— Не проще ли освободить руки и снять? — спросил я, но, увы, перевесли было некому, да и вряд ли японцы согласились бы на подобные отступления от алгоритма — доверять мне они не собирались.

Как и я им. Но сейчас пришлось довериться. Вскоре я стоял голый на бетонном полу, и в тело ударили тёплые струи воды, а мускулистые женские руки принялись грубо и беззастенчиво намывать меня со всех сторон жёсткими щётками.

После всего перенесённого я воспринял это как прекрасный аттракцион. Вот уж поистине — счастье в малом.

После меня вытерли и провели в таком же виде в соседнее помещение — достаточно большой зал без окон. Там был уже знакомый солдат-переводчик с русского, двое ассистентов в форме, напоминающей медицинскую, а также трое солдат с ружьями.

Он стояли напротив, а меня поставили к стенке. В ногу воткнулась игла, и слабость, вялость снова разлились по телу.

— Сука… — сказал я.

Спустя секунд пять, а может десять, а может пятнадцать, за которые я уже успел сначала представить встречу с Великим Секатором, а затем начать планировать удары с перекатами, мне начали читать инструкцию.

— Сейчас произойдёт пересборка защитных элементов. Вместо цепи будет установлен новый устройство слежения и контроля способностей. Если во время данного мероприятия будет произведена попытка побега или воздействия — будет произведен расстрел.

В глазах плыло и двоилось, но на ногах я держался. Меня схватили за конечности. Я очень не люблю, когда меня держат за руки и ноги. Хоть седативный препарат основательно испортил мою координацию движений и замедлил реакцию, соблазн нарушить, применить, попытаться — был очень велик. Но и разум, и интуиция говорили, что это будет форменным самоубийством.

На таком расстоянии всё решали секунды. На их стороне были и численный перевес, и моё слабое владение навыками, и скорость реакции. В конце концов, я просто уже давно хотел, чтобы с меня сняли цепь.

И её сняли. А буквально через пару секунд на шее у меня показался крепкий кожано-металлический ошейник с тремя внушительными коробками по бокам и внизу.

Ничего, подумалось мне. Неожиданно вспомнились какие-то совершенно-дурацкие картинки с волками и цитатами, которые кидала Алла. Вроде того, что «на волка можно надеть ошейник, но псом он не станет».

После меня повели всё в таком же виде по недлинному коридору с полдюжиной дверей к камере.

Открылась дверь в последний коридор, заканчивающийся тупиком. Десять бронированных дверей и десять также несомненно бронированных панорамных окон друг напротив друга. Свет горел всего в паре из них. Я заглянул и был приятно удивлён — камеры, за исключением всё тех же серых бетонных стен, были достаточно современными и даже удобными. Примерно по десять квадратных метров, с огороженным санузлом, нормальной односпальной кроватью, столиком, полочкой с книгами и даже чем-то вроде планшета на столах.

Наши собратья по несчастью находились в двух первых кабинках. Я успел увидеть голую женщину лет сорока, стройную, рассчёсывающую волосы прямо напротив окна. Её взгляд был слегка безумен. В другой камере лежал на кровати непонятного возраста джентльмен.

Меня впихнули в предпоследнюю камеру, где я тут же оделся в чистые, пахнущие хлоркой пижаму и брюки. Стёкла, как того и следовало ожидать, были со стороны камеры зеркальные, и коридора не было видно.

Я не успел толком разглядеть все вещи, как скоро меня ждала новая приятная новость. Справа послышался звук открывающейся двери, а затем из широкой щели в стене показался луч света.

Затем негромкий голос Самиры спросил:

— Эльдар?

Глава 5

Я бросился в угол камеры. Оттуда дул сквозняк — от пола до потолка между бетонными плитами шла щель шириной с ладонь, сантиметров восемь.

А ещё оттуда на меня смотрел глаз Самиры.

— Эльдарчик! Нас посадили рядом! Как хорошо!

Она просунула в щель руку — длинная, с тонкой ладонью пролезла без труда. В первую секунду я даже не понял, что ей хочется, зачем-то пожал руку, но она выскользнула, погладила меня по голове, по щеке, потроглала щетину и ухо, как будто хотела выразить чувства, но не знала, как.

Я поймал ладонь, прижал к губам, поцеловал.

— Все нормально. Мы вместе. Почти.

— Удивительно, зачем они сделали такую щель. И что посадили нас рядом.

— Наверное, для вентиляции. И чтобы мы не свихнулись от одиночества. Все равно с ошейниками, и передать ничего серьёзного друг другу не сможем.

— Он тебе сказал, да? Этот Каяно. Что будет менять нас на военнопленных, которых ещë нет?

— Сказал.

— И что не меньше месяца?

Я покачал головой.

— Про сроки я не спросил. Но понятно, что не меньше.

— А что за опыты будут делать?

— Явно что-то по поводу навыков.

Хотел ещё добавить для уверенности «резать, наверное, не будут» — но не стал. Не хотелось быть голословным. Самира снова потянулась ко мне рукой.

— Ты же что-нибудь придумаешь?

— Придумаю, — кивнул я и взял её за руку. — В этом можешь не сомневаться. Но нас наверняка слушают, так что давай на эту тему не будем.

— Хорошо. Ты посмотрел, какие у тебя книги?

— Ещё нет.

Вернулся к стеллажу и посмотрел книги. Их было всего три, отчего вспомнилась шутка про «букварь, вторую и зелёную». Первая книга действительно оказалась весьма близкой по жанру к букварю: увесистый словарь-учебник японского языка 1978 года выпуска. Вторая книга — томик незнакомого мне русского поэта. Третья книга — неожиданно, достаточно большая и старинная военно-историческая манга с кучей мелких картинок, повествующая, судя по всему, об эпохе сёгуната.

— Словарь. Манга про историю. И стихи на русском какого-то… А. С. Ганнибала.

— В смысле какого-то⁈ — в голосе Самиры прозвучал ужас. — Это… Ганнибал. Александр Сергеевич. Самый известный русский поэт. «Буря мглою небо кроет, вихри жаркие крутя. То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя»! Ну с детства же все знают!

— Это ж… А, ясно. Ганнибал.

Пролистав пару стихотворений, я понял, что это самый что ни на есть Пушкин. Только почему Ганнибал?

Разумеется, такую фамилию я слышал и в этом мире, и в прошлом. Ещё я вспомнил, как Евгений во время нашей дуэли удивился при упоминании Пушкина. Нет, безусловно, ветвь долго росла вблизи Основного Пучка. И Пушкин как явление обязательно должен был возникнуть и здесь. Причём возникнуть вплоть до практически полной трансляции идей, текстов и прочего. Только вот с поэтами и прочими творцами иногда бывает, что человек-парадокс вроде как присутствует, но соответствие родословной выходит неполное.

— А у меня тоже словарь. Приключенческий роман «Астера», по нему вроде бы фильм собирались снимать. И иллюстрированная энциклопедия растений.

Договорились, что будем меняться книгами. Возможно, кого-то удивит то, насколько большое значение мы придали досугу — по опыту я знал, что страшнее всего отсутствие развлечений и того, чем можно загрузить мозг. Не всё же время раздумывать о плане побега?

Вскоре нам принесли ужин — всунули поднос в специальную щель во внутренней, второй двери. Всего дверей в камеру было две, образовывавших небольшой, полуметровый тамбур. Вполне приличные блюда — рыба, гарнир из риса, зелёный чай. В общем, поначалу складывалось впечатление, что мы на особом счету.

Перед сном нас по очереди отвели к доктору, осмотрели и взяли кровь на анализ. На обратной дороге я пересёкся в коридоре с той женщиной, которая сидела в дальней камере, которую тоже куда-то вели. Признаться, я ожидал другую реакцию — она меня заметила, но подняла на меня безучастный, неосмысленный взгляд. словно глядела сквозь меня.

Я поделился об этом с Самирой.

— Наверное, опиум. Или наркотики. Наверняка накачивают. Только вот для чего? Чтобы им было удобнее, или чтобы ей было удобнее? Бедная женщина…

Через полчаса в комнате автоматически погас свет, остался только тусклый светильник у кровати, и можно было включать лампочку в туалетной зоне.