Я не успел сдержать стремительно всплывшую в голове мысль. Воспоминание о том, что говорила Света. Что план Стража был — зачать ей ребёнка. Ей, аватару Света.

И вот, пожалуйста: «неблизняшки». Одна — тёмненькая, другая — светленькая. Разумеется, Злата — даже близко не аватар Света, но сама по себе мысль почему-то не кажется нелепой. Зачем-то ведь Жорж к ней полез. Не из одного же полового инстинкта.

— Именно это он и задумал? — ахнула Агата, не отводя взгляда от моего лица.

— Мы с Жоржем не близнецы, его мыслей я не знаю, — сказал я. — Может, и это. А может, ведёт игру потоньше. Например, хочет, чтобы ты забила тревогу и рассказала всё мне, а я сделал какой-нибудь опрометчивый шаг. Единственное, что я точно знаю: Жоржу до зарезу нужно устранить меня. Физически, либо политически. А лучше — и так, и так.

— И что же нам…

— Тебе — ничего, — отрезал я. — Информацию к сведению принял. Разберусь.

Я решительно зашагал прочь. И всё же спустя несколько деревьев меня остановил голос идущей следом Агаты:

— Если что — я согласна.

— На что? — обернулся я.

— Соединиться со Златой.

— Н-да? А как же большая любовь с великим князем?

— Я не думала, что это так страшно — не ощущать Злату, — пробормотала Агата. — Потерять её. Никакая любовь не стоит того, чтобы потерять половину себя.

Я посмотрел на слёзы, катящиеся по щекам девушки. Подумал о том, чтобы подойти, как-то утешить её. Потом представил, чем это может закончиться, и просто сказал:

— Принято.

План у меня был простой: проведать Свету на чердаке, потом вернуться к себе в комнату и немного отдохнуть. Однако сегодня количество странных личностей, жаждущих моего общества, просто зашкаливало.

— Господин Барятинский, вы бы не соблаговолили уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени? — настиг меня голос у самой лестницы.

Я обернулся и увидел Иллариона Юсупова. Смотрел он на меня поджав губы, как будто не по своей воле решился на этот разговор, а будь на то его воля —даже не здоровался бы со мной при встрече.

— А что случилось? Проблемы с моей контрольной работой? — попытался я пошутить.

— О нет, никаких проблем. Если бы они были, я бы просто выставил вам «неудовлетворительно».

— Охотно верю, — усмехнулся я. — Так о чём разговор?

— Пройдёмте со мной, если вас это не затруднит.

Послать Иллариона — соблазн был велик. Но он всё же был преподавателем, а я — курсантом. К чему обострять на ровном месте. Да и интересно, чего скажет. Раньше как-то не рвался к беседам по душам.

Мы прошли в одну из пустующих аудиторий. Илларион запер дверь. Я быстро осмотрелся. Потом — осмотрелся с применением магического зрения. Никаких подвохов как будто. Когда же Илларион собственноручно выставил глушилку, мне стало по-настоящему интересно.

— Прошу садиться куда вам будет удобно, — сказал Илларион.

Я сел на парту в среднем ряду. Не «за», а «на». Иллариона ощутимо покоробило, но он смолчал. Больше того, сам кряхтя взгромоздился на соседнюю.

— Похоже, разговор будет чертовски неформальным, — заметил я. — Не трудитесь, я оценил жест. Сядьте как привыкли.

— Чтобы оказаться ниже вас⁈ — даже взвизгнул Илларион.

— Понял, отстал, — вздохнул я. — Так о чём разговор?

Посопев, Илларион заговорил. Говоря, он смотрел в сторону.

— Прежде всего, господин Барятинский, я хочу, чтобы вы понимали: мне этот разговор не нравится, и я не в восторге от того, что мне приходится обращаться к вам.

— Это я и так понял. Дальше.

— Я бы обратился к высшим инстанциям, если бы у меня были более весомые доказательства, но, увы, у меня их нет. А я боюсь, что к тому времени как доказательства появятся, будет уже поздно. Поэтому я жду, что вы оцените, какое насилие я свершил над собой, чтобы начать эту беседу.

— Ценю, — кивнул я. — Предлагаю не длить пытку сверх необходимого и перейти наконец к делу.

— Дело же моё состоит вот в чём: мой племянник, Георгий Венедиктович, в последнее время ведёт себя странно.

Ого… Не ожидал. Юсуповых я привык воспринимать, как змеиное гнездо, куда по-хорошему метнуть бы гранату. Но ведь, если задуматься, то действительно, Илларион не мог не заметить перемен, произошедших с Жоржем. И каким бы чёрным магом он ни был, перемены эти его вряд ли обрадовали.

— В чём странность? — спросил я.

— Он сильно повзрослел.

— У него погиб отец, — напомнил я. — После такого обычно взрослеют.

— Жорж изменился. У меня такое впечатление, что я живу в одном доме с… — Илларион помялся. — Со своим погибшим братом. Жорж так же холоден! Так же надменен, как Венедикт. И… Этого не объяснить словами, но… появилось ощущение силы.

— Вы же знаете, что у Жожа аномально возрос уровень?

— Разумеется, да! Но речь не столько о магической силе, сколько о личностной. Кажется, что Жорж может раздавить одним лишь взглядом.

— И это всё? — Я не скрывал разочарования.

Илларион разгневанно покраснел.

— Мне трудно вести с вами доверительную беседу, господин Барятинский, так что извольте снизойти и попытаться вникнуть! Поймите, я знаю своего племянника с пелёнок. И это — не он.

— Своего брата вы знали и того дольше, — парировал я. — Однако даже не заподозрили, что под конец жизни под одной крышей с вами жил не он.

— Потому что Юнг меня околдовал! — взвизгнул Илларион. — Я не отдавал себе отчёта в своих действиях! Я же всё рассказал — этим, вашим…

— Верю, — поднял я руку в примирительном жесте.

— А теперь — теперь я боюсь своего племянника. Потому что это — не он! И… Сейчас, господин Барятинский, я хочу, чтобы вы осознали: у меня нет твёрдой уверенности, однако я считаю себя обязанным сообщить об этом хоть кому-то! Так вот. Несколько раз — если быть точным, то уже четыре — мне померещилось… Прошу понять: было темно…

— Вы вошли к вдове вашего брата, а потом оказалось, что вместо неё там был Жорж? — предположил я.

К сожалению или к счастью Илларион был не так воспитан, чтобы понять гнусный намёк.

— Княгиня здесь совершенно ни при чём, — отрезал он. — Речь о глазах Жоржа. Мне почудилось, что я вижу в них…

— Тьму, — договорил я вместо запнувшегося Иллариона.

Тот поднял дрожащие руки и спрятал в них лицо. И тут я уже без шуток в полной мере оценил самообладание этого человека.

Он, похоже, не первый день находился в миллиметре от истерики — но в академии вёл себя как ни в чём не бывало. Н-да, недооценивал я Иллариона. Против ярко выраженной агрессии он может и растеряться. А вот в таких ситуациях, которые ломают и альфа-самцов, держаться вполне способен.

Он и сейчас быстро взял себя в руки. Взглянул на меня, глубоко вдохнул и сухо закончил:

— Разумеется, это могло быть игрой теней. Но я хочу, чтобы вы были в курсе. Мне кажется, так будет правильно.

— Правильно. Не сомневайтесь. — Я соскочил со своего места и подошёл к учительскому столу. — Теперь один немаловажный момент.

Я повыдвигал ящики, в одном из них обнаружил писчую бумагу, взял лист. Карандаш нашёлся на столе. И то и другое я протянул Иллариону.

— Чего вы от меня хотите? — нахмурился тот, взяв писчие принадлежности.

— Я хочу, чтобы вы написали заявление на имя господина Витмана. Изложили там всё то, что сейчас сказали мне.

— Но это был неофициальный разговор! — воскликнул Илларион.

— Таковым он и останется.

— Но я… Я хотел…

— Вы хотели, чтобы я знал о возможной опасности, — перебил я. — Однако я о ней знал и без вас. Видите ли… В вашего племянника вселилась Тьма.

Юсупов вздрогнул, но не сказал ни слова. Подспудно, видимо, ожидал чего-то такого.

— Жорж опасен и опасен невероятно, — продолжил я. — Когда то же самое случилось с его отцом, тот раскрылся на глазах у всех, и я смог его устранить, не вызвав нареканий. Но Тьма, видимо, сделала из произошедшего должные выводы. Жорж ведёт себя умнее, чем отец, и убрать его так просто не получится. Однако сделать это — нужно. И чем раньше — тем лучше. Так что если у нас будет бумага с вашими свидетельствами, это хороший козырь. Вы — чёрный маг. Вы — родственник Жоржа. То есть, человек незаинтересованный в том, чтобы его сдавать.