Огромная волна, добравшись до какого-то только ей известного предела, в полном соответствии с законами физики на мгновение остановилась — и тут же покатилась обратно. Беседку, за которую я ухватился, поволокло к центру пруда вместе с волной. Но, что немаловажно — поволокло по земле.

Тяжёлая беседка, каркас которой был сварен из чугуна, пыталась цепляться за берег. И рано или поздно она должна была остановиться. На это я, собственно говоря, и рассчитывал.

Я нащупал опору под ногами. Взобрался на ту часть беседки, с которой незадолго перед этим смыло перила — вместе с большей частью прочей деревянной обшивки. И, одной рукой держась за цепь, чувствуя себя полоумным яхтсменом, выпрямился в полный рост. Оглядел поле боя.

Троих своих бойцов увидел сразу. Анатоль, Андрей и Кристина, отличные пловцы, нашествие цунами пережили без проблем. Они болтались на поверхности воды — настороженные, готовые в любой миг вновь уйти под воду. Догадывались, как и я, что волны ещё будут — пусть и не такие гигантские.

Платон Степанович оседлал широкую доску, оторванную то ли от садовой скамейки, то ли от чего-то ещё, и выглядел так, словно уселся на диван в собственной гостиной. А вот Полли и Мишеля я не видел. Оглядываясь по сторонам, позвал:

— Полли! Мишель!

— Мы здесь!

Ответный крик раздался позади меня. Я обернулся.

Не сразу понял, что происходит. Сначала увидел Мишеля, обнявшего древесный ствол и отчаянно пытающегося вскарабкаться по нему. А потом разглядел в ветвях дерева обтянутые белыми гольфами стройные ноги и ярко-рыжие локоны. Ноги бодро задрыгались.

— Я здесь, Костя! — донёсся до меня голос Полли.

Она попыталась помахать мне рукой, чуть не упала и снова ухватилась за ветки.

— Не беспокойтесь, Аполлинария Андреевна! — задрав голову вверх, крикнул Мишель. — Я спасу вас, обещаю!

Даже в такой ситуации Мишель оставался Мишелем. Назвать предмет своего обожания иначе, как по имени-отчеству, у него не поворачивался язык.

Сложно сказать, как именно он собирался спасать Полли. Гораздо более логично было бы ей спрыгнуть с дерева, чем ему за каким-то чёртом карабкаться вверх. Да и смысла в том, чтобы слезать, пока было немного — на дереве Полли, которую забросило в его крону волной, расположилась вполне удобно, нарочно так не устроишься. Пусть себе висит, пока это светопреставление не закончится, здоровее будет.

Однако Мишель в своих рассуждениях опирался явно не на логику… Ладно. Охота ему возиться — пусть возится, мне не жалко. Они с Полли оба живы, в относительной безопасности — а большего от них на данный момент не требуется.

Я снова повернулся к центру пруда. И увидел, что навстречу мне плывёт чайка. Белая, крупная, с жёлтым увесистым клювом. Раньше, чем я успел задуматься, откуда она здесь взялась — до сих пор на территории Царского села чаек не видел, — как раздался отчаянный крик:

— Государю императору — ура!

Голос звучал странно. Так, как будто это кричала чайка. Что характерно — никто, кроме чайки, кричать в общем-то и не мог. Все остальные находились довольно далеко — раз; голоса своих друзей я отлично знал — два. А этот голос не принадлежал никому из них.

Однако думать о том, чей голос слышу, сейчас было некогда. Из центра водоёма поднялась новая волна и уверенно катилась мне навстречу. Она была поменьше первой, но неслась с такой же сумасшедшей скоростью. Для того, чтобы меня не смыло с беседки и не впечатало спиной или каким-нибудь другим важным органом во что-нибудь твёрдое, придётся держаться изо всех сил.

— Государю императору — ура! — вот теперь сомнений у меня не осталось: это действительно крикнула чайка. И я был готов поклясться, что слышу в её голосе вполне человеческую панику.

Справедливости ради, чайке было от чего запаниковать — к ней, так же как и ко мне, стремительно катилась здоровенная волна. Несущая на гребне металлический лист, оторванный чёрт знает от чего. Лист держался на обломках деревянных стропил. Он поднялся над водой наподобие гигантского лезвия. И двигался гораздо быстрее, чем улепётывала чайка.

Свернуть она уже не успевала. Почему не взлетала — не знаю. Ясно было одно: ещё пара секунд, и бедолагу просто разрежет пополам.

— Государю императору — ура! — со слезами в голосе крикнула чайка.

И совершенно по-человечески, продолжая изо всех сил бултыхать под водой перепончатыми лапами, посмотрела на меня.

— Да понял, понял, — буркнул я. — Держись! — и вытянул вперёд руку.

Щит.

Магическая техника, позволяющая остановить угрозу. Первая боевая техника из тех, которым учат белых магов — традиционно работающих в защите, а не в нападении.

Долбануло крепко. И это при том, что я удержал лишь небольшую часть волны — ту, что несла металлический лист. Лист от удара перекорежило, обломки стропил отвалились. Лист пошёл на дно.

Волна, обогнув мой Щит с двух сторон, покатилась дальше. А чайка подплыла ко мне. Не спрашивая разрешения, взобралась на каркас беседки, торчащий из-под воды. И преданно глядя мне в глаза, объявила:

— Государю императору — ура!

Светопреставление закончилось. Пруд вернулся в берега. Платон Степанович сказал, что уничтоженная Тьма, очевидно, своим последним выбросом энергии увеличила объём воды во много раз. То есть, сделала всё для того, чтобы последнее «прости» получилось запоминающимся. Слава богу, что долго это длиться не могло — энергия закончилась, и «лишняя» вода ушла.

Мы постарались выбраться туда, где посуше — возле пруда ноги по щиколотку утопали в мокрой грязи.

После прорыва Тьмы императорский пруд представлял собой крайне печальное зрелище. Вместо аккуратно подстриженной травы и песчаной кромки берега — пласты глины, перемешанной с землёй, травой и песком. Как будто безумный гигант обвёл прямоугольный пруд по периметру огромной тёркой — содрав с земли газон, разрушив мраморные купальни, перемолов в труху беседки и садовые павильоны и повырывав с корнями деревья. Останки этого великолепия были разбросаны по всему берегу. Сколько сил понадобится на то, чтобы всё тут привести в порядок, пока не хотелось даже думать.

Когда мы собрались вместе и с грехом пополам обсушились бытовой магией, внимание переключилось на чайку — которая топала за мной по мокрому берегу, не отставая и по-прежнему не пытаясь взлететь.

Оказалось, что у чайки сломано крыло. Разглядел это Мишель — который в бытность свою не бароном Пущиным, а сыном рабочего с вагоноремонтного завода, немало времени проводил на голубятне.

— Так вот почему она не улетает, — пробормотал я.

— Он, — поправил Мишель. — Это самец.

— Государю императору — ура! — подтвердила чайка.

— Ой, — пробормотала Полли. — Она что, разговаривает?

— Он, — снова поправил Мишель.

В этот раз чайка промолчала, надменно отвернувшись.

— И это не дикая птица, — продолжил Мишель, — он — чей-то.

— С чего ты взял?

— Он окольцован. Видите, на лапе?

Теперь, присмотревшись, мы все разглядели, что правую лапу чайки охватывает тонкое золотое кольцо.

Мишель потянулся было посмотреть — сказал, что на кольце может быть выбито имя владельца. Но чайка протестующе замахала здоровым крылом и весьма выразительно нацелилась клювом Мишелю в лицо.

— Не трогай его, — решил я. — Чей — ещё будет время разобраться. Полли, ты сможешь вылечить крыло?

— Попробую, — пробормотала та. Присела на корточки рядом с чайкой. — Я, правда, никогда не лечила переломы…

— У птиц кости тоньше, чем у людей, — сказал Андрей, самый рассудительный среди нас. — Может, и получится. Попробуй.

Полли пожала плечами. В ладони у неё засветился знакомый пушистый клубочек — простенькая целительская магия. Полли — не самая сильная магичка. Но других целителей среди нас семерых вовсе не было.

Подносить светящийся клубочек к чайке Полли не спешила. Опасливо поглядывала на крепкий жёлтый клюв.

— Она… То есть, он меня не укусит? — вопрос был адресован почему-то мне.