Аблаим, мгновенно остыв, развернулся и резко опустил правую руку ладонью вниз, показывая своим начавшим было тоже подниматься соплеменникам, что не нужно этого делать. – Всё хорошо, не вставайте. Я погорячился, – добавил для убедительности воин с кожей эбонитового цвета, в свою очередь, сам возвращаясь к приятелям. – В зенки ему заглянул, – спокойно объяснил своё решение не связываться со вспыльчивым русичем абориген с Чёрного континента. – Негоже бодаться с огнедышащим вулканом! Только поляжем все почём зря.

– Это правильное решение, Стальное Копьё. Хочешь жить – сиживай на своих смоляных полушариях ровно, – гыркнул тем временем Ратибор пошедшему на мировую противнику. – Ну а ежели я чем зацепил, уж не серчай. Не со зла.

– Когда‑нибудь, рус, – Аблаим пристально уставился на рыжеволосого гиганта, – ваши белёсые потомки будут каяться да на коленях молить о прощении наших праправнуков за нынче творимые над народами Южного материка гнусности да мерзости…

– А вот ента хрен ты угадал, трубочист!.. – рявкнул возмущённо Ратибор, нимало не заботясь, что его слышно на пол‑этажа. – Ибо ни я, ни мои предки не причастны к творящимся с вашими племенами гадостям! Это не мы, не русичи завозим караванами кораблей рабов с Чёрного континента, что вы Южным кличете! И уверяю, наши внуки и правнуки также не будут причастны к бедам да горестям твоих соплеменников! Так за что же тогда наши потомки должны покаяться пред твоими, коли невиновны? За злодеяния других светлокожих, то бишь за свинство душегубов с Запада? Ха, клянусь молотом Сварога, ента то же самое, если бы я за пакости, творимые, например, каким‑нибудь одним чрезмерно румяным насильником, спросил бы со всего вашего скопища племён только потому, что у вас с этим негодяем цвет кожи совпадает! Ну как, справедлив, по‑твоему, будет такой спрос?

– Конечно, нет! – нервно заверещал Аблаим. – Где же это слыхано, чтобы…

– Тогда какого ляда ты тут расселся и с умным видом гребёшь всех беляков под одну гребёнку⁈ Вон, эти смугляши, – рыжебородый витязь, не скрываясь, кивнул на десятку стоявших у входа ослямбских стражников, – повинны в ваших бедах; с их потомства, с цыплят ихних то бишь, и спрашивайте! А ещё лучше – с них самих, коли силёнок хватит! – Ратибор знатно распалился, до глубины души возмущённый несправедливыми претензиями чернокожего воина.

– Ты сам раб шалмахов! – с вызовом бросил в ответ Аблаим. – Вот и спросил бы с них, показал пример! А то красиво голосить не одному тебе дано!..

– А я спрошу, вот увидишь! Обязательно спрошу! В своё время! – прорычал окончательно доведённый до белого каления могучий исполин. – А ты лучше заткни пасть, Стальное Копьё, покамест я из тебя бублик аль баранку какую непотребную не скрутил! А то мигом твоё прозвище сменится на Булатный Рогалик! Понял меня, мухомор подгорелый? – громогласный рык прокатился под сводами подземелья Кузгара. – Не слышу, в рот тебе кило морошки!..

– Понял… – тихо пробубнил враз оробевший Аблаим уже развернувшемуся к нему спиной, не на шутку разозлившемуся русичу, которого мгновение назад несмело потеребил за плечо ватажник Диренч, протягивая Ратибору старый двуручный топор. Судя по приказу Ельваха, большей рухляди, чем эта, в оружейной не имелось.

– Разогревочный бой завершён, стравливание диких хищников меж собой закончилось; пришло время людей! Посему, первая тройка, на выход! – между тем раздался звонкий глас Гючлая, заместителя Ельваха. Одновременно с этим врата на арену принялись со скрипом открываться.

– Ну наконец‑то! Как нельзя кстати! – стремительно направившись к выходу из подземелья, глухо прорычал Ратибор, крутанув при этом дланью старенькую, но всё ещё крепкую секиру. – Мне срочно надобно выпустить пар!..

– Ну что тут у нас?.. – по пояс голый молодой богатырь, в одних лишь шароварах и лёгких кожаных сапогах, небрежно неся левой рукой вручённый ему колун, вышел на арену и, прищурившись от слепящего солнца, зависшего аккурат в зените, остановился у входа, угрюмо оглядываясь. Немедленно ударивший в уши гул многотысячной толпы, до отказа заполнившей все четыре яруса трибун, попервой, конечно, оглушал и поражал. Сам гигантский амфитеатр представлял собой овальную чашу длиной в семьдесят восемь и шириной пятьдесят метров. Укрытая от палящих солнечных лучей парусиновыми тентами, закреплёнными на специальных мачтах с реями над самым верхним этажом, разношёрстная публика кричала, хохотала да злобливо насмехалась, тыча пальцами в слегка растерявшегося от такого внимания к своей скромной персоне Ратибора. Похоже, симпатии толпы оказались отнюдь не на стороне «рыжего медведя» и его невзрачных напарников, с большой неохотой приковылявших на пески следом за ним.

Первый ярус Кузгара, ближайший к арене, располагался на высоте в девять с половиной метров и был в целях безопасности по периметру дополнительно огорожен толстой льняной сетью, дабы чего вострого аль тяжёлого ненароком не прилетело на трибуну от порой съезжавших с катушек сражающихся рабов. Данный ярус считался самым престижным и предназначался для сливок ослямбского общества: местной аристократии, сановников высшего звена, мрачных жрецов Ахримана, ради игрищ выползающих из своих подземных храмов, а также для очень богатых купцов и безмерно удачливых воителей знатных родов в звании не ниже тысячника. С восточной стороны по центру привилегированного уровня протянулось несколько именных лож, принадлежавших императорской семье; наиболее роскошная из них, конечно, являлась собственностью самого Эдиза, грозного правителя Ослямбии.

На втором ярусе обычно сиживали придворные рангом поменьше, а также зажиточные землевладельцы, купцы среднего достатка, капитаны военных и торговых галер, хозяева постоялых дворов, увеселительных заведений и богатые работорговцы, позорная профессия которых навсегда закрыла им доступ на первый уровень, какими бы возможностями, средствами аль влиянием они ни обладали.

На третьем этаже располагались обычные свободные граждане Нурязима: ремесленники, мелкие торговцы, цирюльники, сапожники, портные и другие представители рабочих специальностей, а также ничем особо не выделяющиеся из толпы многочисленные гости Золотого города, не владеющие хоть сколь‑нибудь значимым состоянием и, соответственно, не обременённые какими‑либо особыми привилегиями, обычно идущими рука об руку с большими деньгами.

Четвёртый, верхний ряд состоял исключительно из стоячих мест и предназначался для беднейших слоёв населения вроде рыбаков, могильщиков, пахарей, сеятелей и прочего разномастного, мягко говоря, не жирующего люда, могущего себе позволить приобрести лишь самые дешёвые билеты.

Ратибор, внимательно озираясь, машинально подметил про себя, что кровавые следы утреннего противостояния стравливаемых диких зверей, предшествующих людским баталиям, ещё виднелись на песке. Впрочем, туши мёртвых животных уже уволокли прочь. Ну а кровь в Кузгаре являлась чуть ли не главным атрибутом проходящих игрищ, лишь разогревая праздных зевак ещё пуще.

– По идее, нас тутова сейчас должны были растерзать на потеху почтенной публике пред твоим боем, громила… – испуганно промямлил позади Ратибора бывший счетовод, тощий алгуриец Зекир, одной рукой неловко неся вручённый ему на входе одноручный топор, а другой нервно поглаживая свои длинные сальные лохмы.

– Тебе же пояснил наш главный надсмотрщик, да прижжёт Ахриман ему зад раскалённым добела трезубцем, что порой бывают исключения! В этот раз нам «повезло»: зеваки хотят, чтобы нечестных дьяков на ремешки кожаные не зубами зверюг порвали, а постругали сталью острой. Везение, конечно, такое себе!.. Голосование, как гутарят знающие люди, даже устроили по этому поводу! Эх, чернь непостоянна… – угрюмо просопел шалмах Гюльбар, второй горе‑напарничек Ратибора по сегодняшнему дебюту на легендарной арене Запада, самой известной и наиболее крупной во всей Ивропии.