Но спокойно обсудить свалившуюся на них как снег на голову новость друзьям не дали.

– Вот этот медведь!.. – в таверну ввалилось примерно с десяток разбойничьего вида молодчиков, и, углядев среди посетителей рыжего гиганта, они грозно направились в его сторону, на ходу обнажая оружие. – Три сотни злата будут наши!

– О, ента ко мне! – недобро осклабился Ратибор, поднимаясь и доставая из‑за пояса два чекана. – Давненько не было никого… Около суток!

– Надеюсь, не против, если я присоединюсь к танцам? – Мирослав встал рядом, обнажая оба своих клинка. – Разминка не помешает.

– Не против, дружище! Не думал, что скажу такое когда‑нибудь, но порядком утомили меня эти псины сутулые!.. Уже даже на нужник спокойно не присесть, представляешь?.. – разгневанный великан зло сплюнул, мрачно наблюдая, как посетители заведения шустро ломанулись на выход. Спустя минуту в харчевне остались лишь два приятеля да одиннадцать охотников за головами, коих представилась возможность пересчитать по‑быстрому.

– Э‑э‑э, он не один! – протянул растерянно крайний справа долговязый лиходей, сжимая в руках одноручный топор и щит. – Мы так не договаривались…

– Да плевать!.. – противно заверещал стоящий по центру коренастый черноволосый боец, по всей видимости, главарь шайки. Один глаз у него отсутствовал ввиду старого ранения. – За триста золотых я весь городишко этот вырежу, с курями да поросями в придачу! Помчали на них, хорош ворон считать!.. А то ща стражу дождёмся!..

– Погнали, Мирка! Не будем заставлять одноглазого баламошку скучать… Идите сюда, собаки!.. – грозно взревевший Ратибор врубился в нестройные ряды пришедших за его ряхой душегубов. Мирослав с лёгкой улыбкой молча последовал его примеру. Лязг стали заполонил собой кабак, вскоре сменившись отборной руганью да стонами раненых и предсмертными криками павших; два матёрых бойца из дружины Святослава быстро и умело разделывали под орех непутёвых вояк, похоже, так и не осознавших, какую ужасную ошибку они совершили, заявившись столь малым количеством по душу рыжебородого берсерка. Ратибор взял на себя семерых; Мирославу достались лишь четверо. Бой походил больше на избиение младенцев; молодой богатырь с радостным оскалом двумя чеканами мастерски разделывал на отбивные припелёхавших по его душу жадных до денег головорезов. Светловолосый приятель старался не отставать от могучего друга, споро и ловко изрубив в капусту своих оппонентов. Вскоре всё было кончено; в живых из противников остался лишь один, тот самый, одноглазый. Правда, теперь он был уже слепец; клинок русого мечника лишил атамана мелкой шайки и второго ока. Усевшись на полу, ничего не видя и покачиваясь в прострации, как маятник, главарь лиходеев, схаркивая кровь и визгливо подвывая от накатывающего на него волнами сильнейшего болевого шока, что‑то бессвязно бормотал про то, что три сотни золотом на дороге не валяются. Похоже, в окружающей реальности он ориентировался уже из рук вон плохо.

– И всё‑таки, дружище, насчёт Добрана. Как‑то легко он обозначился, не находишь? – Мирослав склонился над вожаком банды, равнодушно перерезая тому глотку и тем самым избавляя его от мучений. – Наш крысёнок умный и хитрый, а этот – глупый, аки Емеля по пьяной лавочке… Да и семья, насколько знаю, имеется у писаря. Вот, кстати, и рычаги давления!.. Может, и не кругляшами жёлтыми соблазнился Добран? Вполне возможно, по‑другому на него надавили, через родных…

– Хозяин, кваса! Того самого, отборного! – рыкнул на всю таверну Ратибор, вытирая лезвия своих топориков об одежду одного из убитых, после чего задумчиво взглянул на брата по оружию: – Всё может быть, Мирка, всё может быть… В любом случае скоро узнаем, чего там и как… Меня больше Емеля занимает! Глава Тайной Канцелярии, представляешь⁈ Это тебе не хухры‑мухры! И молчит ведь, как киселя набрал за обе щёки! А ведь простым писарем да гонцом, помнится, ещё недавно рассекал по Руси‑матушке!..

– Тысячник! – в трактир ввалился Годимир с пятью дружинниками. – Я даже не сомневался, что тут происходит и кто опять безобразничает! Снова ты настругал телеса!.. И опять в мою смену! Мы замаялись их таскать, говорил же…

– Пасть захлопни, пузо неразумное, да вперёд с песнями! За руки, за ноги, или что там у них ещё осталось, взяли и понесли!.. – рявкнул громогласно Ратибор так, что казалось, будто гроза громыхает над Мирградом. – Ишь, разнылись мне тут, ленивцы поганые! Я вас научу, как впахивать на работе надо, дармоеды сопливые!..

Изба Ратибора

– Ты что, издеваешься⁈

– Марфуш…

– Нет, ты объясни мне, какой ещё поход⁈ Нас тут чуть на мясное пюре не пустили, ты это разумеешь⁈ – Марфа гневно упёрла руки в боки. – Меня да деток твоих! И вот спустя всего сутки после этого ужасного происшествия ты заваливаешься домой и как ни в чём не бывало заявляешь с порога, что завтра отчаливаешь в какую‑то там тьмутаракань⁈

– Марф, червонец витязей теперь будет круглый год караулить у нашей халупы…

– Одни уже накараулили давеча так, что хоть стой, хоть падай!..

– Эти не сдвинутся с места, даже если небеса рухнут и твердь земная разверзнется под ногами… Яромир со Святом клятвенно заверили! – Ратибор угрюмо покосился на изрядно осерчавшую жену.

– Как мне всё это надоело!.. И друзья твои умалишённые, и походы эти окаянные!.. – Марфа обессиленно опустилась на кровать, закрыла лицо руками и еле слышно заплакала.

– Ну ты чего, любимая⁈ – рыжебородый воин растерянно присел рядом и нежно обнял свою красавицу. – Сама подумай: коли отъеду я далече, так и вся нечисть от вас отстанет, ибо за мной ломанётся! Вы им уже без надобности будете!..

– Ты меня сейчас успокаиваешь или себя?.. – Марфа подняла на мужа прекрасные карие очи. В них стояли слёзы, одна из которых тут же покатилась по щеке солёной капелькой. Ратибор смахнул её как можно более нежно и поцеловал свою ненаглядную в пухлые губки.

– Полагаю, что нас обоих… – еле слышно проворчал он, глядя супруге в глаза.

Скандал был ожидаем и разразился сразу после того, как Ратибор сообщил, что отправляется с утра в очередной поход. Марфа не могла и не хотела понимать, как можно сейчас, в столь напряжённый для них период жизни взять да оставить их одних. Рыжебородый гигант особо не спорил, ибо осознавал, что во многом она права; он и сам ведь поначалу ехать никуда не собирался, но Яромир с князем смогли его переубедить, наобещав с три короба. И вот теперь, глядя на зарёванную мать своих детей, Ратибор порядком жалел, что дал добро на эту дурацкую поездку. Но у него была своя, очень веская причина согласиться; он отлично помнил, что напоследок сказала ворожея Благана про Мельванеса: «…Убийство отпрыска своего не простит тёмный волхв тебе, не сомневайся…»

Ратибор отдавал себе отчёт, что ждать у моря погоды не самый лучший вариант; если есть такая возможность, всегда надо бить первым, на упреждение. Нечего ждать, когда мрачный жнец завалится к нему в избушку; нужно найти его самому, и желательно, чтобы это произошло подальше от дома, от родных, от Марфы с детишками. Вот почему рыжебородый исполин довольно легко поддался на уговоры приятелей; нутром он чуял, ежели и выжил гнусный некромант, так, поди, в Проклятую долину и воротился, собака седая… Но разве всё это объяснишь жене⁈ Потому, хоть кошки на душе и скребли нещадно, на слёзы Марфуши решено было не поддаваться; ради неё да Буреслава с Властой, собственно, он и идёт на это дело, дабы у них за спинами зловещая тень лютого чародея никогда не смела маячить более.

– Так надо, милая! – Ратибор ласково прижал к себе заплаканную красавицу. – Просто поверь мне, родная: так надо! Для всех нас, для нашего спокойствия!..

– Я верю тебе, косматик, верю! Прошу тебя, будь только осторожен и помни, что дома тебя ждут!.. – еле слышно всхлипнув, Марфа ловко выскользнула из медвежьих объятий мужа лишь затем, чтобы впиться горячим поцелуем ему в губы. Русоволосая красавица пришла к здравому выводу, что не стоит ругаться на дорожку, благо в душе давно смирилась с тем, что её неугомонный рыжий медвежонок может в любой момент отбыть в поход дальний. Потому решила и не тратить больше время на склоки да разговоры. Ведь когда ещё свидеться придётся, одним лишь богам известно.