– Угу. Дальше чего?
– Я – Карбус!
– Да что ты лялякаешь! – ехидно кашлянул Ратибор. – Ну‑ка, хрюкни ещё раз, желе бесформенное, ведь боги любят соображать на троих…
– Ты ведаешь, с кем балакаешь⁈ Карбус, это я! – встрепенулся в гневе пухлый верзила. – Вся округа дрожит в страхе от одного упоминания моего имени!..
– М‑дя? В таком случае сделай милость, не серчай, хряк оплывший, что меня не потрясывает, а на ха‑ха пробирает, – едко усмехнулся могучий русич. – Но уж больно забавно ты курлыкаешь, рыхлый…
– Барбуля! Ты знаешь это имя? – Карбус, сжав кулаки размером с добрую гирю каждый, в бешенстве начал брызгать слюной, спугнув с насиженного места Володия с Емельяном, боязливо сиганувших в угол, за спину своему громадному приятелю.
– Хм, доводилось слышать! – Ратибор же так и не двинулся, разве что под налившимися кровью очами тучного ворога не спеша отхлебнул кваску прямо из кувшинчика.
– Это мой старший брат! Он пришёл за твоей башкой, когда за неё по весне назначили награду в триста золотых, и более я о нём ничего не слышал! – протяжный неистовый вопль разнёсся по кабаку. – Отвечай немедля, где Барбуля, покуда я с тебя шкуру живьём не содрал!
– Кхы, ента ж всё объясняет! А то вижу я смутно всплывающую в памяти объёмистую тень и начинаю кумекать, что мне отвар из дурман‑травы, поди, подсунули, ибо не должна она тутова маячить! Емелька, ты оказался прав, тулово‑то знакомое! – Ратибор облегчённо выдохнул, нагло уставившись в маленькие глазёнки откормленного толстяка, и невинно продолжил: – А бабуля твоя студнеобразная пала смертью храбрых. Прими мои искренние соболезнования! Билась отчаянно, да, но не сдюжила!.. А вот где захоронили тот кусман сальца толстозадый, я не в курсе, уж не серчай…
– Как она погибла… тьфу, он! Как он погиб⁈ – пухлый воитель с ненавистью сверлил зенками вальяжно откинувшегося на лавке рыжебородого ратника. – Поведай‑ка перед смертью…
– Самоубийство, ента грех… – брякнул многозначительно Емельян, при этом не без сочувствия покосившись на тугодумного головореза.
– Как‑как, налетел маковкой на свой же ятаган. Не без моей помощи, конечно… – между тем Ратибор звонко хрустнул костяшками пальцев. – Но сдох быренько, не изволь волноваться по этому поводу! Так уж и быть, по доброте душевной рассказал тебе перед кончиной… Твоей, естественно!
– Ты, рыжая псина, кажись, не расслышал меня⁈ Я Карбус, а Барбуля – мой любимый брат!..
– Чего заладил‑то одно и то же? Плевать я хотел на тебя да на твоего покойного братишку, понял меня, слизень⁈ А за псину я кое‑кому сквознячок в черепе устрою сей миг… Емеля, проследи, чтоб мой квасок ждал меня в целости и сохранности! А то одна жирная тушка ща ка‑а‑а‑к хлобыстнётся где‑то рядышком… – Ратибор не спеша принялся подниматься, но в это мгновение по широкой дуге внезапно просвистела шипастая палица, метя в голову молодому богатырю. Рыжая грива резко качнулась в сторону, стремительно уклоняясь от неожиданного удара. Утыканное ржавыми гвоздями навершие самодельной булавы, лишь слегка чиркнув по огненным космам на лбу, полетело по инерции далее и, вдребезги расколошматив практически полный кувшин с любимым янтарным напитком могучего гиганта, глубоко впилось в добротную дубовую столешницу, крепко в ней застряв. Разлетевшийся вдребезги жбан знатно окатил расплескавшимся квасом Ратибора, в наступившей после тишине заставив того грозно прищуриться и через пару секунд мрачно процедить сквозь зубы: – Ента ты сейчас зря сделал, ошмёток дерьма ослиного…
Поднявшись, дюжий ратник стремительно обогнул стол и сильно пнул в бок растерянно заморгавшего Карбуса, заставляя того отступить на пару шагов назад и выпустить из волосатых лап рукоять плотно засевшей в столешнице булавы. Младший брат Барбули явно рассчитывал одним махом закончить противостояние, внезапно и подло саданув своей жуткой дубиной по ряхе нахального оппонента. Но что‑то пошло не по плану: тот оказался на удивление проворным, и лишь тоненькая кровавая бороздка, проступившая над левой бровью Ратибора, свидетельствовала о том, насколько близко к цели пришёлся коварный удар.
Могучий витязь вырос перед своим противником, и зал, неотрывно наблюдающий за начавшейся схваткой, поражённо ахнул, ведь изумляться было чему. По росту оба бойца оказались равны, а по ширине плеч Ратибор, явно куда лучше сложённый, и вовсе превосходил оппонента. У последнего, правда, оказались чуть длиннее да мясистее руки, что только добавляло чудовищной, корявой непропорциональности телосложению Карбуса. По трапезной прошелестел торопливый шепоток: завсегдатаи с азартом принялись делать ставки, кто кого одолеет.
Пара свирепых исполинов же, изготовившихся к поединку, всё сверлила друг друга враждебными взглядами, пытаясь одновременно предугадать следующее действие замершего напротив соперника. Ратибор не потянулся за притулившейся в уголке позади секирой, а болтающиеся на поясе чеканы с ножом не спеша выложил на стол, очевидно, рассчитывая на честную рубку на кулаках. Только вот его враг явно не страдал подобным благородством.
Не выдержав повисшего в воздухе напряжения, Карбус сграбастал левой рукой молодого богатыря за ворот рубашки, спустя миг нанося снизу вверх резкий удар зажатым в правой длани кинжалом с причудливым, слегка изогнутым, волнистым лезвием, выхваченным им за секунду до этого из ножен на ремне. Ратибор ловко поймал на лету, за кисть лапу с необычным стилетом, и в тот же момент здоровенный разбойник резко дёрнул на себя рыжебородого берсерка, одновременно пытаясь всадить ему шишковатый покатый лоб в лицо. Но несокрушимый мирградский великан снова оказался быстрее: опять отклонив физиономию чуть в сторону, он увернулся от пришедшегося лишь вскользь страшного удара, после чего сам жёстко сцапал противника правой ладонью за густую тёмную бороду, отгрузив затем в удивлённую ряху обрюзглого громилы уже свою плюху головой, тут же сломав тому нос. Раздался характерный хруст, кровь фонтанчиком брызнула из перебитого шнобеля Карбуса, обильно окропляя как его самого, так и стоящего напротив Ратибора. Но массивный душегуб хоть и оказался в прострации да знатно покачнулся, но всё же устоял на ногах, так и не отпустив ворот рубахи лучшего бойца Мирграда. Тот же, наоборот, разжал пальцы, позволив бородёнке противника выскользнуть из них, и освободившейся правой лапой, стремительно сжавшейся в пудовый кулак, нанёс из‑под вражеской ручищи дезориентированному противнику снизу вверх резкий, короткий, но вместе с тем мощнейший апперкот в челюсть. Чудовищной силы удар непомерно и неестественно задрал Карбусу харю к потолку. Что‑то опять хрустнуло, и родный братец Барбули так и замер в данной нелепой позе, остекленевшими глазами уставившись в потолочные перекрытия. Ратибор же, проворно выхватив левой дланью из враз ослабшей руки противника серповидный кинжал, шустро всадил его по гарду под рёбра оппоненту, после сильным рывком дёрнув вправо, вспарывая вдобавок негодяю обширное брюхо. Но всего этого Карбус уже не чувствовал, ибо могучий крюк молодого богатыря, прилетевший малость ранее по бороде, оказывается, сломал необъятному бандиту шейные позвонки. Чуть по инерции постояв на пятках, покачивающаяся сальная туша грозного верзилы стала заваливаться навзничь, утягивая за собой Ратибора, ибо онемевшие пальцы на правой ладони рыхлого лиходея так до сих пор и не расцепились, по‑прежнему крепко сжимая косоворотку дюжего ратника. Раздался треск рвущейся рубахи.
– Да чтоб тебя, собака!.. – зло прорычал рыжеволосый исполин, поспешно выдёргивая оказавшийся довольно тупым кинжал из пуза падающего на спину громилы и лишь со второй попытки отсекая его правую кисть, так и оставшуюся висеть на вороте рубашонки. Спустя мгновение, с жутким грохотом объёмное безжизненное туловище Карбуса громко хлопнулось о пол таверны, казалось, даже слегка проломив своим весом добротный дубовый настил уютной корчмы.
В «Лисьей норе» настала гробовая тишина. Честной люд, поражённый столь быстрой расправой над казавшимся непобедимым громадным бандюганом, ошарашенно переводил взгляд с хмурого Ратибора, с угрюмым видом пытающегося‑таки отцепить от порванного ворота своей рубахи отрубленную кисть оппонента с намертво вцепившимися в полотняную ткань одеревенелыми пальцами, на его поверженного противника. Тем временем из безмерного вскрытого брюха Карбуса всё продолжали и продолжали с мерзким хлюпающим звуком вывалиться наружу окровавленные, дымящиеся внутренности.
