– Где наши северные братушки, тебя не касаемо, буреломец мохнатый! Лови‑ка лучше гостинец! – сипло кашлянул стоящий чуть левее боец с переломанным носом, поднимая лук. Зазвенела тихой трелью спущенная тетива, и стрела стремительно помчалась навстречу своей цели, метя прямо в лицо здоровенному витязю. Но до головушки рыжей она так и не долетела; изумлённый вздох прокатился над оравой головорезов. Некоторые из них даже глаза начали протирать, как бы не веря тому, что они сейчас лицезрели за удивительное зрелище. А поражаться было чему, ибо Ратибор, со скоростью дикой кошки, вскинув левую длань, просто поймал на лету за древко летевший ему аккурат в физиономию снаряд. Остриё стрелы замерло буквально в нескольких сантиметрах от правой глазницы могучего исполина.

– Смотри‑ка, лапищи ещё помнят!.. – хмыкнул довольно рыжебородый берсерк, сжав кулак и большим пальцем легко переламывая древко да отбрасывая обломки стрелы в сторону. – Благодарю за гостеприимство, держи пряник в ответ! – молниеносно выхваченный из‑за пояса одноручный топорик со свистом рассёк воздух, через секунду впившись незадачливому лучнику в грудь. Ошарашенно выпучив очи, «переломанный нос» как подкошенный рухнул наземь. Вслед за ним плавно осел ещё один воитель с луком: второй брошенный чекан вонзился тому прямо в зубы, снеся челюсть, а вместе с ней и добрую половину мордахи. Ратибор же, протянув правую руку, успел схватить поставленную за мгновение до этого вертикально, лезвием вниз на землю свою секиру, начавшую было заваливаться набок, да с грозным рёвом бросился на растерявшихся варгов. В этот миг откуда‑то сзади в противника прилетела ещё парочка ножей. Это выползший из тени одного из домишек Мирослав подошёл со спины к оторопевшим лиходеям. Оба его одноручных меча засверкали новыми багряными красками под игривыми лучиками солнца, разливаясь смертоносными напевами для не ожидавших такого развития событий «волков». Двое приятелей, зайдя спереди и с тыла, уверенно врубились в опешивших серых ратников. «Безумцы они аль демоны, что смеют столь малым количеством бросаться на четвертак воинов⁈» У варградцев не было времени искать ответ на этот животрепещущий вопрос, ибо их начали споро разделывать на отбивные. А тут ещё подоспевший Емельян, ослушавшийся наказа сидеть в лесной чащобе на пару с Оливеной, шустрой ланью промчался по центральным домишкам с кабаком, оперативно отворяя двери да ворота. Хлынувшие наружу разозлённые сельчане похватали в руки колья, полешки, камни и вообще всё, что под руку попалось, да бросились на ватагу варградцев, коим и так до этого приходилось несладко.

– Аккуратнее, дровосеки, мы свои! – взревел, в конце концов, недовольно Ратибор, вынужденно отошедший в сторонку вместе с Мирославом, дабы ненароком не огрести по голове колуном аль булыжником да самому не зацепить умалишённых местных жителей, с выпученными глазищами добивающих остатки варградской ватаги.

– Работаем, значится, тихо, говоришь… – буркнул Мирослав, хмуро разглядывая кипящую на их глазах бойню.

– Так вышло, дружище, – слегка смутился Ратибор. – Один из них случайно в кадку ночную наступил… башкой, когда ему прикипело не по‑детски!..

– Не умеешь ты врать, медвежонок, – русый мечник тяжело вздохнул. – Ладно, что сделано, то сделано…

Тем временем разъярённые сельчане толпой буквально втрамбовали в землю невезучих ратников Варграда. Кровавая пелена, застилавшая им глаза, никак не хотела спадать, и они всё били, кололи да резали, хотя сопротивления уже никто давно не оказывал. Серые отщепенцы полегли все до одного. Бобруйка в центре превратилась в небольшое кровавое болотце с человеческими ошмётками вместо зелёных островков. Весело пляшущие солнечные блики по багряным лужицам лишь дополняли страшную картину утреннего побоища. Зрелище было сколь жуткое, столь и завораживающее.

– А ну, стоять! – раздался вдруг знакомый визг. – А не то я ему кочан расковыряю и глотку перережу! – лохматый верзила, тот самый, «с пшёнкой на башке», оказывается, участия в драке не принимал, а попытался в это время по‑быстрому улизнуть, да столкнувшись нос к носу с княжьим племяшом, не придумал ничего лучше, кроме как схватить Емельяна за волосы и приставить к его горлу тесак, загородившись им, как щитом. – Дайте мне уйти, и тогда этот дурашка не пострадает!..

– Ой, пшеничный чуб, ты почему ещё жив, я не понял? – Ратибор недоумённо хмыкнул. – Непорядок… Емелька, а ты как, вообще, здесь очутился⁈ Я тебе где сидеть велел⁈ Ладно, коли уж пришлёпал, сделай‑ка доброе дело…

– Всё что угодно, Ратик!..

– Замри!

– Что?..

В этот миг рыжебородый витязь неуловимым движением ловко метнул свой нож прямо в харю явно не ожидавшего такого манёвра варградца. Лезвие стилета вошло аккурат в левый глаз разбойника, просвистев всего в вершке от опешившей физиономии кучерявого летописца. «Пшеничный чуб» как стоял, так и рухнул навзничь, не проронив более ни звука. При этом он таки слегка оцарапал своим тесаком шею Емельяна, да ещё умудрился повалить того на землю, так и не отпустив сжатые мёртвой хваткой его белобрысые космы.

– Ты чего, косолап ошалелый, совсем из ума выжил⁈ – кое‑как разжав безжизненные пальцы на своей гриве, княжий племяш медленно поднялся, потрясённо трогая царапину на шее. – Да ты же мог в меня попасть, прям в морду!..

– Ну не попал же…

– Это было близко, Ратиборушка, очень близко! И очень неожиданно, я даже не успел с испуга шептунчика пустить! – Емельян обернулся и ошарашенно вытаращился на отправившегося в мир иной душегуба. – Он меня окорябал, собака! Больно же! Чуть‑чуть повыше да поглубже, и быть беде! Откуда этот пёс блохастый, вообще, выскочил, а?.. – непутёвый писарь взглянул на Ратибора, потом ему за спину, осёкся и тихо крякнул: – А ещё, похоже, у нас проблемы…

– И похоже, что большие, нет?.. – проворчал кисло Мирослав, покосившись на своего могучего приятеля. Ратибор же, в свою очередь, угрюмо взирал на начинающих обступать их сельчан. Все в крови, сжимающие в руках палки с вилами да камнями, настроены те были явно решительно. Безумные всполохи в их подёрнутых дымкой праведного гнева очах да проснувшаяся жажда убийства до конца ещё не утихли, обратившись теперь на трёх товарищей. Воинственно настроенных хуторян было примерно под сотню: в основном мужчины от мала до велика, но затесались в толпу к ним и женщины, также одурманенные запахом крови и победой над пришлыми душегубами. Ещё несколько десятков жителей остались в стороне, решив, что хватит с них багряных рек на сегодня. Некоторые потопали к своим избушкам.

– Вы чего удумали, недотёпы? – громогласный рык Ратибора, прогремевший на всю деревню, заставил остановиться окружавших друзей местных обитателей. – С дубочка кочанами вниз все попадали разом⁈ Так‑то мы к вам с миром, если что, жёлуди вы перезрелые!

– Ага, вон те ошмётки навозные тоже поначалу так заявили! С миром мы, с миром, а потом принялись нас вязать да по лачугам распихивать! – вышедший вперёд всё ещё довольно крепкого сложения мужчина лет пятидесяти – шестидесяти на вид, с длинной, взъерошенной копной начинающих седеть уже волос, но короткой тёмной бородкой, был настроен явно решительно. Грозно потрясая невесть откуда взявшейся в его руках окровавленной лопатой, он вдохновенно продолжил: – Но мы им сейчас показали, кто тутова хозяин, ась⁈ Эта победа в веках прославит наши имена! И вам, чужаки, сейчас объясним, что хаживать в гости без приглашения не след!..

– А с чего ты решил, лопатоносец, что мы без приглашения? – вкрадчиво поинтересовался Ратибор у озадаченно икнувшего на это говорливого глашатая.

– Да с того, что мы вас не звали! – выпалил сельчанин пылко, затем неуверенно добавил: – Вроде…

– Кому и что вы показали, отец⁈ – тем временем откуда‑то сбоку выбежала красная от гнева Оливена. Встав напротив разгорячённой толпы, она, уверенно уперев руки в боки, обвела слегка притихший люд яростным взором, после чего возопила пуще прежнего: – Прежде чем пороть горячку, вы бы покумекали для начала, кто вас выпустил из хибар да почему столь мало лиходеев в деревне осталось! Как вы их одолеть‑то смогли, а⁈ Да потому что волчар серохвостых менее трёх десятков стояло тут, не заметили⁈ Где остальные, ась⁈ Что же ты за старейшина такой, коль далее носа своего не видишь ничего!