– На днях возьмём мы эту неприступную твердыню, – не разгибаясь, глухо прошелестел в пол Геркант, весь пунцовый от ярости и стыда.
– На днях⁈ – Эдиз, не спеша уминавший гроздь очень редкого розового винограда, объёмистый ящик которого недавно привезли из Ослямбии специально для императора, аж поперхнулся при этих словах. В гневе вскочив на ноги, старший в роду Кайя, хрипло прокашлявшись, яростно швырнул полуобглоданную виноградную кисть в спину распластавшемуся перед ним полководцу и заливисто возопил на всю округу, обильно брызжа при этом слюной: – Мы четыре месяца не можем уже их сломать! Целых четыре, ты понимаешь⁈ Да раздери тебя Чёрный бог на свиные отбивные, бездарный остолоп! Это же уму непостижимо! У нас населения в одном Нурязиме в двенадцать раз больше, чем всё их войско, вместе взятое! Полмира сейчас наблюдает за Ослямбской империей и втихаря потешается; я стал посмешищем в глазах всего Запада, ты разумеешь или нет⁈ По последним данным, наши потери составляют уже более тридцати тысяч воинов! А сколько усопло вечным сном этих варваров, а⁈
– От силы сотен двенадцать‑пятнадцать, – крякнул удивлённо Джушукан, по новой отхлёбывая из наполненного только что безмолвной рабыней кубка. – Поразительная эффективность…
– Это была не моя идея после неудачи, постигшей нас при первом штурме, устраивать вскоре второй и третий!.. – зло пробурчал себе под нос Геркант. – Там мы и потеряли столько шалмахов…
– Ну вот, – Джушукан пакостно хихикнул. – Это, оказывается, я оконфузился, что уболтал тебя, старший брат, на те безрассудные атаки… Кажись, наш бравый военачальник нашёл, наконец, виновного в своих неудачах!
– Я чего‑то не врубился, ты сейчас на Джуша хочешь всех собак повесить? – Эдиз недобро вытаращился на своего воеводу.
– Никак нет, владыка! – Геркант всё так же не разгибался в низком поклоне. – Моя вина самая большая!
– Хорошо, что ты это признаёшь!.. Посему надо бы снять башку с плеч… допустим, одному из твоих заместителей! Например, Батуру, он мне никогда не нравился. Ну и паре тысяцких да пятёрке сотников… Показательно! Ты меня услышал?
– Да, повелитель! Будет сделано! – сипло гаркнул в пыльный ковёр военачальник Ослямбской орды.
– И скажи спасибо, что твоя погремушка с плеч долой первой не слетит! Пригодишься мне ещё, благо верный, как собака…
– Спасибо, владыка! – Геркант облегчённо выдохнул, впрочем, всё так же не поднимая загривка.
– Пожалуйста! – саркастически ухнул Эдиз, после чего, малость остыв, плюхнулся на россыпь пуховых валиков и уже спокойнее пробурчал: – Ряху ко мне задери. Почему думаешь, что на днях захватим град? Никак, вифирийские катапульты готовы?
– Так точно, повелитель! – военачальник вскинул голову, обежав быстрым взором небрежно развалившихся напротив на мягких шёлковых сидушках императора и его родного младшего братишку.
– А с чего решил, что русичи их не спалят, как лихо сожгли до того наши осадные башни?
– Пусть попробуют!.. – Геркант недобро оскалился. – Если честно, очень надеюсь, что они опять рискнут выкинуть нечто подобное… Но в этот раз мы будем их ждать!
– Ну‑ну!.. Как‑то ента всё не особо убедительно звучит… – владыка Ослямбии задумчиво хрюкнул, а затем вперился в преданно на него вылупившиеся глаза полководца. – Завтра идём на решающий штурм. И оплошать мы не можем, хватит нам позора! Посему подстрахуемся да пустим в ход тёмную силу…
– Государь!.. – попробовал было вяло возразить Геркант, но его оборвали на полуслове.
– Не обсуждается, мой верный пёс! – Эдиз грозно зыркнул на раболепно склонившегося перед ним воина, заставив того живо прикусить язык. – Весь свой запас попыток взять цитадель русов без применения чёрной магии ты исчерпал с лишком! Теперь будет как завелось: пущай наша уважаемая колдунья склонит чашу весов в сторону Ослямбской империи. Осечек у неё не бывало, в отличие от тебя! – правитель Солнечной державы повернул голову налево и раздражённо прошамкал: – Покажись уже, полноте прятаться! Я ведь знаю, что ты здесь! Как думаешь подмогнуть нашему вояке в его нелёгком ратном деле? Обсуждали с тобой намедни, без изменений всё?
– Угу, а чему меняться‑то? Испытанная временем тактика! Всё так же кумекаю, что надобно русичей обезглавить, дабы панику, раздор и смуту посеять в их рядах! – раздалось неприятное скрежетание прямо из воздуха, мало напоминая собой человеческий голос. Древняя колдунья медленно материализовалась аккурат перед опешившими лицами находящихся в шатре. Лишь император не выказал никакого удивления, только неодобрительно фыркнув на этот, надо признать, очень эффектно выглядевший трюк. Сколько раз уже он его лицезрел, так к нему до конца и не привыкнув. – Но до этого опять мне встретиться треба с местными нашими крысками, о которых говорили уже. Союзники видные у нас имеются по ту сторону заборчика, и енто удача довольно редкая! Нужно всего лишь подсказать им, чем они помочь могут! А у меня, как знаешь, есть для них задание… И крысята в случае чего знатно подсобят, не сомневайся, государь! Но взамен тебе придётся им кое‑что пообещать…
– Да в курсе я, чаво хотят эти предатели! Обтолковали уже… – Эдиз презрительно скривился. – Обдумал я милостиво их просьбу нижайшую и, так уж и быть, даю слово, что они это получат!.. Так им и передай! Лишь бы оказались полезными да помогли захватить Мирград и, соответственно, убраться отсюдова пошустрее! А то страсть как надоело мне в этой глуши задом на пуховых перинах елозить!.. Здесь мошкары, клопов, клещей да комаров как грязи! Чем‑то, конечно, похоже на мой дворец в Золотом граде… Очень уж местные насекомые напоминают толпу моих придворных в Кулхидоре! Ну да ладно, это всё пустомельство… В общем, действуй, Урсула! Как обговаривали!..
– Наши сподвижники за стенами хотят гарантий… Ведь ты в последний раз не сдержал своё обещание…
– Этот последний раз был и первым, старая! В виде единичного исключения! – в бешенстве процедил сквозь зубы властитель Ослямбского королевства, у которого, совершенно очевидно, толстой занозой сидело где‑то в глубине души то данное, но не сдержанное им слово князю Святославу, когда между ними утрясались условия памятного поединка Ратибора против одиннадцати аскеров. – Посему клянусь Ахриманом, я выполню наш уговор с предателями, пущай не сомневаются! Так будет, ибо это гутарю я, владыка самой могущественной в мире империи! – Эдиз запальчиво вскочил на ноги. – Это всем ясно⁈
В императорском шатре, внутри которого, кроме, собственно, самого правителя, его брата Джушукана, а также преданного военачальника Герканта да Урсулы, никого более и не было, воцарилась тягучая тишина, в конце концов прерванная «дивным» кряхтением старой ведьмы:
– Яснее некуда!.. – тёмная ворожея обернулась к Герканту и негромко, но отчётливо прошамкала: – Вифирийские камнемёты держи в полной боевой готовности! Как я завтра ворочусь оттудова, жахнешь по Мирграду парочку‑другую залпов. Ента только усилит панику и сумбур, что там царить уж будут к тому времени. Ну и, ежели повезёт, брешь в стене проделаешь. Хотя, кумекаю, ента может и не понадобиться, коль всё срастётся, как планирую…
– Как ты проникаешь в город, досточтимая? – согласно кивнув, задал не очень умный вопрос озадаченный полководец. – Там высота у оградки не менее семи метров… Опять с помощью магии, да?..
– Ента уже моя забота, и сей вопросец бестолковый должен твой пустой котелок тревожить менее всего! Лучше поведай‑ка мне: вороньё всё перебили в округе, как было велено?
– Угу. Правда, я так и не понял, чем тебе помешали эти вредные пернатыши… Каркают, что ль, слишком хрипловато для твоих нежных ушек?.. – Геркант вопросительно покосился на ведьму. – Впрочем, это нас не касаемо; но поупражнялись в стрельбе из лука мои бойцы на пташках добро… Слегка увлёкшись и ещё голубей изведя до кучи. На пару с воробушками… а также дятлами, сороками, совами, клестами и…
– Ай, молодца! Ну, слава Ахриману, хоть тут сдюжили твои воители. Впрочем, ента треба ещё проверить… – Урсула скороговоркой прошептала забытые древние словеса, быстро запахнула накидку хамелеона и тут же растворилась в воздухе, лишь тихо прошелестев напоследок: – Ну всё, не скучайте тут без меня, господа! К утру ворочусь… – из ниоткуда раздалось едва различимое, удаляющееся злобное похихикивание, резко перешедшее в детский, жалостный плач, не вызывавший, впрочем, и толики сострадания ни у кого из тех, кто его хоть раз слышал. Ибо за ним тут же шёл пробирающий до костей, пронзительный ужасный вой.
