– До тех пор, – не без удовольствия проворчала, не оборачиваясь к собеседнику, ворожея, – пока ты не сделаешь глубокую зарубку на своём самодовольном нюхальнике и не поймёшь, что я всегда права оказываюсь в наших с тобой спорах! Корешок плачущей ивы сюда, живо! И краснопёрки икринки готовь! Они следующие на очереди! – быстро выхватив из рук Добролюба очередной ингредиент для своего «ароматного» варева и едва слышно бормоча: «Мало, совсем мало времени осталось», Благана торопливо кинула его в стоящий перед ней чан и принялась отточенными движениями равномерно перемешивать получающуюся коричневую жижицу. – После икры порошок из когтей и клыков хозяев Забытых пустошей добавим… Хорошо, что не поленились и заранее измельчили, хоть сейчас не придётся тратить на это драгоценные минуты… Ента последняя и самая важная часть эликсира мощи! Уф, скоро сварится, всего ничего осталось; часа через три будет уже готово моё зелье волшебное!

– По‑твоему, «часа через три» и «скоро» да «всего ничего», это совместимые между собой словеса? – Добролюб не удержался и язвительно хихикнул, о чём, впрочем, пожалел мгновенно.

– Ты мне поёрничай тут ещё, тугодумный неумеха! – тут же обрушилась на старого знахаря возмущённая Благана. – Столько прожил, а всё как дитё неразумное признать не можешь, что все твои накопленные за долгую жизнь опыт да мудрость – ничто по сравнению с простым пониманием того, чем надо руководствоваться при лечении любого, подчёркиваю для твердолобиков, абсолютно любого недуга! В первую очередь законами природы, по которым должно жить любое разумное существо, в том числе и человек! Слушай меня внимательно, филин ты седокрылый, авось и отложится чего путное в твоей упрямой головёнке!

– Да слушаю я, слушаю!..

– Это хорошо… Закрепим тогда полученные знания! Кто всегда права⁈

– Ты…

– Чего‑то как‑то без энтузиазма прозвучало! Кто права, я не поняла⁈

– Ты! Ты всегда права!

– Уже лучше! Так потренируешься маленько, глядишь, и сгодишься для чего‑нибудь полезного! Например, сидя на жёрдочке, оповещать страждущий на центральной площади люд сможешь, когда стоящий недалече публичный нужник освободится… Ну, что зенки так закатил? Икорку давай сюда!.. Пришло её время в котелок плюхнуться…

– Каракатица вредная…

– Ах так⁈ Это тебе за каракатицу!.. – Благана развернулась и саданула большой деревянной ложкой, которой только что мешала своё драгоценное варево, опешившего Добролюба по лбу, слегка расплескав небольшую часть ещё не до конца готового снадобья. – Тьфу на тебя, жёлудь дряблый, смотри, что ты натворил⁈ Да каждая капля этого эликсира стоит дороже, чем весь княжий теремок вместе с тобой в придачу!..

– Я натворил⁈ – от возмущения у Добролюба спёрло дыхание.

– Ну не я же! Чтоб из тебя йотуны вареников нарубали себе на завтрак да при этом не подавились, костлявый ты сиволап!..

– Я не понял, а кто засадил‑то мне сейчас черпаком по мордасам⁈

– Засадила – я, а виноват в этом – ты!.. Что тут непонятного‑то⁈ Совсем уже, со старости, отупел, как я погляжу…

– Ну, знаешь!..

– Знаю! Молчи лучше, пока чем потяжелее не хватанула!

Сей занимательный диалог происходил в южном крыле дворца Святослава, в личной лаборатории Добролюба, в которой он обычно создавал свои лечебные мази и снадобья и помещение коей не без сожаления предоставил во временное пользование волею судеб оказавшейся в Мирграде Благане. Седому лекарю и вредной ворожее уже приходилось пересекаться в жизни, причём неоднократно. Скрытое соперничество между поддерживаемым Добролюбом официальным знахарством, пропагандируемым городской гильдией врачевателей, и народной ворожбой, что представляла Благана, неизменно заканчивалось триумфом опытной ведуньи. Потому и могла себе она позволить свысока посматривать на придворного целителя, цепляя его по поводу и без, впрочем, делая это без какой‑либо злобы, а просто в силу природной склочности своего не самого лёгкого характера.

– Есть кто⁈ – в мастерскую Добролюба влетел раскрасневшийся, запыхавшийся Емельян и с порога, прервав начавшуюся было перепалку между двумя давними соперниками, взволнованно затараторил: – Дяде плохо стало! Прошептал ни с того, ни с сего: «Что‑то мне нездоровится», и так и рухнул без сознания с лавки на пол, представляете⁈ Добролюб, срочно со мной! Похоже, таки отравили его, ведь завтракал он! Третья попытка удалась! Бегом, старче, бегом, времени нет!

– Несусь на всех парах, юноша, мчусь аки горный сайгак! – засуетился тут же Добролюб, завертевшись на месте, как юла, замахав руками и принявшись торопливо пихать в свой походный мешочек разнообразные склянки с мазями да снадобьями. – Что ел Святослав⁈ Ничего не трогали, надеюсь⁈ – нетерпеливо вопросил он Емельяна, споро топая на выход. На пороге, как будто что‑то забыв, обернулся и окинул напряжённым взглядом ворожею: – Ты с нами⁈ Твоя помощь не помешает!..

– Нет! – раздражённо буркнула в ответ Благана. – Я знаю, что с князем! Его не отравили, тут всё хуже… Ты не сможешь ему помочь, да и я – тоже! По крайней мере, пока… Иди без меня! Хочешь спасти владыке Мирграда жизнь, родниковой водицей пои его обильно! Не бог весть какое лекарство, но лучше, чем ничего! Протянет дольше на часик‑другой, что и треба… Время дорого сейчас! А мне надо доварить своё снадобье!.. – развернувшись к чану, целительница продолжила размеренно помешивать коричневую кашицу. – Теперь хоть стало понятно, на кого нацелился тёмный прислужник… Впрочем, это ожидаемо!.. Можно было предвидеть, да! Старею… – сумрачно пробормотала угрюмая ведунья себе под нос.

Емельян с Добролюбом, озадаченно переглянувшись, пожали практически одновременно плечами и в страшной спешке вылетели из покоев седого знахаря да помчались во всю прыть к Святославу, оставив Благану одну заниматься своими важными делами.

Время чуть перевалило за полдень, и мелкий, противный, моросящий дождик, зарядивший с раннего утра, только сейчас начал потихоньку стихать над Мирградом, забирая с собой прочь и унылое настроение, которое навевал в течение всей первой половины суток. Но на кривых столичных переулках было всё ещё шаром покати; честной люд неохотно выползал наружу, как бы не веря, что погода стала налаживаться. И это не удивительно, ведь за хмурыми тучами солнца было до сих пор не видать; тоскливый пасмурный денёк никак не указывал на то, что с каждым мгновением всё ближе и ближе долгожданный тёплый месяц май.

«Ну что там ещё у них стряслось? Никак Благана Емелю в петуха обратила за то, что больно много кукарекает ей под руку… – размышлял недовольно Ратибор, не спеша топая по узким мирградским улочкам в сторону дворца Святослава. Только что мальчишка‑гонец от Емельяна выдернул его из дома, нижайше, но настойчиво умоляя побыстрее прибыть в замок правителя Мирграда. – Срочно, видите ли, просит в теремок княжий явиться!.. Хорошо хоть просит, а не требует! А то так, глядишь, во вкус войдёт, ещё и приказывать начнёт! А чего, всё может быть! Осушит пару ковшей медовухи, возомнит себя наместником Сварога на земле да давай налево‑направо писульки повелительные строчить! Шапка набекрень, да и хрень с ней… Или хрень под ней, во, так лучше! Тьфу, тоже мне, рифмоплёт, блин, выискался!.. Хы, я этому белобрысому дармоеду тогда такого щелбана отвешу, что шишак с месяц не сойдёт! Или пинка хорошего, это уж по обстановке решим… Главное, не переборщить, а то этот языкастый костлявик может ведь закатить зыркули свои к небу да на мёд липовый разложиться от плюхи доброй… М‑дя!.. Вообще, дожили, конечно: Емеля в палаты княжьи вызывает! Вдуматься только!.. Не кто‑нибудь, а его Вашество, сам Емельян Первый, Великолепный, собственной персоной! Это вам не хухры‑мухры да не хрен с горы… Честь, можно сказать, оказывает, а ты и не ценишь, обалдуй рыжий!.. Хех, шустрый, конечно, наш головастик не по годам… Может, прав Мирка‑то насчёт него?.. Непомерно амбициозен молодой Емелька?.. Хотя не, не накручивай себя!.. Не мог он, не мог…»