– Тут не поспоришь… – князь в задумчивости перевёл взгляд на Яромира. – Как там дружина, как настроение?

– Да нормально всё! – живо молвил в ответ княжий воевода. – Полная боевая готовность, воины рвутся в бой! Ввёл в курс дела наших бравых медвежат, так сказать, обрисовал в общих чертах, с чем столкнулись… Или с кем… Ну, не важно. В общем, горят желанием наши славные витязи поквитаться за Белогора!

– Похоронить его надо по‑человечески, – Ратибор твёрдо взглянул на Святослава с Яромиром. – Негоже старого охотника в сугробе оставлять, аки падаль какую, воронам на съедение…

– Согласен, – Святослав устало кивнул. – Завтра заберём его тело. Возьмёшь, Ратибор, с собой два десятка ратников и привезёшь останки Белогора в крепость. Не обсуждается, Рат! – не дал сказать владыка Мирграда хотевшему что‑то недовольно возразить рыжебородому богатырю. – По одному, двум, трём не ходим более за ворота! Это приказ! Находились уже… Ну а пока, тогда, отбой. Утро вечера мудренее. Всем отдыхать! Чую я, денёк сложный завтра ждёт нас… – при этих словах верный Волжан, практически всегда в последнее время бывший при князе, проводил гостей и молча закрыл дверь за двумя приятелями.

– Не могу отделаться от поганого ощущения в течение почти всего сегодняшнего вечерочка, что за нами постоянно следят, – насупленно оглядываясь, пробормотал Ратибор на выходе из княжьей избы. – Так ведь и на нужник присаживаться некомфортно…

– Может, к Мирке заглянем перед сном? – вышедший следом Яромир выжидательно воззрился на своего хмурого товарища.

– Пошли, – Ратибор согласно мотнул рыжей гривой. – Надеюсь, Добролюб ещё не дрыхнет… – и два воителя направились к дому княжьего целителя. Тот как раз готовился уже ко сну, потому хоть и впустил ночных гостей, но сделал это с явной неохотой.

– Спит он, чего припёрлись на ночь глядя? – ворчливо пробубнил Добролюб. – Тишина да покой ему нужны. Ну и время, естественно. Лучше лекаря не сыскать…

– Как знать, – молвил Ратибор, мрачно разглядывая раненого друга. После чего, достав из‑за пазухи ожерелье Белогора, что снял с его шеи, вложил украшение в правую руку Мирослава. – Сюда бы сейчас Благану с её мазью вонючей, что на ноги тебя за пару дней поставила, – обернувшись вполоборота к Яромиру, добавил он.

– Это точно, – печально вздохнул воевода. – Эта ведунья быстро вытащила бы нашего Мирку с того света, уверен…

– Вы что, знаете ворожею Благану? – Добролюб поочерёдно переводил удивлённый взгляд с одного воина на другого.

– Да, пересекались как‑то, было дело… – Ратибор не менее изумлённо уставился на Добролюба. – А ты что, знаком с ней?

– Знаком… – прошамкал нехотя Добролюб. – На дух не переношу эту кикимору за её скверный характер, но дело своё она знает отлично, чего уж там говорить… А приятелю вашему мы и без этой вздорной ведьмы зачахнуть не дадим! Ладно, друга повидали? Всё, давайте на выход, верзилы! Ночь на дворе, и чего не спится людям… – по‑стариковски ворча, Добролюб споро выпроводил товарищей за порог, быстро захлопнув дверь перед самым их носом.

– Сначала княже нас выгнал от себя, теперь этот старый пройдоха, – улыбнувшись, хмыкнул Яромир. – Пойдём‑ка и правда, дружище, на боковую. Утро вечера мудренее, Свят правильно сказал. Да мы и сами это знаем…

– Добро, – Ратибор согласно кивнул. – День был хреновый, и слава богам, что он подошёл к концу!

С этими словами двое могучих воинов отправились к своей избе, которую делили с Емельяном и ещё четырьмя витязями из дружины Святослава. А в это время несколько пар горящих адским пламенем глаз с лютой ненавистью терпеливо разглядывали поселение русичей из близлежащего леса. И количество пылающих красным цветом очей в стремительно наступающей кромешной тьме постепенно всё увеличивалось и увеличивалось…

Они пришли рано утром, когда было ещё темно и туманная дымка с реки Волокеи вовсю обволакивала окрестные земли. Дозорные на вышках ничего не заметили, так как передвигались йотуны под густым покровом мглы быстро и бесшумно. Без особых усилий перемахнув через высокий частокол крепости, турсы легко проникли на территорию Караима, молниеносно разорвав на куски нескольких клевавших носом часовых, опешивших от появления из темноты перед ними здоровенных белёсых существ с рубиновыми глазами. Незваных гостей было чуть более дюжины; уже не особо прячась, они неспешно разбрелись по спящему селению, приготовившись врываться в избы к дремлющим русам. Не впервой тут йотуны, это было хорошо видно по тому, как уверенно, по‑хозяйски они шли по Караиму.

* * *

В просторной, достроенной совсем недавно двухэтажной избушке, где на первом этаже дрыхли на своих койках Яромир и четыре воина из княжьей дружины: Белослав, Годимир, Далебор и Зареслав, а на втором этаже – Ратибор да Емельян, было тихо. Лишь в камине изредка потрескивали тлеющие поленья. Рыжий богатырь поначалу забрал весь этаж верхний себе единолично, ибо сам занимал места за троих, но под давлением тех непреодолимых обстоятельств, что избушек в Караиме на всех хватало буквально впритык, был вынужден скрепя сердце пустить к себе ещё и княжьего племяша, из‑за плотного перегара которого, стоящего колом в единственной небольшой комнатушке наверху, приходилось постоянно слегка приоткрывать дубовые оконные створки, дабы свежий морозный воздух хоть немного рассеивал могучие выхлопы белобрысого летописца.

Через эти полуоткрытые ставни к рыжему витязю и пришёл незваный гость. Это был тот самый йотун, который обнюхивал на поляне, где погиб Белогор, скинутый Ратибором перед боем с белёсой тварью полушубок. Легко взобравшись по фасаду дома на второй этаж, турс пробрался к окну, и увидев, что оно не заперто, тут же распахнул его настежь, после чего быстро проник в каморку наверху. Красные очи лохматого создания, горящие жаждой мести за павшего собрата, торжествующе сверкнули: наконец‑то по запаху он нашёл того самого человека, что убил одного из его сородичей!

В комнате было две кровати, и Ратибор спал на той, что стояла поближе к окну. На второй, дальней койке у стены безмятежно храпел опять умудрившийся налакаться Емельян. Рядом с ним, на прикроватной тумбочке слабо чадила явно знававшая лучшие времена старая масляная лампа. Зрачки у йотуна недобро полыхали алым пламенем, когда он не спеша подошёл к Ратибору и, низко склонившись над ним, принялся зло рассматривать простые, правильные черты отдыхающего рыжебородого воина. Их лица отделяло друг от друга сантиметров десять‑пятнадцать, не более, когда голубые зеницы Ратибора вдруг открылись и холодно уставились на незваного гостя. Каким‑то особым, звериным чутьём Ратибор почувствовал нависшую над ним опасность и проснулся. Пурпурные зрачки турса сначала удивлённо моргнули, а после гневно сузились; примерно с минуту человек и хозяин здешних земель глаза в глаза смотрели друг на друга; лёд и пламя сошлись в незримом противостоянии. В конце концов, Ратибору это надоело – терпение никогда не входило в число его добродетелей.

– Ты зашёл не в тот дом, обмылок лохматый, – угрюмо пробурчал молодой богатырь и, успев перехватить правой рукой за кисть собравшуюся располосовать ему лицо лапу с выпущенными когтями, быстро подтянул под себя обе ноги и могучим ударом в грудь сильно отбросил к стене ужасное создание, успевшее‑таки второй лапищей оставить кровавые борозды на левом бедре Ратибора. В мгновение ока схватив лежащую рядом секиру и не медля ни секунды, рыжебородый богатырь вскочил да на коротком замахе молниеносно всадил её лезвие в шею озверевшего йотуна, аккурат под подбородок наглой твари, загнав глубоко в бревенчатую стенку остриё своего топора. Обильно брызнула алая кровь, и тело снежного чудовища медленно осело вниз. Его же уродливая башка так и осталась лежать на лезвии секиры, орошая его густой кровушкой. Горевшие до этого ярким пламенем глаза турса заметно потухли, но так до конца и не закрылись, не выражая ничего, кроме безмерного удивления. Похоже, как он погиб, йотун так и не понял.