегда, оказались несовместимы. Получив свободу, люди первым делом покончили с империей. СССР распался бескровно, безбедно, и многие миллионы людей не просто вздохнули с облегчением, но сразу стали жить счастливее, достойнее, свободнее и богаче. Я был еще довольно молод, ребенком был, честно говоря, но я отлично помню тот восторг, который всех охватил.

Сколько ж ему, недоверчиво подумал Журанков, было-то? Семь? Восемь? Чей восторг он мог запомнить, кроме разве что восторга родителей?

– Однако бескровность распада сыграла со страной дурную шутку. То, что уцелела старая элита, оказалось фатальным – она захватила в России власть и повела дело к реставрации империи. Второй раз такого не случится. Нынешний режим, в отличие от режима Горбачева… я напомню, в ту пору цены на углеводороды были ничтожны… не пойдет на либерализацию, поскольку ни за что не захочет выпустить нефть и газ из рук. Пример Ходорковского тому порукой. Значит, Кремль сможет лишь закручивать гайки. А это непременно сделает будущий распад кровавым. Первыми, конечно, отколются мусульманские регионы, от Татарии до Дагестана, твердо заявившие о стремлении к независимости еще в начале девяностых. Пример Чечни сделал их, конечно, осторожнее, но лишь загнал мечту о свободе вглубь. Ненависть к русскому штыку там копится день за днем. Взрыв неизбежен. Неизбежна резня. Так что вопрос лишь в том, более или менее кровавым распад реально окажется. Благородную задачу политиков либерального толка я вижу в том, чтобы постараться оптимизировать градус неотвратимого будущего насилия. То есть способствовать тому, чтобы пролилось как можно меньше невинной крови, но при том оказались в достаточной степени выбиты имперская элита и те слои населения, на которые она опирается. Слои, не изжившие убеждения сталинских времен. Ведь Россия остается принципиально нереформируемой, именно пока такие группы существуют и способны к воспроизводству. Я имею в виду, конечно, не столько биологическое воспроизводство, сколько идеологическое, культурное. А вот когда все это произойдет наконец, Россия распадется на десять-пятнадцать государств, часть из которых будет ориентироваться на Европу, часть, возможно, на АСЕАН, а то и на Турцию, без разницы – но, во всяком случае, во всех этих государствах будут жить свободные счастливые люди, хозяева своей судьбы. Энергичные и зажиточные. Ответственные и трудолюбивые. Не склонные к насилию и не зараженные великодержавием. Так что я смотрю в будущее с оптимизмом.