— Для науки… а сначала вы сказали, что мы потребуемся для обмена.

Каяно неохотно кивнул.

— Вы точно понадобитесь для обмена. Как и госпожа Елзидер. Это единственная причина оставлять её в живых.

— Не единственная, полковник. Вы не думали о том, что другие женщины не будут вызывать у меня желания? Что для акта соития необходимо чувство влюблённости, так?

— Вы получите нужные стимуляторы, — поджал губы Каяно.

— Я правильно понимаю, что стимуляторов может оказаться недостаточно? Что все ваши предыдущие эксперименты показывали недостаточные результаты. А вы не думали, что причина в том, что бесполезно изучать боязнь замкнутых пространств у лабораторной крысы в тесной клетке? Что вы забыли про один важный компонент — любовь.

Каяно дослушал часть фразы переводчика, затем захлопнул блокнот, в который строчил что-то, и прервал меня:

— Довольно. Вы сегодня же приступаете к первому пробному акту. Госпожа Елзидер останется рядом с вами, но только в случае, если её присутствие рядом не будет вредить качеству генетического материала.

Меня накормили плотным обедом. Дали подышать какой-то странной ингаляцией, затем та самая лаборантка, которая брала у меня пробы семени, отвела меня в душ и побрила меня в причинных местах.

А затем меня отвели по лестницам в новый блок, в котором я раньше не был. Впереди я увидел коридор с тюремными камерами — с такими же бронированными стёклами, но куда более тесные, с кучей лиц в окнах и грозными тётками-надзирателями, дежурившими с автоматами на входах и выходах.

Меня же не довели до камер и развернули в боковую комнату. Эта комната отличалась и от моей собственной комнаты, и от всего, что я видел до этого в бункере. Розовые обои. Японские гравюры с осьминогами и полуобнажёнными гейшами. Икебаны по бокам огромной, в половину комнаты кровати. Огромные, чистые перины.

И маленькая, испуганная девушка-азиатка в кружевном белье.

Дверь за мной захлопнулась.

— Эх, — пробормотал я. — Что ж, Эльдар Матвеевич, приступим.

Глава 8

На самом деле, я увидел в её глазах облегчение, когда она разглядела меня. И, возможно, даже какую-то симпатию. В целом, мой вид вряд ли вызывал опасения по поводу тяжести предстоящего процесса, я выглядел дружелюбным, хоть и слегка раздражённым.

— Задалавствуй-те, — прокартавила она.

— Как тебя зовут?

— Аи, — она приложила ладошку к груди.

— Ты говоришь по-русски?

Она испуганно посмотрела на меня и покачала головой.

— Ясно. Эти черти заставили тебя выучить одно слово на русском… так, ну, попробуем. Nǐ huì shuō zhōngwén ma?

— Shì de! — она оживилась.

Мы немного разговорились. Я верно угадал — девушка была из какого-то китайского субэтноса. Половину слов я не понял, но обрывков фраз было достаточно.

— Восемнадцать лет… Меня готовили.

— Откуда ты?

— Родилась тут, — она тыкнула пальцем в пол. — Потом родители — ферма. Потом снова сюда.

Она говорила ещё какие-то длинные фразы, из которых я понял, что за ней следили всё детство, она жила за каким-то забором. И что к ней не подпускали мальчишек: понимать ли это буквально или в переносном смысле — я не понял.

— Ты умеешь? Что-нибудь? — я сделал непонятный жест пальцами.

Она кивнула. Сосредоточилась, смешно нахмурилась, протянула руку, долго-долго держала её в напряжённой позе, что-то напевая… И наконец притянула к себе вазу с икебаной — недалеко, меньше чем за полметра. Тут же закатила глаза и едва не упала — я вынужден был подставить руку под спину.

Она поняла это как команду к началу. Расстегнула лифчик, потянулась к трусикам.

— Тише, тише. Давай обо всём… договоримся, — я подобрал падающий элемент гардероба и с трудом вспоминал нужные слова.

— Меня готовили… ждала долго… ты хороший! Красивый, я боялась, будешь злой, старый. Я хочу, — сказала она длинную тираду, но я понял только отдельные слова.

— Давай выключим свет, — предложил я вздохнув.

Осталась лёгкая подсветка — надо отдать должное, минимальное подобие романтичного фона японцы создать сумели. Должен сказать, что её слова прозвучали искренними и меня немного успокоили. Кем я себя чувствовал? Пожалуй, всё же я не был насильником — скорее, одной из жертв. Мы оба были поставлены в положение лабораторных мышей, и, объективно, я был не самым плохим вариантом для получения этими несчастными мышками своего первого опыта. Или, всё же, не первого?

— Может быть немного больно, — предупредил я.

— Нет, меня готовили, — сказала она и, зажмурившись, поцеловала меня.

Поскольку со мной это происходило далеко не в первый раз, я хорошо понимал, когда девушка получает первый опыт. И на этот раз это точно был именно он. Однако всё прошло бескровно и безболезненно. Я так и не понял, вытворяли ли японские изверги что-то с ней, или это были относительно-гуманные операции, но чувства были смешанные.

Организм меня не подвёл. Что до моих чувств, то, увы, я делал именно так, как обещал господину Каяно. Я представлял Самиру — так или иначе, именно мысль о настоящем, полноценном сексе с ней теперь казалась наиболее желанной и при этом осуществимой. И это, по крайней мере, было честнее по отношению с самим собой.

После некоторое время я успокаивал несчастную девушку, спел песню на китайском, погладил по голове и уже намеревался распрощаться, как она схватила меня за руку и потащила обратно.

— Сказали, надо два раза.

В общем, в камеру я вернулся весьма уставшим.

— Как всё прошло? — осведомилась Самира.

— То есть ты догадываешься, что было?

— Догадываюсь… Знаешь, я бы даже посмотрела на это.

— Ого. То есть тебе прямо нравится… подглядывать?

— Наверное. Не знаю. Хотя я очень ревную, на самом деле. И это одновременно как-то заводит… очень странно.

После ужина она попросила просто посидеть рядом, взявшись за руки.

— Как ты думаешь, нас ищут?

— Непременно ищут.

— Власти? Или Общество? — она перешла на шёпот.

— Полагаю, в первую очередь — первые. А вторые — что ты имеешь в виду?

Я выразительно посмотрел на неё в щель. Она поняла и кивнула.

— Ладно. А груз? Думаешь, нашли?

— Думаю, вряд ли. Ты же говорила, что спутники не работают?

— Не-а. Хотя мы точно не знаем, может, какие-то наши спутники и видят, просто не афишируют. У Общества есть спутники, мне ма… мне рассказывали.

— Кто-кто рассказывал?

Самира дёрнула рукой, выдержала паузу, затем сказала.

— Ты же знаешь, мы не должны сдавать своих кураторов. Мариам, моя мачеха. Она… магистр-архивариус. Одна из немногих женщин наверху иерархии.

— Ого. Ну, она выглядит очень крутой тёткой.

— Она очень хорошая. И всегда заботилась обо мне, пусть и иногда чересчур. Я всегда виню себя, что не могу воспринять её настоящей мамой. А кто твой?

— Ты его не знаешь. Коллега отца. Самира, я могу назвать имя, но оно тебе ничего не скажет.

— Ага. Так какой у тебя план?

— Нет никакого плана. Наверняка они и шёпот наш слышат, Самира. Так что зря мы этот разговор затеяли.

Как выяснилось — действительно зря. Следующий день прошёл спокойно — меня не тревожили, никуда не вызывали, мы провели его в беседах с Самирой на отвлечённые темы, а вечером я снова сделал ей приятное — на этот раз в полной темноте.

Но после обеда на второй день после беседы меня снова вызвали к Каяно. В кабинете остались мы трое — я, Каяно и наш переводчик.

— Как вы верно сообразили — мы вас услышали. И услышали слово «Общество». Это слово нам знакомо, к тому же вы солгали мне, говоря, что не состоите ни в каких тайных организациях. Мы знаем, что крупнейшую тайную организацию называют «Общество». Я правильно понимаю, что вы состоите в нём?

— Скажите, господин Каяно, сколько вам было лет, когда вы вошли в состав магистров Восточной Клики? — с ходу спросил я.

— Молчать! — рявкнул Каяно — это слово я уже знал и без перевода. — Отвечайте на вопрос.