– Рат, чего встал, как истукан! Уколи этого мелкого гадёныша, что ль! Кровь пусти, отрежь там пару пальцев ему или ещё чего; пусть его батька всё‑таки сюда бежит! – нервозно крикнул ему с воротной башни раздражённый Святослав. – Как раз под наши стрелы…

– Да не пойти бы тебе, княже, на нужник! – громко пробасил в ответ Ратибор. – Ибо только с него такие приказы и отдавать!..

Острый как бритва нож рыжебородого воина быстро рванулся вниз, легко разрезая верёвку на кистях Снежка. Ратибор отпустил загривок жалобно повизгивающего детёныша, и тот, встав на четыре лапы, стремглав, не оглядываясь, опрометью помчался в сторону чащи, к своим.

– Кто выстрелит по ним, – громогласно пророкотал одновременно с этим Ратибор, всё так же стоя спиной к крепости и не оборачиваясь, – ручонки тому переломаю, как солому какую! Так что опустили луки, коли нет желания ближайшие пару месяцев задницу подтирать с божьей помощью да с ложечки чтобы кормили вас! Выполнять!

Возникло секундное замешательство. Воины за частоколом, быстро переглянувшись, враз ослабили тетиву, стараясь не встречаться виноватыми очами с разинувшим от удивления и возмущения рот Святославом. Яромир с Мирославом обменялись хмурыми взорами.

– Это ещё что за дела⁈ Кто здесь князь и кто воевода, я не понял⁈ – Святослав от негодования не находил слов.

Между тем Снежок, опрометью домчавшись до опушки, был быстро обнюхан старшим сородичем, после чего радостно сиганул в лес. Огромный йотун же, по всей видимости, вожак стаи, выпрямился во весь свой гигантский, почти под три метра рост и молча, внимательно смотрел на Ратибора. Их глаза встретились: лёд и пламя столкнулись в незримой дуэли. Воцарилась гробовая тишина. Защитники крепости, затаив дыхание, наблюдали за необычным противостоянием, свидетелями которого им поневоле пришлось стать. Но вот хозяин леса медленно развернулся и, издав напоследок протяжный гортанный вопль, неспешно скрылся в лесной чащобе. Ратибор же, неторопливо убрав охотничий нож за пояс, потопал назад, в Караим. Разговор с князем предстоял неприятный, как пить дать.

– Ну ты, Рат, конечно, выдал… – раздосадованно хмыкнул Мирослав. – Никогда я не видел ещё, кажется, Святослава в таком гневе… Ну окромя, разумеется, того раза, когда ты ему башку пообещал свернуть прилюдно, но это было давно и неправда… Только вроде вы примирились меж собой, и вот тебе на…

– А нечего приказы такие поганые отдавать, – буркнул угрюмо Ратибор. – Никто и посылать тогда на нужник не будет…

Мирослав, Яромир и Ратибор сидели спустя пару часов после событий у ворот в «Йотунхейме» и не спеша трапезничали, заодно обсуждая утреннее происшествие. Корчма была заполнена менее чем наполовину; лишь десятка полтора ратников, помимо троих витязей, находилось в заведении. И все они нет‑нет да косились на Ратибора и компанию. В основном с плохо скрываемым любопытством. Самовольство рыжеволосого гиганта явно подкинуло им пищи для размышлений и пересудов.

– Дружище, я понимаю твоё недовольство! И всё же помягче – никак⁈ Зверёныша красноглазого жаль, конечно, было, но перед всей честной братией такое сказануть… – неодобрительно покачал головой Яромир. – То есть мало того что ты перед дружиной ослушался прямого княжеского приказа, так ещё послал Святослава прямым текстом… А помимо прочего, и указания его воинам, подчёркиваю, е‑г‑о, не твоим, – Яромир укоризненно взглянул на своего насупившегося рыжего приятеля, – умудрялся раздавать! Князь, конечно, просто опешил и осерчал сильно…

– Да и хрен бы с ним, – проворчал хмуро Ратибор, и не собираясь оправдываться. – Отойдёт, чай, не красна девица… Мне вообще кажется, что с годами он становится всё более… Как это правильнее сказать‑то? Чёрствым, что ль… Аль бесчувственным…

– Бессердечным… – еле слышно прошелестел Мирослав.

– Во‑во, Мирка, в самое яблочко! Я это и имел в виду! – согласно подхватил Ратибор. – Очень подходящее словечко! Бессердечным! И чем дальше, тем хуже! По крайней мере, раньше он был добрее, однозначно… Это же надо было такое указание отдать! Мальца лохматого резать⁈ Живого⁈ Я мясник, что ль, аль палач⁈ Стоял бы рядом Свят, я бы ему ещё по тыкве стукнул за такие приказы… Или пинка хорошего зарядил… Сдаётся мне, князю не помешает, для острастки, так сказать! Чтобы мозги на место встали, или чем он там кумекает…

– Скорее всего, правитель и должен быть таким жестоким, дабы на троне сидеть ровно, не качаясь… – пробормотал задумчиво Яромир.

– Да ничего подобного! – воскликнул Ратибор возмущённо. – Человеком надо оставаться в любой ситуации, что бы ни произошло! И совесть слушать свою! Она на то людям и дана богами, чтобы мерзостей не творили…

– Д‑а‑а‑а, Ратик, ну ты опять отличился, я слышал!.. – тем временем к ним подсел изрядно набравшийся уже Емельян, явно с утра успевший неоднократно приложиться к настойке на кедровых шишках.

– Емеля, только хмельного стрекотания твоего мне и не хватало сейчас для полного счастья!.. Тьфу на твою белобрысую маковку! Будешь так продолжать свинячить, быстро из венца творения Создателя нашего, коими люди и являются, в вонючего порося превратишься… – Ратибор, наконец, приступил к завтраку, с аппетитом вгрызаясь в добро прожаренную голяшку полуторагодовалого лосёнка. – Пошло всё прахом… Совесть моя чиста, и это главное для меня!

– Не брюзжи, ржавая борода, аки дева старая, а лучше пригуби вместе со мной этого божественного эликсира… Первый глоток бесплатно!.. – нетрезвый Емельян, пьяно хихикнув, поставил перед Ратибором свою, наполовину уже пустую флягу с кедровой настойкой, ещё и смачно рыгнув при этом на всю таверну.

– Так, а ну, иди сюда, отрыжка комариная!.. – у Ратибора явно кончилось терпение. Смахнув фляжку со стола под возмущённый всхлип княжьего племяша, он резко встал и, сграбастав Емельяна под мышку, как тюк какой, понёс того, пьяно верещащего, на выход из «Йотунхейма». Отворив ногой дверь трактира, чуть не снеся её при этом с петель, Ратибор споро вынес хмельного писаря на улицу и тут же опустил головой в ближайший сугроб.

– Ну как, полегчало? – спросил Ратибор Емельяна, через минуту выудив того за шкирку из снега.

– Ой, как хорошо, ик, Ратиборушка… А можно ещё⁈

– Да без проблем! – и Ратибор опять засунул Емельяна в сугроб, на этот раз чуть ли не по пояс. – Обращайся…

– Чего повылазили, ротозеи⁈ – между тем гневно бросил рыжебородый богатырь любопытствующей публике, что, слегка приоткрыв захлопнувшуюся было кабацкую дверцу, с живым интересом наблюдала за происходящим. – Сгинули с глаз моих, а то сейчас всех рядом раскидаю, аки цыплят желторотых!..

Дверь в «Йотунхейм» мгновенно закрылась. Попасть под горячую руку Ратибора никто из воителей желанием не горел.

– Ещё хочешь? – тем временем, вновь вытащив молодого пропойцу из сугроба, спросил его, недобро щерясь, «ржавая борода».

– Да, если можно… И копчик чуть почесать, если не затруднит, конечно… А то чего‑то раззуделся, аки пчела на ромашке…

– Как скажешь, Емеля, как скажешь… – Ратибор, взяв того за загривок, по новой окунул хмельного повесу в снег, на этот раз по грудь. – Смешно тебе, вижу?.. Ничего! Через пару‑другую минут посмотрим, кто будет последним хохотать… И кстати, пчёлы не зудят, а жужжат, бестолочь! А задницу себе сам почешешь, олух забулдыжный…

– Пусти, пусти же, медвежара рыжий!.. – вскоре глухо застонал Емельян прямо из сугроба. – Сила есть, ума не надо!.. Я князю на тебя, это, нажалуюсь!.. В письменном виде, в двух экземплярах, так сказать…

– Да хоть Сварогу с Перуном можешь тысячу писулек на меня накатать, – ухмыльнулся ехидно Ратибор, вытащив Емельяна из снежной кучи, дав слегка отдышаться и тут же запихнув его туда по новой. – Это тебе отдельно от меня, за ржавую бороду… Но вообще, Емеля, кляузничать на друзей – нехорошо! И очень некрасиво. Стыдись, нерадивый ты лопушок…