Начало вечереть. Глава Ночного Братства, как и условился давеча с Урсулой, с первым проблеском на небосклоне луны прокрался в обозначенное место и принялся с нетерпением ждать тёмную гостью. До этого всегда встречавшийся один на один с горбатой ведьмой, Тихомир на этот раз решил взять с собой заместителя, дабы тот воочию смог лицезреть, на кого опирается в своих смелых планах его предводитель.

«А то средь мирградской ячейки ночных братушек уж слухи поползли нехорошие, что, вероятно, их вожак того, ку‑ку! То бишь не соображает уже совсем, чего творит! Вот пущай Селедар и поведает остальным членам шайки, что за кошмарно‑могущественный союзник у них имеется по ту сторону!» – главарь разбойников едко оскалился, продолжая при этом глубоко втягивать носом воздух.

На заднем дворе «Завалинки» располагались небольшая конюшня, поленница, курятник да нужник. Поджарый Землемир, помощник хозяина таверны, выполнявший у него всю грязную, черновую работу, тут же тихо покинул задворки, предпочтя ретироваться прочь во избежание неприятностей. Пафнутий велел глуповатому служке не мешать вожаку лиходеев вершить свои тёмные дела, ведь трактирщику очень не хотелось словить шило в сердце аль кадык. Да и платили кабатчику за предоставление тайного места для встреч вполне себе добро, накинув сверху ещё золотишка за молчание. Посему пузатый корчмарь предпочёл закрыть глаза на мрачных визитёров, здраво решив, что лучше быть подслеповатым, богатым и живым, чем честным, бедным да мёртвым.

– Ну что ты шмыгаешь своим хрюкальником так усердно? Никак, учуять надеешься? – прозвучавший тем временем за их спинами скрипучий, едкий голос заставил вздрогнуть обоих разбойников. Стремительно развернувшись и одновременно положив ладони на рукоятки кинжалов, два головореза успели заметить необычную вспышку в нескольких метрах от себя. Перед их удивлёнными физиономиями прямо из воздуха эффектно выплыла матёрая колдунья, заставив огорошенного увиденным Селедара поражённо охнуть и, сделав пару неуверенных шагов назад, споткнуться об валявшуюся под ногами сломанную оглоблю да смачно шлёпнуться на пятую точку.

– Молот Сварога мне по самые помидорки!.. – ошеломлённо взвизгнул долговязый душегуб. – Ведьма! Настоящая!..

– Надеюсь! – между тем Тихомир, пожав неопределённо плечами, не стал уходить от вопроса жутковатой гостьи, про себя недовольно отметив, что тёмной ворожее опять удалось застать его врасплох.

– Ента тот самый олух, про которого ты мне гутарил при прошлой встрече? – Урсула презрительно взглянула на начавшего суматошно перебирать пятернями, поползшего медленно назад на заднице так ещё и не пришедшего в себя, ошарашенного Селедара, а после перевела взор на нахмурившегося Тихомира. – Какой‑то он совсем у тебя дурковатый! Пущай орешки грызёт регулярно, для мозга полезны. Хотя ему вряд ли поможет…

– Он самый. Правая рука моя… Не серчай уж на его бестолковость. Я тоже, помнится, чуть не обгадился, когда ты первый раз пред моими моргаликами из ниоткуда сиганула… Что там с нашими делами? – Тихомир вопросительно уставился на старую ведунью.

– Всё нормально, наше время пришло: Эдиз дал добро, – Урсула неожиданно загоготала, заставив начавшего было подниматься Селедара по новой испуганно плюхнуться на копчик. Затем горбатая прислужница Ахримана злобно завыла, а уже спустя секунду‑другую спокойно прошелестела: – Приступай к своей части нашего уговора; я же выполню свою. Сегодня в полночь!

– Наконец‑то дождались! А что там с нашими условиями…

– Приняты правителем Ослямбии, – не позволила договорить Тихомиру опытнейшая чародейка. – Он дал слово. Только запомни, условия ты будешь своим головотяпам ставить, а к владыке Ослямбии с нижайшей просьбой, коленопреклонённо обращаться должен! Ежели, конечно, не хочешь, чтоб тебя четвертовали прям там же, пред его мглистыми очами.

– Кхе‑кхе, понял тебя… – смущённо прокашлял глава Ночного Братства. – Но нам бы гарантии посерьёзнее!.. А то мы все видели, чего стоит его слово…

– То был единичный случай, – опять перебив своего собеседника, Урсула вдруг зарыдала, как дитя, а после скорчила такую страшную рожу, что Селедар счёл за благо лучше покамест вообще не пробовать подняться с земли. – В этот раз он сдержит обещание. Ручаюсь! «Самим Ахриманом поклялся, теперича отбрыкаться не выйдет!» – проворчала уже про себя древняя волшебница.

– Ну, коли так… – Тихомир, страсть как не любивший верить на слово, скривил унылую физиономию, впрочем, стараясь особо не показывать своего недовольства, ибо боялся пуще огня разозлить грозную союзницу, – то нам ничего другого не остаётся, кроме как довериться тебе…

– Именно, мой вертлявый дружок, именно! – ведьма снова гнусно захихикала. – В общем, приступайте! Сегодня непростая ночка… А завтра ещё более весёлый денёк нас ожидает, так что работаем по плану, не расслабляемся!

С этими словами Урсула, чего‑то невнятно пробурчав себе под нос, взмахнула руками, как крыльями, в тот же миг испарившись с глаз лиходеев, вылупившихся в изумлении на место, где она только что стояла. Алый всполох на мгновение озарил тёмную подворотню, и лишь едва слышное жужжание большой зелёной мухи, споро полетевшей в сторону княжеского замка, нарушило мёртвую тишину, наступившую позади «Завалинки». Казалось, даже рысаки с курами, и те обомлели от увиденного. А также от тягостного предчувствия неумолимо надвигающейся пагубы.

– Поднимай свой зад, – наконец удовлетворённо бросил опасающемуся пошевелиться Селедару Тихомир, злорадно потирая потные ладошки. – А заодно всех моих волков оповести, что сбор через час в условленном месте! Пришло наше время!

– Понял, атаман! – худосочный разбойник, будто очнувшись от лунной болезни, торопливо вскочил и стремительно помчался прочь, пискляво проверещав через плечо: – Сделаем!..

Княжий терем

Наступила полночь, когда Урсула подлетела к дворцу государя. Сделав ещё кружок над замком и не заметив ничего подозрительного, салатовая муха юркой молнией устремилась под крышу теремка. Споро пронёсшись по первому этажу, изумрудное насекомое, не теряя времени, через лестничный пролёт уверенно перебралось на второй ярус, где промчалось мимо врачевальни Добролюба и слегка прикорнувшего у её двери на табурете Ратибора, зловредно, не без удивления при этом на него покосившись.

У молодого богатыря между тем неприятно защекотало в ноздрях едва различимым едким смрадом; поведя носом и навострив уши, рыжебородый витязь приоткрыл левый глаз, озадаченно уставившись вослед улетевшей падальщице. Её противное жужжание в безмолвной тиши, стоявшей в коридоре, оказалось хорошо уловимо острым слухом могучего гиганта. Ратибор снова прикрыл левое веко, лениво размышляя про себя, что за странная, необъяснимая тревога лихим ураганом забушевала внутри самого его естества. Чуйка ни с того ни с сего забилась яростно, волнительно, острыми занозами впившись под кожу дюжему ратнику. Дремоту как рукой сняло. Ратибор разлепил оба глаза и внимательно осмотрелся. За спиной прикрытая дверь в лечебницу, в которой храпит Добролюб, решивший провести ночь подле кровати Емельяна; впереди – тусклый, покрытый мягкими коврами, пустынный коридорчик, скупо освещённый несколькими слабо чадящими свечами, находящимися в паре‑другой прикреплённых к стенкам бронзовых канделябров. Если пройти по коридору до конца и повернуть направо, то чуть дальше будут покои Святослава, охраняемые двумя обережниками, так как у Яромира сегодня законный день отдыха.

«Вроде всё тихо‑мирно… Но что же не так⁈ – Ратибор встал, потянулся, разминая слегка затёкшие телеса, после чего упал на пол да быстренько отжался на кулаках раз пятьдесят, разгоняя застоявшуюся без дела кровь. Опосля поднялся, заглянул во врачевальню и, убедившись, что там всё тихо, озадаченно почесал темечко. – Никак не пойму… На меня чего, уже вонючие мошки панику наводят⁈ Дожили!.. Но пройтись всё же не лишним будет, сделать кружочек по терему… Кхы, а как мне пост оставить? Ежели чего приключится недоброго с Емелькой, пока я тут разгуливать по палатам буду, я себе никогда не прощу!.. А ещё представляю оторопевшую рожу князя, когда на вопрос, мол, почему моя задница покинула табуретку у лекарни, начну объяснять, что побрёл разыскивать подозрительно вонючую зелёную муху, просвистевшую мимоходом возле одной неугомонной рыжей ряшки… Нет, пожалуй, останусь‑ка я при Емельке! Решил же ранее, что так будет спокойнее! И ему, и мне…»