– Не переживай, дружище, – слегка притормозив, кинул через плечо Ратибор, а затем и вовсе остановился, как будто что‑то вспомнив. – Всё между нами. Ну а коли придётся сболтнуть, что ведаю… то откуда я выковырял эти сведения, никто не расчухает. Но последний вопрос тут у меня назрел, – рыжеволосый гигант вполоборота обернулся к Брониславу. – Сегодня Емеля из терема шустрой сойкой вылетел. Кто‑нибудь следом за ним метнулся из дворца?

– Нет, – чуть подумав, уверенно молвил в ответ Бронислав. – Точно тебе говорю! – начальник личной охраны князя вцепился взором в недоверчиво прищурившееся правое око замершего в проходе Ратибора. – Государев племяшка мимо караула на главном входе промчался в ту же минуту, когда я там выволочку устроил одному из дружинников, Братиславу, за то, что он так одет неряшливо оказался. А опосля и остальным ватажникам разнос учинил за компанию… Ну, чтоб не расслабляли булки. С полчаса их там распекал, и за енто времечко ни одна вошь злобная мимо не прошмыгнула за Емелькой, лапу даю на отсечение! Но вот чуть ранее, ещё до того, как он убёг, не могу ручаться: сам понимаешь, многочисленные дьяки, гонцы да прислужники туды‑сюды снуют регулярно…

– Понял тебя. Бывай, служивый, – с этими словами дюжий ратник покинул конуру начальника дворцовой стражи.

* * *

– Как он, Доб?.. – Ратибор склонился над Емельяном, прислушиваясь к слабому дыханию конопатого летописца. – Жить будет?

– Чур тебя, не каркай ты ещё! Мало мне разохавшегося государя… – недовольно проворчал старый лекарь. – Делишки у Емельки хреновасто обстоят, чего уж там!.. И слишком рано ещё судить, что с ним и как далее сложится… Организм молодой, борется, цепляется за жизнь как может… Нужно хотя бы утра дождаться! Но зелье у тебя волшебное, ничего не скажешь! Ты вытащил Емельяна с того света, вовремя смазав рану, очень тяжёлую, даже несмотря на то, что лезвие прошло чуть ниже цели удара…

Ратибор, оставив покои Бронислава, не преминул заскочить в лечебницу Добролюба, дабы проведать княжьего племяша и поинтересоваться, как у него дела. Как оказалось, пока что без изменений.

«Жив до сих пор, уже хорошо, – мрачно подумал про себя Ратибор, разглядывая бледного, как клубящийся речной туман, приятеля. – Но какое, однако, странное сходство со смертью Демидия, а⁈ Различия есть, но не очень существенны… Емеля, значится, вызнал чего‑то и стрелой помчался ко мне из теремка. И тут его, похоже, то ль нагнали, то ль встретили… Скорее всё же второе, ведь Бронислав вещал сейчас, что никто следом не ломанулся, а он мне не врал, по глазам его прочитал. Да и некому, по идее, ринуться по пятам было, раз Брадигост в темнице, а Тихони в тереме давно нет… Но вот поджидать на дороге этот хорёк бешеный вполне мог!.. Аль кто‑то из его подручных, не столь, впрочем, важно, кто именно! Как только вожак душегубов узнал, куда рванул Емелька, вот вопрос на засыпку… Либо догадался, либо за нами следили вчера и видели, как он от меня сорвался, опять же сопоставив два плюс два. М‑де, но получается, конопатик владеет какими‑то важными сведениями и оставлять его одного нельзя; могут ведь и повторить попытку лиходеи, даже в замке… Ибо непонятно, кто же за всем этим стоит, хотя подозрения, конечно, имеются, и очень даже нехорошие! Ну что ж, скоро всё выяснится! Завтра у Свята совещание, вот на нём‑то я и задам князю все накопившиеся, очень неудобные вопросы! Ну а покамест посторожу‑ка я эту ночку Емелю; так будет спокойнее. И мне, и ему…»

– Разохался, значит, государь при виде племяша в таком виде? – Ратибор перевёл на Добролюба смурной взгляд. – Хоть искренне охал?

– Ты на что сейчас намекаешь, воин? – взор старого лекаря мгновенно похолодел. – Не ведаю я, что за тревожные мыслишки шебуршат под твоими рыжими космами, но уверяю тебя: Святослав тут ни при чём! Горе его было самым что ни на есть настоящим; уж поверь мне, я князя с пелёнок знаю!

– Нет ли у тебя, уважаемый, лишнего стульчика? О, вот этот сойдёт… – Ратибор, уклонившись от ответа, сграбастал стоявший в углу лечебных покоев неказистый табурет, вышел из комнаты да плюхнулся на позаимствованную, тоскливо скрипнувшую сидушку у входа в палаты, откинувшись при этом спиной к стене и прикрыв глаза. – Я, Доб, тут ночку пережду, посторожу. Надеюсь, ты не против?.. Мало ли что…

– Можно подумать, ежели я был бы против, ента что‑то изменило… Подозреваешь, попытка убийства может повториться? – Добролюб вышел следом и проницательно вперился очами в правильное лицо могучего гиганта. – А чего сам‑то уселся? Почему дружинников дворцовых не подвязать?

– Потому, досточтимый, что местных ватажников не составляет труда указом свыше с поста снять в любую секунду…

– А тебя, значится, нет?

– Именно, Добушка. И‑м‑е‑н‑н‑о…

– Ясно. Ну, сиживай тогда, коли задницу не жалко… Может, принести чего? Пожрать там, например? Аль ещё какие пожелания? Вещай уж, покамест я добрый…

– Да, можно кое‑чего сделать… Зашли‑ка ты бегунка ко мне домой! Если, конечно, тебя ента не шибко обременит, любезнейший! Пущай Марфуше скажет, чтоб не ждала сегодня: служба… – Ратибор слегка приподнял одно веко. – Да, и пусть гонец секиру мою захватит; чую я, завтра она мне ох как понадобится!

– Как скажешь, рыжий, как скажешь… – Добролюб зашёл назад, в лечебницу, и позвонил в серебряный колокольчик, велев явившемуся на мелодичный зов молчаливому прислужнику отправить гонца в дом к рыжеволосому исполину с посланием, что тот сегодня ночует в тереме у князя.

«А насчёт секиры – обойдёшься! – проворчал про себя пожилой целитель. – Ещё мне не хватало, чтоб ты Святослава сгоряча зарубил! Вижу я, куда ты клонишь! И в этом своём безумстве на мою помощь не рассчитывай!»

Вражеский лагерь. Шатёр правителя Ослямбии. Тот же день…

– Слушаю тебя очень внимательно, мой дорогой воитель! – елейный, приторно‑ласковый голос Эдиза не сулил ничего хорошего Герканту, стоявшему перед правителем на коленях и склонившемуся так низко, что его лоб касался дорогущих лидийских ковров, устилавших пол шатра владыки Ослямбской империи. – Поведай‑ка нам с Джушем, когда ж мы возьмём уже, наконец, этот упёртый городишко: в этом столетии, аль, может, подождём ещё полвека? Времени‑то у нас, сам понимаешь, завались! Да и делать нам более ведь нечего, кроме как сидеть в ентой забытой Ахриманом дыре да ждать наступления холодов, которые, как поговаривают, не очень благоприятно сказываются на коже человека… А ты ведь знаешь, какая у меня она нежная!

Восседавший рядом на бархатных подушках Джушукан иронично фыркнул, добро отхлёбывая славящегося в Ивропии своей мягкой, терпкой кислинкой ялминского игристого вина из золочёного кубка.

Утром того же дня, когда в Мирграде произошло покушение на жизнь Емельяна, вызвал к себе в палатку Эдиз верного военачальника Герканта, дабы на пару с братом заслушать, почему же могучая орда Ослямбии, наводящая уж сколько лет ужас на весь Запад, всё никак не может захватить поселение, уступающее численностью своего войска ихней армаде более чем в десять раз.

– Да, когда уже? – язвительно поддакнул Джушукан, залпом осушая чашу с напитком богов до дна. – А то у меня запасы любимого винишка к концу подходят, а восполнять их тут – целое дело! Само собой, недешёвое! А переходить на местный хмель у меня нет никакого желания! Хотя надо признать, что здешняя медовуха вполне себе ничего даже для моего изысканного вкуса. Пробовал, каюсь… Но уж больно она крепкая! Сносит с пяток только в путь!.. – младший братец властителя Солнечной державы смачно рыгнул сивушными пузырьками и насмешливо продолжил: – Вообще же, я вижу, что твои бойцы, Геркант, умеют лишь хорошо копать; засыпали все волчьи ямы русов за четыре месяца; вот ента достижение!.. Надо будет по возвращении в Нурязим памятник отгрохать в честь сего знаменательного подвига да балладу сочинить… Прославит нас в веках!.. Ну и без работёнки не останутся твои вояки по приезде домой; доверим им могилы да нужники рыть; вот уж где они не ударят мордой в грязь!.. Ибо как мне видится, ежели выдать каждому из копателей вместо ятаганов со щитами по мотыге да лопате, точно не пропадут наши доблестные аскеры… Уж на краюху хлеба да плошку бобовой похлёбки наверняка заработают, землеройки несчастные!..