Как это у бюста получилось так преобразоваться, я не знаю. Не проходил я еще таких заклинаний. Но — впечатляет. Хорошо, что смотрители архива сюда не заходят. Так что сличить изображение с оригиналом будет некому. Может, мой портрет лучше обратно в подсобку убрать?
А вот и хрен! Бюст прирос к постаменту, а тот — к полу. Наверное, полностью его разрушить я смогу, но… жалко. И есть что-то забавное в том, что теперь и мое скульптурное изображение тут стоять будет. Раньше и в голову не приходило, что когда-нибудь меня в мраморе высекут. Разве что сам закажу такой портрет; но я знал, что делать этого не буду. И вот надо же! По недоразумению, но появился. Правда, любоваться на мой бюст, кроме меня, некому. Что хорошо. Хотя я и привык к тому, что на минус первом этаже, кроме меня, никто не ходит, но своими «радарами» окрестности на всякий случай регулярно проверяю, чтобы вдруг на кого не наскочить. Но ни разу никаких следов чужого пребывания тут не видел. Хотя объективности ради следует признать, что и моих следов тут до сегодняшнего дня не оставалось. Чисто в бывшем комплексе Ушедших, следы на полу не остаются. Зато теперь целый бюст остался…
Особо по поводу случившегося я не переживал. Возможно, будущие историки и будут гадать, кто такой был Накула Апати Индрасур и в какое время он правил могучей империей (не знаю какой). Нехорошо, конечно, коллег мистифицировать. Но записки с извинениями рядом оставлять не буду. Вдруг ее не далекие потомки найдут, а в обозримом будущем? Да и мало ли подобного случалось в истории? Взять того же нумизмата и резчика печатей Джованни Кавини, жившего в шестнадцатом веке в Падуе. Знаменит тем, что резал новые штемпели по старым монетам и чеканил подделки, так что во многих музея мира сейчас вместо оригинальных монет хранятся его «падуанки», как их прозвали. Это я в книге Г. А. Федорова-Давыдова «Монеты рассказывают» прочитал. Так что моя шутка — еще из разряда невинных.
В свой кабинет вернулся полный впечатлений.
На следующий день приступил к операции по изъятию из подсобки найденных ценностей. На самом деле, если подавить стереотипы мышления, вынести что-либо из архива для меня было несложно. Проблема была в том, что вынести хотелось многое, а люди благородного сословия, увешанные сумками, по улицам не ходят. В этом случае за ними багаж слуги несут. Мне же привлекать кого-либо к переносу тяжестей от дверей архива до собственного дома было как-то совсем не в кассу. Бессловесную лошадь тоже не привлечешь, по территории королевского замка верхом могут разъезжать только те, кому положено. Конногвардейцы всякие. Вельможи в каретах проезжают.
В результате купил я себе этюдник максимально большого размера и стал по утрам, до прихода в архив, делать зарисовки королевского замка с разных сторон. Как я говорил, рисую я относительно неплохо, так что эскизы даже довольно симпатичными получались. Немного необычное увлечение для барона из Пограничья, но и ничего предосудительного в нем нет. Тем более что я свои рисунки дежурному на входе показал и заодно имел с ним довольно долгую беседу на тему истории замка и красоты его видов. Так что тот очень стеснялся, когда стал объяснять мне, что с такими «чемоданами», как мой этюдник, внутрь архива ходить не положено. Я не стал спорить и попросил принять мое имущество на хранение до вечера. За серебряную монету (а она — за беспокойство). Естественно, получил согласие, и мой этюдник был торжественно помещен на полку за спиной у дежурного.
Днем я прихватил некоторую часть трофеев из кладовки с расчетом, чтобы они влезли в этюдник, в котором большую часть места занимала коробка, якобы с красками, а на самом деле — пустая. Самый минимум необходимых красок был уже нанесен на палитру. Как же я рисовал? В основном дома, по фотографиям, которые я заранее (и незаметно) сделал во время своих прогулок.
Расписание смен дежурных на входе я изучил достаточно подробно, равно как и поведение каждого из архивариусов. Никакой охраны здесь не было, одни и те же служащие работали с архивами и сидели на входе. Народ был в основном в годах, так что, когда я, оставаясь незаметным, так как находился еще за углом, усыпил дежурного с помощью «здорового сна», ничего необычного на вахте не произошло. Разве что при моем приближении дежурный не проснулся, и я спокойно поместил принесенные артефакты в этюдник за его спиной.
После чего уже сыграл ему «силу жизни» и слегка кашлянул. Этюдник я уже держал в руках.
— Не хотел прерывать ваш отдых, но сегодня я решил уйти немного пораньше.
Я говорил самым дружелюбным тоном, даже с легким сочувствием, но архивариус все равно смутился.
— Ничего страшного, — остановил я его порыв, — взять с полки этюдник для меня было несложно. Спасибо, что сберегли его в целости и сохранности.
Добавлять еще монету я уже не стал. Было бы странным, ибо не за что.
Подобную операцию я повторил несколько раз. Вариации были только в том, когда конкретно я усыплял текущего «вахтера» и загружал этюдник. Пару раз я оставлял намеченные к выносу артефакты в пакете в коридоре за углом (убедившись, что никто не собирается сюда приходить), давал возможность дежурному подать мне мои вещи, благодарил его монетой и выходил. «Здоровый сон» на него я насылал уже из-за двери, после чего быстро возвращался, загружал этюдник и снова выходил на улицу. В этом случае я предоставлял усталому труженику проснуться самому когда-нибудь позже.
Был среди архивариусов совсем древний старичок, который спал на вахте весь день и без моих заклинаний. В знак уважения к его сединам я позволял ему не вскакивать и возиться с моим этюдником, а ставил его на полку и забирал при выходе самостоятельно. Но монету все равно давал. Так вот этого старика я усыплял еще в середине дня и заранее загружал этюдник предназначенным к выносу добром.
Таким образом, за неделю в подсобке стало значительно меньше вещей. Все под ноль я выносить не стал. Надо и будущим исследователям оставить хотя бы некоторое количество из хранившихся здесь образцов и инструментов. Но и себе выбрал неплохой набор, а в ящике с краской оставил полупустые баночки, переместив их содержимое в новую посуду.
По моему рассказу может сложиться впечатление, что я только и делал, что бродил по минус первому этажу королевского замка, а остальное время готовился к этим походам. И да и нет. Исследование того, что стало с древним комплексом Ушедших, было моей основной задачей, но решал я ее не круглосуточно. Собственно, в архив я ходил как на работу. Причем рабочий день у меня получался по земным меркам укороченным. Это у архивариусов он был часов девять-десять в сутки, но открыт для посетителей архив был гораздо меньшее время, часов семь. И если приходил я почти к открытию, то уходил несколько раньше, чтобы меньше пересекаться с остальными «исследователями». К тому же приходил не каждый день (хоть и платил за все), чрезмерная одержимость со стороны аристократа выглядела бы подозрительно. Я и так расположил к себе всех архивариусов, которые умилялись, что барон из Пограничья может тратить свое время в таком скучном месте и вообще может стремиться к знаниям по истории и юриспруденции. И быть таким вежливым.
Для меня это было самым трудным. Как я говорил, артист из меня неважный, так что разговаривать с работниками науки, каждый из которых был как минимум вдвое меня старше, свысока давалось мне с трудом. Но я старался: при встрече снисходительно похлопывал собеседника по плечу, иногда даже за ухо потрепать получалось. В разговоре мог резко оборвать, а иногда даже нахамить. Хотя мои собеседники, похоже, воспринимали все это как отменную баронскую вежливость…
Вечера же у меня были свободны, и, дабы совсем не выпасть из образа, приходилось развлекаться. Не буду врать, что делал это через силу. Я нормальный человек, работа меня увлекает, но отдыхать я тоже люблю. Вопрос в том, как отдыхать. Пьянки, мордобои (вариант — дуэли), сплетни и пустое хвастовство меня не интересуют. Особенно когда описываемые подвиги совершенно нереалистичны, а тематика весьма убога. Так что кабаки я предпочитал посещать только те, где вышибалы следили за порядком. В основном среднего уровня и выше. Дороже, но в деньгах я пока недостатка не испытывал. Впрочем, в самые модные места и аристократические салоны я не лез. Во-первых, туда не попадешь без приглашения, а во-вторых, не было у меня цели делать приличную молодому дворянину карьеру в столице. Этот образ у меня только на время. Я все-таки надеюсь как минимум вернуться к целительству. И вообще расти как маг и исследователь, а не как чиновник или военный служака. Так что искать подходы к местному дворянству от имени барона из Пограничья мне было не нужно, а сами они меня к себе не больно-то и звали.
