– За стенами стоит стотысячная орда, – князь также решил не юлить, прекрасно зная, как этого не любит его собеседник. – И ента моя вина. Жадность затмила мне разум. Ты выступал против, а я не послушал… Не нужно было трогать тот караван. Похоже, варяги нас специально втравили в эту пакостную историю. Непонятно только, зачем?.. Где‑то перешли мы дорожку ярлу Олафу…

– И?.. – Ратибор хмуро уставился на государя. – Это и так ясно…

– Есть возможность не доводить до осады и решить наши с Ослямбией разногласия малой кровью, – прочавкал Святослав, споро уплетая третий оладушек.

– Излагай! – просопел в ответ нетерпеливо Ратибор.

– Поединок. Очень неравный… – князь издал драматичный вздох. – Одиннадцать лучших бойцов ихних против одного нашего… Это условие императора Эдиза. Насчитал соотношение своих аскеров к мирградским ратникам, собака! Единственное, что удалось выторговать: не все разом, а по очереди будут на нашего витязя бросаться… Рубка в полдень сегодня, у северных врат! – очередная оладушка исчезла во рту у правителя Мирграда. – Вкусные пампушки, персты себе чуть не отхрумкал… – Святослав с сожалением посмотрел на опустевшую тарелку, далее уже твёрдо воззрившись на сидящего напротив товарища. – На кону моя жизнь, головы всех моих родных и близких, а также будущее нашего княжества!.. Знаю, мы плохо погутарили крайний раз, и я не вправе просить тебя о чём‑то после такого…

– Заткнись, а? – Ратибор сыто рыгнул, не спеша поднялся, сполоснул свои медвежьи лапы в рукомойнике, обтёр висевшим рядом на крючке полотенцем, а затем вышел в коридор. Натянув в прихожей поверх исподнего белья шаровары, сапоги и рубаху, одной рукой снял со стены старушку секиру, а другой сграбастал стоявший в углу увесистый куль с воинским снаряжением, после прорычав вышедшему вслед за ним Святославу: – Идём уже, хорош мух считать!

– Ты куда, рыжик?.. – в коридор из спальни вылетели Марфа с заспанной Властой и бросились к главе семьи.

– Да, батька, куда ты собрался и зачем тебе топор?.. – пропищала недовольно рыжеволосая кроха, с ходу кидаясь отцу на шею.

– Да я это, мои хорошие… За опятами весенними! – молодой богатырь отложил в сторону мешок и секиру, осторожно обнимая супругу и дочку. – Свят вон настрекотал, что урожай уродился такой, ух!.. Пеньков не видать из‑под шляпок! Вот для этого топорик и нужен!..

– За опятами?.. – Марфа растерянно захлопала прекрасными очами, переведя взор на смущённо переминавшегося с ноги на ногу государя, молча стоявшего чуть в стороне, дабы не мешать другу обнять родных перед тяжёлым боем. – А не рано?.. Тоже мне, грибник выискался!..

– В самый раз, дорогая, в самый раз! А ну, иди сюда, моя лисичка! Ух, защекочу! – Ратибор нежно потискал радостно завизжавшую от этого Власту, после чмокнул её в румяную щёчку и передал жене на руки, поцеловав супругу в пухлые, чувственные губки. По новой подхватив секиру с походным баулом, могучий исполин обернулся на пороге, подмигнул своим близким и со словами: – Не прощаемся! К ужину буду! – пригнув буйную головушку, покинул родной дом.

Следом за дюжим бойцом торопливо посеменил Святослав. На крыльце он догнал Ратибора и, положив ему ладонь на сгиб локтя, вопросил: – Дружище, а тебя не интересует, какое вознаграждение ты получишь в случае победы?

– Да мне плевать! – негодующе фыркнул рыжебородый витязь, вполоборота обернувшись к властелину Мирграда. – Разве похоже, Свят, что я дерусь ради почестей и наград? – Ратибор приветственно кивнул маячившим недалече Брониславу и его десятку стражников, небрежно дёрнул рукой, скидывая длань государя, после чего забросил на плечо объёмный куль с кольчужным комплектом да споро потопал к северным вратам Мирграда. В другой лапе он легко нёс свою массивную секиру. – Пошлёпали, мухогрызы!..

– Брон! – князь подозвал к себе начальника дворцовой стражи и негромко рыкнул тому в физиономию: – Вот что… Восстановить нашего рыжезадого шатуна в звании и выплатить его семье жалование тысяцкого за все те месяцы, что он проходил простым ратником! К исполнению сегодня же! И да… – Святослав задумчиво пожевал губами, а затем, уставившись в очи Брониславу, уже зычно гаркнул: – Гони‑ка ты взашей из моего терема этого вертлявого пройдоху Тихомира! Пинками можешь, не стесняйся!.. Надоело мне яд его вкушать, которым он мои нежные ракушки вот уж сколько времени потчует!.. Чтоб к вечеру ноги этого прощелыги в моих палатах не было, уяснил?

– Княже, – Бронислав огорошенно захлопал зенками, – я ведь знаю, кто он! Ты уверен?.. Не слишком ли круто⁈ Не пожалеем ли…

– Жалею я лишь о том, что не принял этого решения ранее! Выполнять! – сердито прокряхтел владыка Мирграда в опешившую рожу верному воину.

– Будет сделано! – начальник дворцовой дружины неприятно осклабился. – Давно хотел научить летать ентого проходимца! Пусть и с крыльца, то бишь на кратенькие расстояния…

Полдень. У Северных ворот

– Отворяй давай! – раскатисто рявкнул Ратибор караульным на северном входе, что в два десятка рож взялись торопливо сдвигать последнюю из трёх массивных, обитых кованым железом балок, служивших в качестве затвора огроменным пятиметровым воротам. Спустя непродолжительное время здоровенные створки с характерным скрипом принялись неспешно открываться, выпуская наружу могучего исполина практически в полном боевом обмундировании. Помимо короткой кольчужной рубахи по пояс, громадный витязь не поленился напялить ещё и обшитый изнутри заячьим мехом шлем, которым зачастую пренебрегал в большинстве сражений. Но сейчас был особый случай: Ратибор хорошо понимал, что на кону. Несмотря на это, кольчужные капюшон, рукавицы и наколенники было решено не надевать: дюжий ратник пришёл к выводу, что в поединке они будут только мешать, сковывая да стесняя движения.

– Против тебя выйдет одиннадцать их лучших вояк, друже, – стоявший рядом Яромир хлопнул своего приятеля по плечу, – так что давай без шапкозакидательских настроений!

– Да, рыжий, – поддакнул ему маячивший недалече Светозар, всё это время помогавший готовиться Мирграду к обороне да так и влившийся в войско Святослава на время осады. – Просто урой их всех, как ты умеешь!..

Мирослав не сказал ничего, лишь выразительно зыркнув товарищу в глаза и пожав руку. Зато подбежавший, запыхавшийся Емельян принялся было ободряюще горлопанить за двоих, на что Ратибор привычно велел ему заткнуться, а сам потопал вразвалочку на выход. В лапах он сжимал верную старушку секиру. Жизнь в Мирграде замерла; все, кто мог, высыпали на парапет. Ну а кому места на крепостной стене не хватило, столпились в северной части града и навострили уши, жадно ловя хоть какой‑то шепоток, извещающий о том, как проходит сеча. В обычной ситуации исход у подобного поединка был бы ясен заранее, ибо одиннадцать воинов против одного, пусть и по очереди, это заурядное убийство: банально на третьем‑четвёртом бойце выдохнется практически любой витязь, после чего его можно брать голыми руками. При условии, конечно, ежели и первых одолеет, ведь напротив вросли в землю у вражин лучшие из лучших. Но Ратибор был не любой; это знали все в Мирграде. Князь поставил на его победу свою жизнь, головы родных и сдачу города, коли не сдюжит «рыжий медведь». И подавляющему большинству мирградцев подобная рискованная ставка не казалась чем‑то безумным: «Наш могучий великан справится… Должен!» – тихонько, боясь спугнуть удачу и накаркать, курлыкали между собой как ратники, так и остальной честной люд, замерший в томительном ожидании.

Тем временем Ратибор вышел наружу; шагах в ста по прямой на широкой дороге, ведущей в Мирград, его уже ждал первый боец. Крупного, даже тучного телосложения, облачённый с макушки до пят в сверкающие позолоченные, надраенные до зеркального блеска латы, ослямбский воитель, бывший совершенно явно каким‑то богатым вельможей, представлял собой разительный контраст с неспешно бредущим ему навстречу рыжеволосым берсерком, одетым в простое, стандартное для русичей, ничем не выделявшееся обмундирование. Ратибор не переносил вычурной, крикливой роскоши, выставляемой напоказ. Разодетый же как на парад пришлый боярин совершенно точно придерживался диаметрально противоположных вкусов; снисходительно смерив взглядом приближающегося витязя, он пренебрежительно ткнул в сторону руса широким двуручным мечом со вставленными в рукоять драгоценными каменьями, громогласно возопив на всю округу: