– Не в нос, а в бровь, Ратик…

– Не так, Емеля. «Не в бровь, а в глаз» говорится…

– А у меня будет так, как я сказал! Надо бы вообще свой сборник забабахать! Назову его: «Поговорки от Емели!»

– Ой, всё!.. Иди в баню, Емельчук!

– Кто⁈ А‑р‑р‑р‑р!.. Загрызу, Ратиборушка!..

– Ай, боюсь, боюсь…

– Хватит врать! – Горибор, зло щерясь, сплюнул, процедив сквозь зубы: – Я сейчас всю вашу пятёрку тут положу, если не поведаете немедля, где наши братья, что с вами, остолопами, в Бобруйскую слободу отправились! Они должны были привести сегодня ещё бобриков, то есть местных, но никого нет до сих пор, а ведь скоро темнеть начнёт! Чего‑то случилось, и уверен, что вы знаете что! Советую начинать говорить, Рангольф, коли жизнь не наскучила!..

– Я понятия не имею, куда этот полтинник запропастился! – зло бросил Рангольф в ответ, довольно низкорослый викинг примерно лет сорока – сорока пяти на вид, нервно сжимающий в руках двуручную секиру. Примечателен сей воитель северный был, в первую очередь, своей длиннющей бородищей до колен, заплетённой во множество косичек. – Когда мы уходили с сорока пленниками, у ваших всё хорошо было, никаких проблем не имелось! – находящиеся у него за спиной четверо данов согласно закивали гривами, крепко сжимая при этом топоры да мрачно зыркая на окруживших их русичей. Горибор, так и не дождавшись своих воинов с новой партией душ, коих они должны были по плану привести сегодня из Бобруйки, вспылил и набросился на последних оставшихся в селении викингов, решив учинить с них спрос, ибо первым делом заподозрил варягов в нечистоплотности, коварстве да нарушении договорённостей, рассудив, что они могли каким‑либо образом приложить руки к исчезновению пяти десятков воинов из его дружины. Благо вспыльчивого народу хватало с обеих сторон и затеять ссору не составляло никакого труда. Но норманны упёрлись рогом и отрицали какую‑либо причастность к пропаже отряда русичей, что ещё больше злило Горибора. «Ведь если не даны, то кто⁈ Что случилось⁈ – тревожные мысли бродили в голове у сотника. – Да и наших было поболее раза в два… Хрен бы эти псы северные одолели моих ратников при таком раскладе!..»

– Ну хорошо, допустим, вы ни при чём… А куда сегодня ночью выдвинулись Анлаф и его ватага⁈ И вас почему не взяли с собой?

– Нас не взяли, потому что мы сегодня в дозоре маялись до утра, а махнуться нам было не с кем! Ты же сам запретил своим под страхом колесования меняться с моим народом караулами! А вот куда отправились остальные наши братья, поинтересуйся лучше у своего обожаемого колдуна, ибо это он их с поручением и заслал на задание!.. – глаза‑щёлочки Рангольфа ехидно сузились ещё больше.

– Лжёшь, собака!.. – гневно выпалил Горибор. Кольцо русичей начало сжиматься. Викинги встали спиной к спине и подняли оружие, приготовившись подороже продать свои жизни.

– Что тут происходит? – раздался внезапно тихий, вкрадчивый голос, заставивший воинов с обеих сторон вздрогнуть и быстро опустить мечи да топоры. – Чего опять не поделили? Кушетки в чертогах у Одина с Перуном?

– Убери своих шакалов от нас, старик! – Рангольф выступил вперёд. – Уж больно громко они воют…

Договорить он не смог. Мельванес взмахнул посохом, и варяга подбросило в воздух, точь‑в‑точь как Апраксию, после чего несколькими резкими финтами тёмный маг извлёк из груди северянина его душу, заученным движением всосав её в набалдашник своего жезла.

– М‑ням‑м‑ням, вкусняшка… Про запасец мне… – чародей довольно хрюкнул, затем безучастно уставился на оставшихся четверых норманнов, нравоучительно пророкотав: – Неуважение, это то, чего никогда терпеть не след! – тёмный волхв перевёл взор на Горибора. – Они не нужны более. Убей их!

– Как скажешь, владыка! – сотник не стал задавать лишних вопросов, услышав такой долгожданный приказ, а с мечом наперевес бросился на обречённо поднявших топоры викингов. За своим командиром споро ломанулись и остальные русы. Стоит ли говорить, что бой, а точнее – бойня, продлился недолго. Когда воины расступились, пять окровавленных тел наёмников лежали на земле; под горячую руку попал также и бездушный Рангольф, стараниями Мельванеса за минуту до этого превратившийся в овощ. Старый волшебник тем временем стоял недвижно, закрыв глаза; лишь набалдашник его посоха тихо мерцал, жадно впитывая в себя ещё четыре души только что павших северных воителей.

– О да! – Мельванес аж оскалился от удовольствия. – Силы ко мне возвращаются! Я снова могу забирать души не только живых, но и недавно погибших, при условии, что умерли они смертью насильственной да поблизости!.. – после чего мрачный маг развернулся и поковылял к алтарю, зычно бросив при этом Горибору: – За мной идти!

* * *

– Скажи, повелитель, – Горибор, не отставая от властелина ни на шаг, сам подивился своей смелости, – а ты ведь так у любого душу забрать можешь?.. Ну, как у Рангольфа, Апраксии и остальных?.. – пикантный вопрос сам собой слетел с его уст.

– Почти… Лишь сильный духом способен противостоять… Очень сильный! Но я таких покамест не встречал… – Мельванес подошёл к базальтовому алтарю и, возложив руку на грудь Лудогора, один за другим влил в тело сына очередные эфемерные сгустки силы, после чего принялся внимательно рассматривать черты лица лежащего перед ним воина. Изуродованная физиономия бойца‑альбиноса, как показалось на миг, чуть дёрнулась, как будто в страшных муках, а затем вновь бездвижно застыла в гримасе боли; предсмертные страдания навсегда отпечатались на некогда симпатичной мордахе бывшего наследника варградского престола.

«Ну почему же „бывшего“, – хмыкнул про себя Мельванес. – Нынешнего, конечно, – нынешнего! Пущай эти олухи, воители серые, думают, что я сам планирую занять трон Варграда… Не ведают они, что не имею права по кровавому договору с братцем Вульвереком, да будь он проклят во веки веков… И договор, и Вульверек! Но это не значит, что я не могу посадить на трон волчий – сына! Ещё как могу, и осуществлю это обязательно! Дело лишь за малым – воскресить его! Ну а уж Лучезара мы подвинем… Или скорее, задвинем, так будет правильнее… В самую глубокую чёрную яму закину, чтоб он там сгнил от плесени и сырости, падаль такая, да будут черви жрать живьём его разлагающиеся телеса! Нечего было заместо моего мальчика на его кресло законное присаживаться…»

– Что? – повелитель мрака недовольно обернулся к Горибору, лёгким покашливанием в кулак вернувшему тёмного мага из царства грёз в реальный мир.

– У нас проблемы, властитель! А вот насколько серьёзные, не ведаю!.. – сотник встревоженно взирал на всесильного шамана. – Не воротились с очередной партией пленных из Бобруйской слободы пять десятков бойцов моих, да вдобавок Анлаф со своей двадцаткой собак блохастых сегодня ночью куда‑то отчалил молча, никого не предупредив…

– Твои пятьдесят воителей мертвы, – бесстрастно произнёс Мельванес в ошарашенное лицо Горибора. – Слишком рано тот, кого мы ждём, пожаловал в Бобруйку… Это ж надо было им какую‑то девицу местную из деревушки спасти по пути, которая и поведала гостям столичным о происходящем в селении, заставив поторопиться и начать действовать немедля… Ну и радуйся: Анлафа с его северянами ты тоже больше никогда не увидишь; отправил я данов задержать двигающегося к нам рыжего медведя, да только он их всех и положил при встрече… Силён, ничего не скажешь… Это хорошо!

– Рыжего медведя? О ком речь, владыка? – Горибор озадаченно нахмурился. – Кого мы ждём? Мага какого‑то?

– Какого мага!.. Воина мы ожидаем, во‑и‑на! Могучего витязя! Ратибор его величают… Слышал, поди… – Мельванес сквозь зубы прошипел имя рыжебородого исполина, при этом аж затрясшись от ярости.

– Доводилось… Это ведь тот самый, что Лудогора уделал… – Горибор тут же испуганно осёкся, когда тёмный кудесник вперил ему в очи свой гневный взгляд. – Прости, о великий чародей, не хотел бередить твои раны…