С радостным рёвом, с помощью своей старушки Ратибор быстро уложил спать вечным сном оставшихся варгов, затем не без удовлетворения оглядел дело рук своих: последние три с половиной десятка отступников нашли свою погибель в Проклятой долине. Наконец, дюжий великан поднял глаза; его пылающий синим пламенем взор столкнулся с чёрным пеплом, застывшим в карих очах Мельванеса. С минуту маг и воин буравили друг дружку гневными взглядами, после чего широкоплечий витязь мрачно проворчал: – Ну чего, дерьмо гусиное, похоже, пришло время замарать о тебя лапы!..

– А ты обожди покамест, остолбень рыжий, обожди!.. – язвительно прокудахтал в ответ направившемуся было к нему Ратибору тёмный волхв. – Ведь к тебе незванцы нежданные на краюшку хлебушка пожаловали, уж уважь гостей, встреть как положено… В общем, развлекайся, дубина, я занят! – нетерпеливо взвизгнул шаман. – Как освободишься, так и поговорим за жизнь да за то, как на Руси существовать тяжко без мозгов‑то! Ибо только безмозглые бараны смеют переть против меня, о чём, впрочем, все сильно жалеют опосля! Все, без исключения! – Мельванес, на время потеряв интерес к рыжебородому воину, вновь склонился над Лудогором. Забытые страшные словеса ветром разнеслись по округе, раскатистым эхом отражаясь от цепи горных пиков, окружавших Твердоземье.

Ратибор же, обернувшись, поражённо уставился на нового жутковатого противника. Со всех сторон к нему спешно стекались… местные жители! Точнее, то, во что они превратились за время столь длительного простоя. Грязные, оборванные, с торчащей из их голов и туловищ самой разнообразной сорной травой вроде лопушков, одуванчиков с чертополохом да васильков с репейником, они молча скопом двигались на опешившего рыжего исполина. Но самым страшным в облике живых мертвецов, бредущих к Ратибору, были глаза. Точнее, их отсутствие; в пустых глазницах у большинства виднелись лишь зелёные ростки жизни, что прорезались неведомо какими путями аккурат на месте очей жителей лощины.

– Прах и пепел, как этот некромант вонючий умудрился их оживить⁈ Вот ведь отродье гнилушное!.. Он начинает меня раздражать! Да чтоб этот колдунишка молот Сварога на морозе облизал… – молодой богатырь могучим ударом секиры развалил буквально пополам первого подошедшего к нему ссохшегося противника, после чего угрюмо бросил приближавшейся толпе, насчитывающей уже несколько десятков мертвяков: – Я бы предложил вам решить дело миром, да боюсь, вы меня не услышите… – мощный взмах двуручного топора отрубил второму нападающему правую руку по плечо, но тот, лишь чуть притормозив и не издав при этом ни звука, вытянул вперёд левую длань да всё так же продолжил двигаться прямо на Ратибора, пока следующий удар не снёс ему голову с плеч, опрокинув туловище на землю. Но и это был ещё не конец. У рыжебородого ратника волосы встали дыбом, и не только на макушке, когда он увидел, как безголовый оппонент, помогая себе лишь одной оставшейся у него лапой, медленно пополз в его сторону.

– Да чтоб тебя!.. – секира опустилась в очередной раз, разрубив жуткое тулово пополам. – Похоже, с этими вялыми одуванами придётся повозиться, ибо то, что мертво, убить снова сложно… Но можно!..

– О Мара, богиня смерти! – тем временем протяжно, нараспев заголосил тёмный колдун. – Пришло время исполнить нашу договорённость! Сердце могучего Тол‑Авара, на протяжении многих лет бессменного вождя дха‑кари – твоё! Верни же моего сына из царства мёртвых, как обещала мне в ночных видениях! Искра жизни ещё одна тлеет в нём… И это честный обмен! Смерть одного великого воина за жизнь другого! Баш на баш! Я сдержал слово, выполни и ты своё обещание!

«Как же ты глуп, человече, – громогласно и вместе с тем насмешливо тут же раздалось в голове у Мельванеса, заставив того испуганно упасть на колени, – раз думаешь, что можешь у богини что‑то требовать да условия ставить! Но сделка выгодная для меня, а знаешь почему? – глумливый гортанный смех, мало похожий на женский, как молотом по наковальне гулким эхом зазвенел в черепе мрачного некроманта. – Потому что я получила сердце могучего турса заместо жалкой, никчёмной душонки твоего плаксивого сынка! Да сотня таких, как он, не стоят и клока шерсти Тол‑Авара! Потому забирай своего отпрыска; обмен удачный, с какой стороны ни глянуть! Заодно проучу тебя, чтобы не совался более туда, куда не следует!.. Не принесёт тебе радости воскрешение это… Ибо царство мёртвых – моё! – горячим ветром обдало медленно поднимающегося на ноги Мельванеса. И тихий, как будто удаляющийся шепоток прошелестел напоследок в его мозгу: – Но ты был прав в одном, колдун: рядом с тобой два великих воителя… Сердце одного теперь принадлежит мне, а второго – вполне себе бодренько бьётся в радостном вихре битвы! И вот его заставить остановиться ты не сможешь, ибо не по зубам тебе этот витязь, не по зубам…»

– Это мы ещё посмотрим! – зло рявкнул в небеса тёмный шаман, после чего перевёл взгляд на сына: сердца турса рядом с его головой не оказалось; Мара забрала своё. Между тем Лудогор сначала задрожал, а потом и вовсе забился в конвульсиях, бешено колотя по поверхности алтаря руками и ногами. Вслед за этим, вдруг резко успокоившись, он сел и повернул к Мельванесу изуродованную физиономию, попытавшись было что‑то произнести, но безрезультатно; свёрнутая набок челюсть к разговору явно не располагала.

– Один миг, обожди… Возможность вещать сейчас ворочу тебе! Голосовые связки восстановим… – чародей приблизил к лицу воскресшего бойца посох и прошептал на непонятном наречии несколько слов, опосля бросив Лудогору: – Готово, говори!

– Кто ты? – через несколько секунд равнодушно прозвучал первый вопрос. – И кто – я? – тут же последовал и второй.

– Ты что, ничего не помнишь, сынок? – Мельванес задумчиво уставился на своего отпрыска. – И никого?..

– Нет… Я твой сын?

– Да! – колдун довольно улыбнулся. – О да! И звать тебя Лудогор! Ты великий воин! Вставай, славные дела ждут нас! Для начала надобно вернуть трон Варграда, по праву тебе принадлежавший…

– Что за дерьмо Перуна! – раздался громогласный рык, мгновенно сменивший радостный оскал тёмного волшебника на кислую мину. – Ты зачем, баловень неразумный, фекалька плесневелая, воскресил своего белёсого приблуду в таком непотребном виде⁈ Куда же он хотя бы жратву пихать будет себе, с такой‑то башкой разбитой⁈ Нет, если, конечно, туда же, куда я не смею предположить, то есть тем же самым местом жевать собирается, коим на нужник присаживается, тогда я умываю руки и вопросов более не имею… – Ратибор, слегка отвлёкшись от рубки местных жителей на перегной, не мог не вставить свои пять медяков, когда увидел присевшего на алтаре Лудогора с проломленным черепом.

– Варград подождёт!.. – мрачно прошипел тёмный волхв. – Всё‑таки для начала мы заставим заткнуться эту наглую, самодовольную рыжую задницу!

С этими словами Мельванес создал на конце посоха приличных размеров огненный шар, да выбрав подходящий момент, когда рыжебородый богатырь оказался к нему спиной, запулил свой магический снаряд под пятую точку Ратибора, намереваясь проделать с ним тот же фокус, что и с Тол‑Аваром, то есть подбить ногу и лишить манёвренности, скорости и подвижности. Но в самый последний миг правую ступню колдуна свело от очередного болезненного приступа, в результате чего судорожная оторопь, пробежавшая по телу, сбила прицел, запулив кипучий шарик аккурат в одну из избушек.

– Вот ведь потроха Карачуна!.. – Мельванес тут же повторил свой фокус с огненным снарядом, бросив его по новой, но могучий витязь, уже ожидавший что‑то подобное, боковым зрением заметил летящий в него сгусток плазмы да совершил стремительный кувырок в сторону, ловко увернувшись от волшебной сферы, пролетевшей мимо широкоплечего воина и вонзившейся в одного из местных, тут же вспыхнувшего, как вязанка хвороста. Чародей, снова злобно выругавшись, практически мгновенно создал и метнул ещё один шар, но ситуация повторилась: Ратибор опять уклонился от светящегося ядра, после чего выдернул свой одноручный топорик из груди лежащего недалече варградца да с силой запустил его по красивой дуге в сторону ошарашенно захлопавшего глазами шамана. Мельванес, испуганно пригнувшись, почувствовал, как вдруг дёрнулась его правая рука с посохом; тут же послышался непонятный перезвон, и стеклянная крошка осколками окатила ему длань. Тёмный волхв непонимающе посмотрел на себя, потом на вставшего, наконец, с алтаря Лудогора и, убедившись, что тот цел, вздохнул с облегчением, язвительно проорав в сторону молодого богатыря: – Кажись, ты промазал, шатунёнок!