— Не беспокойся. Не обижу.

На следующее утро Надя передала с Вовой изящные розовые туфельки, несколько мотков разноцветной пряжи и принадлежности для вязания.

Туфли привели Свету в полный восторг, а вот вязание не заинтересовало. То, что у нее получилось изобразить, напоминало растрепанную мочалку. И Света вцепилась в любовные романы. Проглотила за сутки все три и потребовала ещё.

Пришлось снова идти в библиотеку.

— Я смотрю, вы увлеклись, господин Барятинский, — заметил библиотекарь, отмечая в формуляре пять новых книг.

— О, да, — серьёзно кивнул я. — Чрезвычайно увлекательно чтение.

Библиотекарь всмотрелся в моё лицо, но, видимо сарказма там не углядел. И признался вполголоса:

— Честно говоря, я и сам почитывал. По молодости, да и не только… Не желаете ознакомиться с сочинениями графини Заболоцкой? Я вам скажу — весьма! Весьма увлекательно. Вообразите только: бедная, но гордая красавица…

— Благодарю вас, в другой раз, — оборвал я. — Пока возьму эти.

Библиотекарь обиженно поджал губы. Снова заскрипел карандашом, заполняя формуляр.

— Вот, прошу. Распишитесь.

Я взял карандаш. А в следующую секунду его вырвали из моих пальцев. Тот, кто вырвал, взмыл под потолок.

— Государю императору — ура! — донеслось оттуда.

Карандаш упал на стол и покатился по нему, я едва успел подхватить.

— Ваш фамильяр, господин Барятинский… — возмущенно начал наливающийся гневом библиотекарь.

— Прошу меня простить, — я схватил книги подмышку. — Распишусь потом, — и вслед за Джонатаном побежал к выходу.

Крикнул на бегу:

— Что там ещё за пожар? Света⁈

Джонатан промолчал, сосредоточенно взмахивая крыльями.

— Нет? А что? Витман приехал?

Джонатан молчал. Ладно, чёрт с ним. Скоро сам всё увижу… Собственно, кажется, уже вижу.

Джонатан направлялся к группе, стоящей на дорожке. Дорожка вела от въездных ворот академии к жилому корпусу. Курсанты, человек десять, толпились вокруг чего-то, и любопытные продолжали подходить. Да что там происходит, чёрт возьми⁈

Я прибавил ходу.

— … котика? — донёсся до меня изумленный голос Жоржа. — Какого ещё котика? Где ты его взял?

Я растолкал однокашников и пробился к центру событий.

Оказалось, что курсанты окружили Гаврилу. Тот одной рукой мял снятый картуз, другой прижимал к груди знакомую корзинку.

— Что случилось? — резко спросил я.

На меня обернулись все. В глазах Гаврилы засветилось облегчение.

— Ваше сиятельство… — начал было он.

— Этот человек решил загубить ни в чём не повинное животное! — объявила Волкова. Ткнула в Гаврилу пальцем. — Я столкнулась с ним здесь, на дорожке, когда он шёл к корпусу. Удивилась корзинке с едой навынос и спросила, зачем ему эта еда. Прислуга, как известно, питается в академической столовой! Их рацион разнообразен и сбалансирован. Для чего ему пища со стороны?

— Он сказал, что собирался кормить котика, — добавил Юсупов. — Однако показать, что у него в корзинке, отказывается. Не говоря уж о том, что лично я никаких котиков на территории академии до сих пор не замечал…

— Котика? — ахнул знакомый голос. Стояла Злата в толпе курсантов с самого начала или подошла только сейчас, я не разглядел. — Но котикам нужен специальный корм! Их нельзя кормить человеческой пищей!

Злата повелительно взмахнула рукой. Корзинка взмыла вверх и опустилась на землю перед ней. Гаврила охнул, бросился было к Злате, но Юсупов остановил его замысловатым жестом. Гаврила застыл в странной позе.

Злата откинула салфетку, которой была накрыта корзинка. И подняла на Гаврилу взгляд, от которого несчастный дядька должен был провалиться сквозь землю.

— Милейший, вы в своём уме⁈ Пирожные! Салат с горчичным соусом! Жареные куриные крылышки! Вы соображаете, что делаете? От сладкого у вашего котика загноятся глаза! От горчичного соуса случится расстройство желудка. А тонкие куриные косточки могут вовсе убить несчастное животное!

— Ничего. Оно у меня привычное, — пробухтел Гаврила. — Животное-то. И курей жрёт за милую душу, и другое всякое…

— Это бесчеловечно! — объявила Злата. — Животных нужно кормить специализированными кормами! Либо же не заводить их вовсе.

— Совершенно с вами согласен, уважаемая госпожа Львова, — Жорж расплылся в сладчайшей улыбке. — Невыразимо приятно встретить в вашем лице такого образованного человека. Видно, что вы искренне любите животных.

— О, всем сердцем! — Злата зарделась от удовольствия.

— Однако же, — продолжил Жорж, — повторюсь: лично я ни разу не встречал на территории академии кошек. Кроме того, насколько мне известно, прикармливать бродячих животных запрещено правилами, обязательными для всех — дабы не разводить антисанитарию. — Он резко повернулся к Гавриле. — А ну, покажи мне своего котика! Прямо сейчас отведи к нему.

Злата всплеснула руками:

— Вы что же, господин Юсупов — полагаете, что этот человек нас обманывает⁈

— Увы, госпожа Львова, — Юсупов скорбно покачал головой. — Таковы простолюдины. Они постоянно готовы врать и изворачиваться. Что поделать — чернь…

— Так, ну хватит, — перебил я. Шагнул к Злате и забрал у неё корзинку. — Это — моё. Гаврила, спасибо за доставку. Можешь идти.

Заклинание, которым Юсупов заставил Гаврилу замереть, было несложным. Отменил я его без труда.

Гаврила поклонился, проскользнул между мной и Волковой и резво потрусил прочь. Юсупов и остальные курсанты обалдели настолько, что остановить дядьку никто не пытался.

— Ваше? — изумленно глядя на меня, пробормотала Злата.

— Именно. Обожаю пирожные, — я взял из корзинки эклер и демонстративно откусил.

— Поступление продуктов питания со стороны — нарушение академического распорядка, — ледяным тоном объявил Юсупов.

— Спасибо, — кивнул я, — Калиновский — там. Иди жалуйся.

И, помахивая корзинкой, устремился к учебному корпусу.

— Господин Барятинский! — меня догнала разгневанная Злата.

— Слушаю вас, госпожа Львова.

— Это возмутительно!

— Что именно? Котиков у меня нет. Мой фамильяр питается рыбой, которую ловит в озере. Не понимаю, что вас возмущает.

— Вы заставили этого человека лгать! Он говорил неправду, покрывая вас!

— Говорил, — кивнул я. — А знаете, почему?

— Почему же?

— Потому что я, в отличие от вас, знаю имя этого человека. Я зову его по имени. Я разговариваю с ним, как с человеком — в отличие от вас или Юсупова. Если бы мне пришлось солгать для того, чтобы прикрыть Гаврилу, я бы не задумываясь это сделал. И Гаврила знает, что я бы это сделал. Потому и он за меня — горой. Отпирался бы до последнего, но меня не выдал.

Злата обомлела. Остановилась и, хлопая глазами, смотрела на меня.

— Не всё в жизни — чёрное и белое, госпожа Львова, — вздохнул я. — Иной раз солгать — куда более честный поступок, чем сказать правду.

— Не понимаю вас, — пробормотала Злата.

— Ничего, в ваши годы это нормально. Чтобы понять, надо повзрослеть. Вырастите — поймёте.

— Вы… — Злата набрала в грудь воздуха. — Я давно собиралась вам сказать, что вы совершенно невыносимы!

— Ну, теперь сказала, — улыбнулся я. — Всё, мы закончили? Я могу идти?

Злата развернулась и убежала.

Что-то мне подсказывает — в следующий раз она подсядет ко мне в столовке ой как нескоро…

Я угадал. С этого момента Злата меня демонстративно не замечала. Увидев издали, фыркала и отворачивалась. Так продолжалось три дня, а на четвёртый во время послеобеденной прогулки ко мне подошла Агата.

— Константин Александрович. Вам необходимо пойти со мной.

— Могу узнать, с какой целью?

— Нет.

— Нет.

— Что?

— Нет — не пойду.

— Почему⁈

— А с какой стати я должен идти с вами, если представления не имею, куда и зачем?

Агата всерьёз озадачилась. Такого ответа, похоже, не ждала. Наконец, придумала:

— Вам так трудно исполнить просьбу дамы?