Имя изменилось. Вместо Златы снова появилась Агата. А через минуту, прямо у меня на глазах, буквы поплыли. И Агата превратилась в Злату.

— Ну и что это значит? — проворчал я. — Что за метания? Сами не знаем, чего хотим?

Вместо ответа буквы снова поплыли. Злата сменилась Агатой.

— Спасибо, достаточно, — буркнул я. Вздохнул и завернул книжку в противомагический брезент. Сказал Свете: — Нужно будет ещё кое с чем разобраться. Но не сейчас. Призрака и так ушатали, пусть передохнёт маленько. А мы с тобой совершенно точно скоро поедем в Павловск. Только перед тем нужно будет объединить близняшек. Этот дурацкий калейдоскоп, насколько понимаю, означает неопределенность. Если Львовых объединить — прорыва, может, вовсе не случится.

— Не хочу в Павловск, — буркнула Света.

— Ты даже не знаешь, что это.

— Никуда не хочу.

Ну чисто дитя малое! Подарок показать — показали, а открыть и поиграть не позволили.

— Ну и сиди тут, — фыркнул я. — Смотри, как Тьма пожирает мир и подбирается к твоей драгоценной вершине.

Света вздрогнула и посмотрела на меня.

— Костя, ты очень злой человек, — сказала она с чувством.

Я только вздохнул и развёл руками. Увы мне…

Вернувшись к себе на этаж, я столкнулся в коридоре со странным господином. Видел его и раньше, знал, что он преподаёт что-то у старших курсов, но пересекаться не приходилось. На глаз мужчине было лет пятьдесят, волосы у него были полностью седые, аккуратно, волосок к волоску, зачёсанные назад. Вообще, выглядел этот господин так, будто его основным занятием было расчёсывать волосы и гладить мундир. Этакая статуя, только подвижная.

— Здравствуйте, э-э-э… — протянул я, запоздало вспомнив, что имени его не знаю.

— Бернард Асинкритович, — глухим голосом подсказал мужчина.

— Бернард Асинкритович, — повторил я. — А вы к нам?

Имел в виду — точно к нам? Преподаватели старших курсов на нашем этаже появлялись не часто. А Бернард Асинкритович выглядел так, как будто заблудился.

Но он меня удивил:

— О да. К вам. До меня дошли слухи о призраке.

Я вздрогнул и сжал под кителем покореженную книжку. Какого чёрта?..

— Призраке? — переспросил я.

— Да… Призраке… — Бернард Асикритович говорил так, будто находился в трансе. Но мне показалось, что для него это в принципе норма жизни — наверное, всегда так разговаривает. — Призрак — явление редчайшее, а потому слух весьма сомнителен. Однако проверить — моя обязанность… Я ведь преподаю взаимодействие с сущностями извне. А призрак — есть в первую очередь сущность…

— А, — сообразил я. С трудом удержался от того, чтобы выдохнуть с облегчением. — Вы о том призраке, которого видели в комнате Жоржа Юсупова?

— Именно так-с, — Бернард Асикритович внезапно мне поклонился.

— Но Жорж ведь вернулся, он жив и здоров.

— Действительно? — озадачилась «статуя».

— Ну да. Кому-то что-то почудилось, только и всего.

— Что ж… Я предполагал, что этим всё и закончится. Благодарю, что сэкономили мне время.

Бернард Асикритович развернулся и сделал шаг к ступенькам. Но я, озарённый внезапной мыслью, его остановил:

— Бернард Асикритович, постойте!

— Слушаю вас внимательно, господин курсант, — повернул ко мне голову учитель.

Хм, он что, на полном серьёзе не знает моего имени? Впрочем, если до него даже слухи доходят, как до жирафа, то вполне может быть.

— Я — Барятинский, Константин Александрович.

— Очень приятно с вами познакомиться. Вы из тех Барятинских, что состоят в Ближнем кругу?

У-у-у… Куда тому жирафу.

— Из них, — кивнул я. — Но вопрос будет о другом. Скажите, правда ли, что призраки не могут лгать?

Бернард Асикритович помолчал, глядя на меня. Не завис, не задумался. Скорее было похоже, что он формулирует ответ.

— Смотря что назвать призраком, Константин Александрович.

— А разве это не очевидно? Ну, то есть, если человек умер и является после смерти — это ведь призрак…

— Не всегда. Начать следует с вопроса: а умер ли человек? Если в этом нет святой уверенности, то человек может быть жив и может являть вам свою астральную проекцию. Которая свободно может лгать, ибо призраком не является. Кроме того, если человек умер, и вы его увидели, скажем, во сне, то, опять же, сие вряд ли есть призрак. С высокой долей вероятности, сие лишь часть вашего рассудка, которая может сказать вам то, что для вас важно, и что не будет соответствовать объективной истине. Однако технически это нельзя будет назвать и ложью…

Бернард Асикритович, похоже, почувствовал себя на лекции. От его монотонной интонации даже мне, стоя на ногах, захотелось спать. А ученикам каково? Я подумал, что через год-два окажусь в их числе и содрогнулся. Если у нас, разумеется, будут эти год-два.

— Нет-нет, речь именно о призраке, — вставил я, когда неспешный поток речи прервался. — Совершенно точно.

— То есть, призрак здесь всё-таки был? — Бернард Асикритович развернулся полностью. — В таком случае, я должен…

— Да нет! — чуть не простонал я. — Не здесь. Вообще не в академии! Просто я сам недавно видел призрака. Это был мой отец.

— Ваш отец?..

— Именно. Он кое-что сказал мне, очень личное. И я… хочу понять, не мог ли он нечаянно солгать. В том, что мой отец — мёртв, я уверен. То есть, я однозначно видел призрака.

Я-то ведь точно не призрак и лгать могу. Вот даже в таких мелочах, как сейчас. Хотя… Если уж разбираться, то призрака отца я действительно видел. И действительно не в академии. Так что формально — говорю правду, по крайней мере, частично.

— Ну что ж… — Выражение лица Бернарда Асикритовича не изменилось ни на йоту. — Если поставить условия задачи таким образом, то я дам утвердительный ответ: да, призрак может сказать только правду. Однако вы должны понимать, что «правда» и «истина» — это разные вещи. То, что является правдой для призрака, совсем не обязательно будет истиной. Призраки не всеведущи, даже если утверждают обратное.

— Спасибо, — кивнул я. — Вы мне очень помогли.

Я моментально потерял интерес к Бернарду Асикритовичу. Отвернулся от него, взялся за ручку двери, назвал свою фамилию. Дверь мигнула зелёным, и ручка повернулась.

Но Бернард Асикритович как будто не заметил, что я ухожу. Он продолжал бубнить, обращаясь к воображаемой аудитории:

— Существуют разные виды призраков. Вид призрака зависит от доминирующей энергии в момент смерти человека. Это может быть злой призрак, мстительный. Может быть призрак любящий. Но что их всех объединяет — это нечто «недожитое». Слишком сильная связь с землёй. Поэтому призрак — большая редкость. Суть вселенной требует от души вознесения. Некоторые сильные маги, сознавая, что при жизни не успеют завершить некоего важного дела, готовятся к смерти заблаговременно. Они привязывают свои души к предметам. Чаще всего это — книги…

Я уже почти закрыл за собой дверь, но при слове «книги» остановился. Повернулся, выглянул в коридор.

— Простите, что насчёт книг?

— Книги — самый распространённый резервуар, в который можно поместить душу, — забубнил Бернард Асикритович. — Чаще всего это — книга с пустыми страницами. Так призрак может продолжать писать свою судьбу. Такой призрак в некотором роде продолжает жить.

— И может лгать, — сказал я.

Бернард Асикритович вздрогнул и посмотрел на меня. Хорошо хоть не спросил: «Кто здесь⁈» — как в том анекдоте.

— Он может всё, что угодно. И посему лучшее, что мы можем сделать — держаться от подобных книг подальше. У мёртвых свои пути, не стоит пересекать их с путями живых.

На этой торжественной ноте Бернард Асикритович развернулся и двинулся по коридору в сторону лестницы. Выглядело это так чудовищно мрачно, как будто внизу его ждал катафалк.

А я сжал через китель проклятую книгу и скрипнул зубами. Мне показалось, будто слышу где-то вдали смех Юнга… Хотя — да и чёрт с ним. Если эта тварь меня обманула — ответит так, что мало не покажется. Корчиться от Света ей очень и очень не понравилось.