– Да, Мизорад, чего‑то тут не сходится! – зашикали позади крепыша с лопатой. – Маловато их как‑то… Ладно, даны ушли, уведя часть наших! Но где остальные варги⁈

– Хы, не, ну надо же, – хмыкнул удивлённо Ратибор. – Оливка, оказывается, доча местного старосты! Вот засранка, и не сказала ведь…

– В моей хибаре с десяток покойников! – между тем раздался женский крик аккурат из дверного проёма той самой, второй избы, в которой порезвился могучий исполин. Вопила на всю округу дородная тётка лет сорока – сорока пяти, забавно при этом размахивая короткими пухлыми ручками и тяжко покрякивая. – Все волки! Изрублены на куски! Да ещё дерьмом своим пол мне залили, замарахи! Как я всё это оттирать буду⁈ А за дверь кто расчёт произведёт⁈ Какой медведь выломал её так, что аж петли с корнем выдрало⁈

– Не знаешь, Ратиборушка, – невинно поинтересовался подошедший Емельян, – что за косолапка тут буянил совсем недавно? Вы, случаем, не знакомы?

– Засохни, рохля плюгавая!..

– А чего ента от тебя чем‑то непотребным попахивает, а? – Емельян брезгливо потянул носом воздух, после чего отодвинулся от рыжебородого берсерка, опасливо при этом на него косясь. Но сил умолкнуть он уже не имел. – Никак, ты умудрился вляпаться в то самое дерьмецо, про которое нам сия круглозадая бабуленция вещает?..

– Я сейчас сапоги вытру о твои платки слюнявые, а потом заставляю в них сморкаться по кругу, коли ты немедля не заткнёшься, шельмец конопатый!

– Не, ну Ратик, надо же под пятки‑то смотреть хоть иногда… чтобы по фекалькам не хаживать… – Емельян мигом дал дёру, ибо молодой богатырь, насупившись, пошёл в его сторону явно с не самыми добрыми намерениями.

– По фиалкам, Ратиборчик, я хотел сказать, а не фекалькам… – забавно хрюкнув, бросил княжий племяш на всякий случай. – Ведь ты ими просто благоухаешь сейчас, как клумба цветочная!.. – убедившись, что «рыжий медведь» его не преследует, не удержался и выдал он напоследок.

– Похоже, кое‑кто хочет, чтоб ему крапивой все бока отходили!.. – сплюнув, мрачно буркнул Ратибор, затем не удержался и улыбнулся себе в бороду: – Вот ведь мухоблуд говорливый, попадёт же вошь под язык, и не унять!..

– И в моей халупе около червончика ватажников серых вечным сном усопли! Причём явно не по доброй воле к Перуну в чертог отправились! – тем временем раздался женский крик от избушки, что посетил Мирослав.

– Да и у меня тулова ихние по домишке разбросаны! – громыхнуло от первой лачуги, где побывал рыжебородый витязь. – Кто‑то их всех вырезал ночью аль утром! Но кто⁈

– Хороший вопрос… – Мизорад подковылял к стоящим рядом двум богатырям и, оценивающе их оглядев, решил, что Мирослав более подходит ему по комплекции, после чего снял с плеча лопату и, выставив её перед собой лезвием вперёд, неосмотрительно ткнул им в сторону русоволосого мечника. – Кто же это мог быть? Вы, случаем, не ведаете?

– Понятия не имеем, – со скоростью молнии просвистел в воздухе одноручный палаш, разваливая пополам черенок лопаты. После клинок Мирослава так же быстро вернулся в заплечные ножны, откуда вылетел за долю секунды до этого. – Но тебе следует знать, старче, что этот «кто‑то» очень не любит, когда в него тычут хреновинами всякими.

– Как же туго до вас доходит, о боги! Эти двое воинов и вырезали собак этих блохастых, пока вы там дрыхли все! – снова горячо взвилась Оливена, вклинившись в разговор. – И между прочим, спасли твою дочь от пятерых северян, что повстречались на моём пути недалече, у опушки Совиной, когда я с ягодами возвращалась! Ты бы меня больше не увидел, отец, ты понимаешь, коли бы не они⁈ Как тебе не стыдно так встречать моих спасителей⁈ Нет, наших спасителей! Как всем вам не стыдно⁈ – юная красавица была прекрасна в своём праведном негодовании. – Вместо того, чтоб щедро, от души отблагодарить этих могучих ратников, не побоявшихся всего втроём прийти нам на помощь, за стол усадить, медовухи с квасом налить, вы на них лишь коситесь зло да лопаты в лицо суёте! Что с вами⁈ Опомнитесь, люди! Это наши друзья!..

– Третий, я так понимаю, конопушкин? Не знаешь, Ратик, – крякнул ехидно Мирослав, – давно ли у нас Емеля могучим ратником стал?

– Тоже заинтересовал этот вопрос, дружище! Видимо, так языком молоть силушка да удаль нужны немалые!..

– Что на тебе надето? Что за тряпьё такое необычное? Ты в порядке, доча⁈ – между тем Мизорад обеспокоенно подлетел к Оливене, мельком осмотрел и хотел было прижать её к груди, но та зло оттолкнула его, едко бросив: – В полном! Да только это не твоя заслуга, если что!

– Так всё и было? – староста удивлённо вытаращился на приятелей.

– В общих чертах, – хмыкнул в ответ Ратибор.

Мирослав лишь утвердительно качнул головой.

– Ну, коли так… – Мизорад явно смутился, задумчиво осматривая оставшийся у него в руках отрубленный черенок, после чего примирительно глянул на троих друзей: – Прошу не серчать на нас! Сами понимаете, не ведали всех обстоятельств, а соображалка сейчас не шибко варит в наших котелках… Гостям мы всегда рады, коль к нам с мирными намерениями… Прошу тогда к столу! И взаправду, отпразднуем избавление Бобруйки от лиходеев скудоумных… Но должен вас предупредить, что это ещё совершенно точно не конец, ибо он – вернулся!..

Бобруйская слобода

– Это понятно, что не конец, что это только начало, – фыркнул себе в бороду Ратибор, приканчивая добрый кувшинчик кваса. – Тоже мне, удивил!..

– И не говори!.. – Мирослав, размеренно уплетающий миску со щами, согласно осклабился. – А кто там вернулся‑то, а кто нет? Рассказывай лучше, старче, что тут у вас происходит… И начни сначала, будь добр!

Местный трактир под названием «Пушистый хвост» представлял собой довольно обшарпанное двухэтажное деревянное строение, сложенное, впрочем, добротно и основательно; внешний же вид сего питейного заведения мало интересовал как местных жителей, так и Первокла, хозяина таверны, худощавого, можно даже сказать, весьма щуплого парнишки двадцати четырёх лет от роду. Кабак отошёл к нему совсем недавно, по наследству, как к старшему сыну после гибели отца в недавней сече с Варградом. Та глупая кровопролитная резня между русичами до сих пор оплакивалась с обеих сторон и будет ещё долго поминаться недобрым словом да слезами горючими: слишком много люда славного не воротилось тогда с поля брани, прозванного опосля рубки в народе Алой поляной, к своим родным. Помогали Первоклу в поддержании харчевни на плаву два младших брата, Видогост и Деякий, двадцати одного и семнадцати годков, соответственно, без лишних вопросов взвалившие на себя бремя управления трактиром: беда только объединила трёх братишек; если какие разногласия и существовали ранее между ними, то теперича были забыты напрочь. Стряпнёй на кухне занималась их матушка Добровоя. И говорят, лучше щей не варил никто на много вёрст в округе.

Солнце находилось в зените, когда Ратибор, Мирослав и Емельян нагрянули в «Пушистый хвост» и расположились по старой доброй традиции за угловым столиком у стены; компания завсегдатаев из нескольких сельчан поначалу никак не хотела уступать нагретое их седалищами уютное местечко, но рыжебородый богатырь так гаркнул на них, что аж окна задребезжали в кабаке, велев немедля убираться прочь, пока «кости ещё целы да мозги по заднице не стекли». Тамошние обыватели, недовольно бормоча, предпочли всё же не связываться с наглым громилой, благо оказались ещё трезвые и разум возобладал над первоначальным порывом нахамить этому вспыльчивому гиганту в ответ. Заказав себе фирменное блюдо Добровои и по кувшинчику кваса, друзья, споро уминая вкуснейшие щи, принялись слушать подсевшего к ним Мизорада. Сельчане попробовали было отпраздновать с гостями столичными победу над варградцами, но общая гулянка быстро заглохла; все очень хорошо понимали, что веселиться покамест рановато. Лишь особо упоротые местные жители, разномастными островками разбросанные беспорядочно по первому этажу, продолжили малость баловаться хмелюшкой; кто топил своё горе в вине и медовухе, потеряв родных и близких при последних событиях в деревушке, а кто просто выпускал пар; нервишки пошаливали у многих, что было, то было.