– Ничего без меня не могут, бесполезные создания!.. Кабы не нужны вы мне были в продвижении культа Тёмного бога средь людишек, всех бы извела под корень, свиньи тупорылые…

Время перевалило за полдень, когда еле слышно, недовольно поливая грязью, похоже, всю ослямбскую орду разом, Урсула невидимкой подковыляла к западной стене Мирграда, подойдя к ней вплотную, дабы ненароком, в краткий миг превращения, ведьму не заметили караульные. Предварительно она зорко огляделась по сторонам, выискивая, не мельтешит ли недалече какая‑нибудь недобитая птичка. В первую очередь её интересовали воро́ны, если таковые ещё остались поблизости от становища шалмахов. Но всё было спокойно; пернатых плутовок рядом не наблюдалось. Прошелестело, как опавший лист на ветру, мало кому ведомое заклинание; мельком жахнула яркая вспышка, обозначив место, где притулилась старая колдунья. Впрочем, несведущий в магии человек вполне мог бы принять необычный всполох за обман зрения, настолько он оказался мимолётным. И уж наверняка затруднился бы сказать случайный зритель, что же его очи лицезрели сейчас за диво дивное. Между тем из местечка, где только что мелькнула странная зарница, взвилась ввысь крупная зелёная муха‑падальщица, вскоре стремительно, по плавной дуге перелетев между крепостными бойницами и спустя несколько мгновений оказавшись на территории Мирграда. Сама Беда пожаловала в столицу славного древнерусского княжества, не иначе.

* * *

У каждого человека на Земле есть свой дух‑покровитель, родовой тотем, его второе «я», назначенное ему богами при рождении и до конца телесной жизни неразрывно связанное как с родной планетой, так и с ним самим. Обычно данная ипостась представляла собой какую‑нибудь божью тварь, что бегает, ползает аль летает в земной атмосфере. И любой уважающий себя маг сызмальства учился как принимать облик своей второй сущности, так и вселяться в любое божественное живое творение того же вида, будь то птица, животное аль насекомое.

Урсула страсть как не любила своё второе естество. Ну ещё бы, кому захочется быть мухой‑падальщицей? Видно, боги знатно потешились при её рождении, наградив потомственную ворожею таким убогим воплощением. Да и ладно, если бы дело касалось лишь эстетической стороны вопроса; это лишь половина печали. Пережила бы уж как‑нибудь. Основная проблема заключалась в следующем: коль погибнет такая животинка в тот миг, когда в неё кудесник превратился аль вселился в одного из её сородичей с помощью древнейшего заклятия поглощения, то смерть молниеносно настигнет и самого волшебника. А как известно, муху обидеть может каждый. В том числе даже самая захудалая, безобидная пташка. Что уж говорить про какое‑нибудь нахальное вороньё.

«М‑де, кто же из богов так знатно надо мной шутканул‑то, а? – в который раз тоскливо размышляла про себя Урсула, бойко рассекая ветряные потоки и задумчиво осматриваясь. Сначала она отправилась по уже знакомому ей по прошлым посещениям маршруту оглядеть с высоты северные врата со стоящей в карауле зевающей охраной. Затем, удовлетворившись увиденным, на обратном пути, слегка вильнув в сторону, зависла над княжьим теремом и, подмечая мельчайшие детали, внимательно обежала зоркими, выпученными зенками княжий терем, после неторопливо сделав вокруг него кружочек‑другой. Удостоверившись, что в самом дворце и возле него без изменений, бирюзовая мушка медленно упорхала в направлении южного входа в город. – Вот моему ученику, Зоривесу, что теперь в Нурязиме заместо меня сеять Тьму далее будет, сказочно повезло: ему выпала честь оборачиваться в огроменного, даже по меркам соплеменников, царя обезьян: пышущего невообразимой силой, очень свирепого, невероятно мощного самца гориллы‑людоеда, коих на Чёрном континенте даже стая львиц за версту обходит! Редкий, могучий, дикий зверюга! Эх, Зор, счастливчик ты… Да и остальные, кого знаю, не в обиде! Пурагелис – змей, Асмар – волк, Мельванес в коршуна оборачивался, и даже эта противная Благана серой каркушей рассекает!.. А я – муха! Большая зелёная муха!.. Эх, нет на свете справедливости! Хорошо хоть, не жаба! Хотя… даже самая мелкая лягуха может меня сейчас на завтрак слопать!..»

Старая ведьма регулярно мысленно плакалась сама себе в слюнявчик, делая это скорее по инерции, машинально, ибо много лет назад уже свыклась со своим столь нелюбимым воплощением. Тем более в глубине души она прекрасно осознавала, что у её второй сущности, помимо явного недостатка, заключающегося в банальной физической уязвимости тёмно‑салатовой мошки, имеются и несомненные достоинства: ведь совершенно незаметно могла она проникнуть туда, куда ей вздумается, практически в любую дыру аль помещение; тяжело преодолимые для обычного человека препятствия вроде стен, ворот, заборов и крыш не являлись для второго обличья Урсулы хоть сколь‑нибудь значимым барьером. Плюс муха оказалась на удивление прекрасно адаптируемой к погодным ненастьям особью: даже к зиме смогла приучить как себя, так и оливковой раскраски лупоглазое насекомое тёмная ворожея; холода давно уж не пугали горбатую ведьму. Ну и против физического уничтожения сумела она путём долгих, многолетних изысканий, изматывающих тренировок да магических экспериментов найти какую‑никакую, а защиту. Во‑первых, запашок от падальщицы исходил такой «приятности», что по идее, любой условный воробушек, зажав клювик лапками в отвращении, должен был молнией шарахнуться от неё прочь. И во‑вторых, научилась Урсула значительно ускорять свой процесс перевоплощения, практически мгновенно приспособившись как превращаться в муху, так и ещё более шустро оборачиваться затем назад в человека. Никто из известных ей чародеев аль волшебниц не умел делать это так быстро, как она, чем чёрная ворожея весьма гордилась. Но помимо очевидной эффектности данного процесса для глаза, моментальное обращение оказалось очень полезным навыком, не раз впоследствии спасавшим жизнь старой ведьме. Главное было – лишь вовремя заметить надвигающуюся опасность и успеть обернуться в обратку.

«Ну а там уж посмотрим, кто кого сожрёт!» – прокряхтела про себя умалишённая колдунья, тем временем подлетая к конечной цели своего путешествия, а именно к располагавшейся недалеко от южных ворот неказистой харчевне, которая именовалась…

На заднем дворе

– Атаман, мы очень рискуем, переминаясь здесь на пятках уж столько времени! Пафнутий нас тут же ему сдаст, коли прочухает, что ты хотя бы косвенно причастен к гибели княжьего племяша! – пугливо проскрипел высокий, тощий как жердь человек, нервно кутаясь в видавший виды полотняный плащ и натягивая одновременно поглубже весь в заплатках капюшон. Опасливо озираясь по сторонам, он продолжил: – Этот взбесившийся рыжий вепрь, видимо, по всему Мирграду рыскает в поисках нас! Мне бы не хотелось повторить судьбу Музислава и его ухарей, ибо лапа у Ратибора – тяжелее некуда, ента все знают! А уж когда он в ярости, так я вообще бы предпочёл находиться от этого огромного зубра как можно далее, желательно в‑о‑о‑н на том жёлтом полумесяце, что начинает степенно выглядывать из‑за облаков… – слегка недоумённо воззрившись на неподвижно замершего перед ним неказистого человечка с мутными очами, который безмолвно уставился куда‑то вдаль и, казалось, периодически поводил носом, будто пытаясь унюхать что‑то или кого‑то, длинный верзила озадаченно хрюкнул, не преминув при этом пустить шептуна по ветру.

– Не фуняй, Селедар, – неодобрительно поморщился спустя пару секунд Тихомир. – Не перебивай мне запахи важные. И прекрати так трястись, аки камыш при урагане! Трактирщик нас не выдаст, ибо очень боится Пафнутий как за свою жизнь, так и за детишек… И не зря ведь! – бывший главный советник князя мерзко ощерился, впрочем, тут же зло бросив в пустоту: – А Емельян, похоже, выжил, как ента ни странно! Неужель я промазал? Бывает же!.. Сноровку теряю… Засиделся в палатах государевых, а безделье даром никому не проходит!.. Ладно, может, сдохнет ещё! Иглу‑то по рукоятку ему засадил!